Через отчуждение и предрассудки веков

Через отчуждение и предрассудки веков[1]

 

В последние три-четыре десятилетия вопрос о религиозных аспектах современных социально-экономических, политических и интеллектуальных отношений обнаружил особую остроту. Трудно представить себе весь ход мировых процессов в отрыве от тех моментов внутреннего самочувствия и самосознания отдельных личностей и людских массивов, которые выражают себя именно в религиозных переживаниях, символах и традициях.

Книга проф. Пинхаса Полонского, израильского богослова и религиозного публициста, посвящена одному из самых сложных и болезненных узлов  прошлой и нынешней истории: взаимоотношениям двух родственных религий библейского корня – иудаизма и христианства.

Кратко об авторе этой книги. П. Полонский родился в Москве в 1958 г., изучал математику, библеистику, историю иудаизма. С 1987 г. живет в Израиле, преподает в университете Бар-Илан; активный участник религиозного движения «Маханаим». Само именословие этого движения, условно переводимое на русский язык, как «два стана»[1], подразумевает две ветви современного еврейства, во многом связанные не только  с преемственностью истории еврейского народа, но и с его приобщенностью к культурным традициям Запада и России. Это, во-первых, русскоязычная община Израиля, а во-вторых – русскоязычное еврейство в остальном мире.

Движение «Маханаим» считает себя последователем  знаменитого богослова и реформатора рава Авраама-Ицхака Кука (1865-1935), пытавшегося соотнести в своем учении традиционное наследие иудаизма с опытом познания и признания современного мира. Последователи рава Кука считают его и ортодоксом и модернизатором одновременно[2].

(Замечу от себя, что в нынешней российской историографии[3] обращено внимание на некоторые параллели  идей р. Кука и идей русского ортодокса-модернизатора Вл. Соловьева, 1853-1900. Действительно, в трудах обоих мыслителей поражает сходное стремление соотнести с помощью пост-гегелевского диалектического историзма представления о непростой взаимной дополнительности традиционных духовных ценностей и социокультурных вызовов современного мира).

 

Узлы противоречий

 

Сама идейная установка книги проф. Полонского – непривычна. Смысл этой установки таков: после почти что двух тысячелетий взаимных попреков, перебранок и обид необходимы попытки взаимного «оправдания» обеих библейских религий. Оправдания не в смысле какой-то судопроизводственной процедуры, но в смысле усмотрения в обеих религиях некоторой непреложной духовно-нравственной и исторической правды.

В основе рассуждений проф. Полонского лежит попытка рассмотрения двух центральных проблемных узлов в истории еврейского народа.

Узел первый – сохранение Синайского Завета[4], основные идеи которого даны в Пятикнижии Моисеевом (Торе)[5] и на протяжении долгих веков разрабатывались, конкретизировались и усложнялись в комментаторской литературе иудаизма (Мишна, Талмуд, мидраши, трактаты, афористические речения хасидов, синагогальная гимнография и духовная поэзия  и т.д.). Святость ветхозаветной традиции признается христианством, во-первых, как основа священной предыстории самого христианства, а, во-вторых, согласно апостолу Павлу, как основа духовной саморегуляции и своеобразных судеб еврейского народа вплоть до конца истории[6].

Узел второй – исторический драматизм отношений между иудаизмом и христианством, связанный с неприятием значительной частью еврейского народа учения и служения Иисуса Христа, с перемещением первохристианской общины из среды иудеев в среду «язычников»[7], с превращением христианства в государственную религию Римской империи и последующих народов римской «ойкумены» и сопредельных ей земель, со статусом евреев «христианской» Европы и Ближнего Востока как презренного и дискриминируемого меньшинства; позднее этот «христианский» подход к еврейскому народу и его религии – иудаизму (с которым не порывали ни Иисус[8], ни даже Павел[9]) – был усвоен и исламским ареалом.

На взгляд Полонского, сама парадоксальная ситуация сходства и несходства, сродства и исторической враждебности  обеих библейских религий, не просто поучительна, но творчески-поучительна для мира. Обе религии – несводимы, но взаимно дополнительны. А  основу этой противоречивой несводимости / взаимодополнительности проф. Полонский усматривает в разнице тех духовно-нравственных и философских акцентов, которые характерны для обеих религий.

Духовная доминанта иудаизма определяется Полонским как «этический монотеизм»[10], смысл которого – в утверждении идеи Личного, Единого и человечного Бога, божественного призвания человека и особого служения «народа Божия» – служения как Богу, так и остальному человечеству – именно в плане передачи народам мира духовных смыслов Синайского Послания (см. с. 12-13). Так что «избранность Израиля» (или тех, кто желает присоединиться к Израилю на путях нелегкого обращения-«гиюра»), по словам Полонского, есть не «избранность превосходства», но трудная «избранность служения» (см. с. 13-14)[11].

Духовная же доминанта христианства определяется, по мнению проф. Полонского, несколько иначе. Это – тот же «этический монотеизм» (идея Личного и человечного Бога, Единого во Св. Троице, идея Божественного призвания человека, проявленная через Мессианское служение, крестную смерть и воскресение Иисуса Христа, идея Церкви как избранного «народа Божия»). Однако, по мысли П. Полонского, исконно-иудейский «этический монотеизм» несколько сдвинут в христианстве  в сторону менталитета, языков и традиций народов Эллинистического ареала и прежде всего – в сторону той эстетической доминанты, которая присуща мировосприятию индо-европейских народов (см. с. 31-39).

Для евреев, продолжает Полонский, отчуждение от большинства человечества вследствие победы дочерней христианской религии в Западной части Старого Света обернулось на долгие века незаживающей социальной и психологической травмой. Но, с точки зрения смысла их библейского служения, эта победа оказалась и их победой, ибо значительные массивы человечества усвоили элементы библейского «этического монотеизма». Пусть даже элементы, на взгляд современных последователей рава Кука, недостаточные, но всё же – несомненные.

Согласно концепции проф. Полонского, различие в этих двух подходах к «этическому монотеизму» Библии – собственно этического в иудаизме и этико-эстетического в христианстве – определили и разницу подходов обеих религий-«сестер» к основной проблематике человеческого существования. Иудаизм настаивает на примате «дел», т.е. жизненного праксиса человека, в отношении его «оправдания» и спасения, тогда как христианство, не отрицая праведности «дел», настаивает на примате «веры» как основы внутренней самоорганизации человеческой личности.

Однако, думается мне, что оба эти начала – «делả» и «вера» – взаимно дополнительны не только в теологии и истории «сестринских» религий, но и в самом трудно выразимом духовном и общественном опыте человека. Тем паче, что и область веры в человеке – огромна, ибо сам баланс наших убеждений и познаний  включает в себя огромные массивы интуиций, догадок и представлений, не проверенных, не верифицируемых[12]. И сами наши нравственные понятия, как учат нас труды Канта или позднего Соловьева, верифицируемы не вполне, но, скорее, воспринимаются именно по доверию.

Действительно, религиозная сфера, именно как сфера человеческих представлений о безусловных ценностях, во многом строится благодаря принимаемой именно на веру идее явленного Абсолюта, превышающего все возможности нашего обиходного и условного мировосприятия. Так вот, в иудаизме эта идея связывается с высшим священным Текстом (Торой) и с базирующейся на этом тексте культурной нормой[13], тогда как в христианстве идея явленного Абсолюта связывается с Личностью Мессии Иисуса. Личностью, внутренне сродненной с теми, кто верует в Него, а через верующих – и со всем человеческим родом, с единым универсальным Адамом[14].

С точки зрения современного иудаизма, Иисус – один из проповедников и реформаторов эпохи римского владычества на Ближнем Востоке; Его служение и крестная смерть[15] – не акт вселенского Искупления, но лишь один из трагических эпизодов  древней истории.

Вот именно здесь, в этой области мышления и веры и лежит основной смысловой водораздел между двумя библейскими религиями. И здесь, у этого водораздела, обе религии как бы вопрошают друг друга, а заодно и всё человечество, всю человеческую мысль и культуру.

Христианство вопрошает иудаизм: достаточно ли одних лишь духовно-нравственных правил и усилий нравственного подвижничества отдельных смертных людей для спасения человека, а через него – и мира?

Иудаизм же вопрошает христианство: достаточно ли было земного служения и подвига Иисуса Христа для окончательного спасения мира? Завершил ли Иисус на Земле Свой мессианский труд? И какие задачи возложил Он на Своих последователей? И на высоте ли этих задач Его последователи?[16]

Короче, за этими взаимными недоумениями и вопрошаниями стоит общий религиозный и философский вопрос о неполноте «дел» без «веры» и «веры» без «дел».

Но, во всяком случае, – полагает проф. Полонский, – сами эти вопрошания, сама эта внутренняя неконвертируемость обеих религий библейского корня полезна и для них самих, и для остального человечества. Эти вопрошания теологически акцентируют важность и духовных инициатив Свыше, и важность человеческого подвижничества в судьбах нашего общего мира, нашей общей планеты. Т.е., как мыслит эту проблему Полонский, эта контроверза иудаизма и христианства есть, по существу. И основная проблемная контроверза религиозного сознания как такового. И эта ее акцентировка (как контроверзы не взаимного исключения, но, скорее, неразменного взаимного дополнения) мыслится важным творческим актом познания человека и самопознания человечества (см. с. 106).

 

Напластования истории

 

Как мы видим, чисто теологическая постановка проблемы, предпринятая П. Полонским, выглядит весьма драматично. Но куда драматичнее выглядит проблема в историческом ее измерении.

Евреи были единственным религиозным меньшинством, которое «терпели» Византия и традиционная католическая Европа. Терпели с презрениями, уничижением, периодическими резнями и погромами. В основе этой традиционной и столь проблематичной «терпимости» исторического христианства в отношении еврейского меньшинства лежала восходящая еще к Августину и Иоанну Златоусту доктрина, которую нынешняя христианская мысль со стыдом за прошлое  определяет как «теология презрения».

Смысл этой «теологии» примерно таков. Евреи, будучи носителями Откровения в дохристианскую эпоху, в массе своей не признали Христа: «пришел к своим, и свои Его не приняли»[17]. Разумеется, Христос, ради духовных заслуг их предков, помилует и спасет их во Втором Пришествии[18]. Конечно же, индивидуальные христианские обращения отдельных евреев могли всячески приветствоваться, но в целом, этот – по традиционно-церковным понятиям – «строптивый» и «жестковыйный» народ следовало держать, что называется, в черном теле, т.е. во всяческом унижении и презрении (см. с. 150-152).

И лишь Новое время, вследствие Реформации и ужасов религиозных войн среди самих христиан и религиозной плюрализации Европы поставило былую «теологию презрения» под вопрос. Хотя огромное влияние «теоретически» разработанного и закрепленного в массовых фобиях и предрассудках  «церковного» антииудаизма  на последующий «светский», «расовый» антисемитизм не подлежит сомнению. Но ныне об этом открыто говорят и пишут и многие христианские историки и богословы[19].

 По мысли П. Полонского, два общеизвестных фактора, если не упразднили, то, выявили (по крайней мере, в глазах мыслящей части христианского мира) вопиющую несостоятельность «теологии презрения».

Во-первых, это гитлеровский геноцид, проходивший под лозунгами антихристианского, «светского» расизма, но – при попустительстве, а подчас и при позорном активном соучастии значительной части христиан. И притом – не только необразованной массы, но и части духовенства[20] и интеллигенции. И в то же время – идея христианской святости была подтверждена мученичеством многих сотен людей, спасавших евреев от гитлеровской машины человекоубийства.

Во-вторых – это возникновение Государства Израиль как следствие не только «европейских» гонений и истреблений, но и двухтысячелетних чаяний самого еврейского народа.

Полонский рассказывает в этой связи: в Иерусалиме, близ Яффских ворот, находится цилиндрический камень с выбитой на нем после штурма Иерусалима римлянами в 70 г. н.э.  латинской надписью: «Здесь стоит римский Десятый легион. Евреев в этом городе нет, и больше никогда не будет» (с. 208).

Нет ныне ни Десятого легиона, ни живой латыни, ни самой Римской империи, ни древнеримского этноса и гражданства. А вот народ, изведавший почти две тысячи лет изгнания, преследований и истреблений, – есть. И снова – в Иерусалиме…

Согласно книге П. Полонского, все эти великие сдвиги во всемирной истории должны внушать и христианам, и иудеям новый взгляд друг на друга: иудаизм – отнюдь не религия формалистов и «богоубийц»[21]; христианство – отнюдь не религия инсинуаторов и погромщиков, но религия с огромным нравственным и креативным потенциалом, присущим «этическому монотеизму».

Обе эти несводимые религии роднят по-разному акцентируемые идеи любви к ближнему. А через любовь к ближнему – и любви вселенской. Более того, современное христианство по-новому переосмыслило идею священной ценности ветхозаветных текстов именно для христиан. В этом плане, в книге проф. Полонского выявлены следующие три положения.

1)                                             Синайские заповеди не отменены для евреев, но исторический статус этих заповедей свят и для христиан[22].

2)                                             Ветхозаветная история – неотъемлемая часть генезиса и наследия самого христианства; отказ от Ветхого Завета (к чему призывали некоторые гностики в начале Христианской эры или немецкие «либеральные» богословы XIX – начала ХХ в.) равносилен отказу христианства от собственного генезиса, от собственной символической базы и от собственной легитимации. Т.е. – по существу – отказу от Нового Завета и от Самого Христа (см. с. 150).

3)                                             Креативность истории еврейского народа, который иные, на манер Арнольда Дж. Тойнби, объявляли исторической «окаменелостью» (fossil), не прекратилась и в период истории Новозаветной.

К этому последнему наблюдению проф. Полонского я хотел бы добавить еще и следующее.

Еврейская диаспора была рассеяна по множеству культурно-исторических ареалов – от берегов Тихого океана на Востоке до африканских берегов Атлантики на Западе. Но нигде, как именно в Европе, – вопреки всем притеснениям и кровавым эксцессам – еврейская история последних двух тысячелетий не развила такого потенциала человеческой креативности:  от средневековых философов и ремесленников до Эйнштейна и Бергсона; о нынешних мастерах науки, философии и поэзии я уж не говорю. С XVIII в. аналогичный процесс затронул Новый Свет и территории Российской империи. По-видимому, при всех трудностях и болях ситуативной истории, творческий потенциал христианства[23] не мог не оказаться контекстом и стимулом  для интеллектуальной и художественной истории еврейского народа…

 

Проблемы диалога

 

В свете всего сказанного проф. Полонский формулирует следующую концепцию иудео-христианского диалога и – шире – диалога межрелигиозного: не унизить собеседника, и не «обращать» его в собственное подобие, но, скорее, лучше понять самого себя и своего собеседника в том открытом контексте взаимной неразменности, дополнительности  и несводимости, в котором живут и дышат история, мысль и вера (см. с. 54-55).

В качестве основной предпосылки для иудео-христианского диалога именно с иудейской стороны, Полонский указывает на ту разработанную в талмудическом и средневековом иудаизме идею, согласно которой любой почитающий Бога, нравственный и благорасположенный к людям иноверец достоин спасения[24]. В качестве же несомненной предпосылки плодотворного диалога со стороны христианства автор указывает на следующие три документа:

1) уже упоминавшуюся Соборную декларацию “Nostra aetate” (1965) об отношении Католической церкви к иным религиям и исповедующим их людям, в частности, пункт 4 этой Декларации, снимающий все исторические наветы на еврейский народ и дающий высокую оценку монотеистической традиции иудаизма;

2) декларацию группы американских католических и протестантских богословов (о. Джон Павликовский и др.) «Священнй долг: о новом подходе христианского учения к иудаизму и еврейскому народу» от 1 сентября 2002 г.; в этой декларации содержится и такая мысль: «Христиане не могут во всей полноте понять иудаизм без учета его пост-библейского развития, – которое само по себе способно сделать христианскую веру глубже и богаче» (с. 174-175);

3) документ группы православных священнослужителей и деятелей культуры из разных стран (среди них – и такие известные русские богословы, как о. Владимир Зелинский, игумен Иннокентий Павлов, о. Иоанн Свиридов) «Узнать Христа в Его народе» от 20-27 апреля 2007 г.; в этом документе, в частности, указывается, что более глубокое проникновение в историю иудаизма и еврейского народа должно послужить делу примирения и самих христиан.

Первый документ общеизвестен и переведен на все основные языки мира; вторые два документа, выражающие личные мнения весьма широкого круга христианских интеллектуалов, приводятся в книге П. Полонского полностью (см. с. 172-184).

Возникает вопрос: а как же быть с третьей «сестринской» религией, хотя и не признающей священный авторитет ветхозаветных книг, но всё же религией библейского корня – с исламом?

По мысли проф. Полонского, и на ислам также распространяется выработанная, выстраданная в ходе иудео-христианских интеллектуальных и духовных контактов методология диалога. Ислам, указывает Полонский, – та же религия «этического монотеизма», что и иудаизм и христианство, но – с особым акцентом на общинный, коллективистский менталитет восточных народов; возможно, полагает Полонский, это соотнесение «этического монотеизма» и специфического менталитета народов Востока и составляло и продолжает составлять одну из важнейших всемирно-исторических смысловых основ ислама[25]. Иное дело, что для вступления в полноценный диалог с иудео-христианским Западом / Севером исламу требуется избыть всё еще бурлящие в нем силы конфессиональной ненависти («джихадизма»)[26]; однако в общем контексте всех перипетий прошлой и возможной будущей истории все три религии библейского корня  выступают, скорее, как метафизические «союзники», нежели противники (см. с. 216). Во всяком случае, принцип взаимной дополнительности и взаимной неразменности этих трех внутренне сродных, но всё же несхожих проявлений всечеловеческого духа оказывается важнейшим современным принципом человеческого самопонимания и взаимопонимания (см. с. 170, 216)…

Остается лишь поблагодарить проф. Полонского за эту книгу, которая, не скрывая межрелигиозных и межкультурных противоречий, пытается (именно отдавая себе отчет в глубине этих противоречий!) обосновать принципы человеческого диалога, которые более всего отвечали бы не только современной действительности, но и самому внутреннему складу современной социогуманитарной научной мысли.