Моисей Урицкий - чекист, который пытался быть человечным

Статья известного писателя и публициста, посвященная главным образом главе петербургского ЧК Урицкому, с точки зрения редакционной коллегии журнала новых концепций слишком снисходительна к герою повествования. Начальник чекистов, зверствовавших в Петербурге с момента создания ЧК, мог сделать сравнительные послабления, но ангелом быть не мог. Однако широкий взгляд на проблемы первых лет Революции и работы ЧК, в котором, возможно, не все сотрудники были злодеями (хотя следования нормам христианской морали и правил цивилизованного общества начала двадцатого века от них ожидать невозможно по самому характеру службы, зловещей по назначению) представляется полезным и даже необходимым. 

Минул век

С 70-х годов прошлого века начал формироваться устойчивый стереотип: вся советская история - это непрерывная цепь злодеяний и насилий над народом со стороны большевиков. При этом сознательно стирались все принципиальные различия между большевизмом и сталинизмом. Сталинизм представлялся как продолжение ленинизма, как его законное дитя. За этим «ритуальным» выводом о полном родстве большевизма и сталинизма скрывается попытка «кондовых» русских националистов переложить все преступления сталинистов на евреев, боровшихся за мифически справедливое общество.

А началось это ещё с критики Хрущевым культа личности Сталина, когда он положительно оценил его борьбу с троцкизмом, который вел страну якобы к реставрации капитализма.  Хрущев тем самым оправдывал, в первую очередь,  себя, -  активного участника той борьбы, и партию, уже не имевшую ничего общего с созданной Лениным.

Однако, не найди тогда Хрущев активного себе пособника в лице Солженицына, вряд ли этот перекос в восприятии исторических событий оказался бы столь устойчивым. Солженицын превосходно справился с «партийным» запросом: обвинить в преступлениях сталинского режима евреев, участвовавших в становлении советской власти. В книгах Солженицына еврейские имена так выпячиваются, что только они и остаются в памяти читателя.

Бывший марксист-ленинец Солженицын, игнорируя многие очевидные факты, доказывал, что Сталин был верным учеником Ленина. Хотя репрессии периода гражданской войны были обращены на вооруженных заговорщиков, а репрессии сталинского режима – на безоружных людей, недовольных режимом. Революция боролась с явными врагами и поэтому не нуждалась в подлогах, сталинская же бюрократия боролась за собственные привилегии и вынуждена была скрывать свои истинные цели, и т.д.

С подачи Солженицына утвердилось мнение о том, что Октябрьский переворот был «ленинско-еврейской» революцией. Подменяя исторический взгляд на события Октября 1917 года националистическим, Солженицын и др. создавали антисемитские книги, в которых под видом критики советской власти фальсифицируется история с целью оболгать еврейских участников Октябрьского переворота: Троцкого, Свердлова, Каменева, Зиновьева, Урицкого, Ягоду и др., превратив их в злодеев.

В революции, действительно, участвовали представители нацменьшинств: поляки, грузины,  евреи, латыши, немцы, финны и др. Это было вполне естественным в условиях многонационального государства российского. Но революция от этого не могла ведь стать ни польской, ни еврейской, ни какой другой. Солженицын сознательно подменил цели русской революции еврейским происхождением отдельных её участников.

 Одним из таких «злодеев» сделали руководителя Петроградской ЧК (ПЧК), бывшего «левого коммуниста» Урицкого, которого назвали «Петроградским Робеспьером», хотя его методы борьбы с контрреволюцией были куда более умеренными, чем применявшиеся тогда ВЧК в Москве.

Урицкий был назначен Главой ПЧК после эвакуации правительства в Москву в ночь с 10 на 11 марта 1918 года. Эвакуация была вызвана угрозой оккупации Петрограда. 18 февраля истек срок перемирия между Германией и Россией. Немцы перешли в наступление и устремились на Петроград. Столица была объявлена на осадном положении.

Руководство ВЧК также приняло решение эвакуировать в Москву всю комиссию в полном составе. Из Петрограда в Москву вывезли все архивы ВЧК, и сотни узников остались в заключение без документов, свидетельствующих о причинах их ареста. Неоднократные просьбы Урицкого вернуть следственные дела на заключенных в Петрограде Дзержинским были проигнорированы.

Из-за этой ситуации отношения между Урицким и Дзержинским испортились с самого начала. Когда комиссар по внутренним делам Прошьян, который открыто проявлял враждебность к институту ВЧК, разработал всесторонний план организации охраны порядка в Петрограде, который включал использование профессиональной «гвардии» Комитета революционной охраны Петрограда и рядовых граждан, привлекаемых к исполнению функций по охране порядка по месту жительства, Урицкий его поддержал, и не возражал против роспуска ПЧК.

Их взгляды на будущее ПЧК разделяли большинство членов Петроградского бюро ЦК большевиков. 13 апреля Петроградское бюро ЦК рассмотрело проект резолюции, предложенный Иоффе, - упразднить ВЧК и ПЧК, поскольку они «более вредны, чем полезны». В результате было вынесено решение «комиссию Урицкого ликвидировать». Дзержинский направил Зиновьеву телеграмму, в которой предельно ясно выразил свое несогласие с роспуском ПЧК.

Однако угрозы росли с астрономической скоростью. На Дону, на Кубани и Северном Кавказе возникли очаги мятежа, на северо-западе, в Мурманске и Архангельске, из-за высадки экспедиционных сил союзников вновь возникла опасность оккупации Петрограда - теперь уже Антантой. Восставшими частями Чехословацкого корпуса была захвачена Самара, где делегаты Учредительного собрания сформировали антисоветское национальное правительство — Комитет членов Учредительного собрания, или Комуч, который объявил себя наследником власти Учредительного собрания. В середине лета в Петрограде началась эпидемия холеры - крупнейшая в истории города. Всё это сняло вопрос о ликвидации ПЧК.

Урицкий, один из немногих имевший высшее юридическое образование, был заинтересован в восстановлении порядка не столько путем террора, сколько в обуздании роста насилия, экономических преступлений и злоупотреблений властью, и поэтому он отказывался санкционировать расстрелы. Такой подход  разительно отличался от того, что делалось в Москве.

Урицкий издал предварительные правила проведения обысков, нацеленные на исключение злоупотреблений со стороны недостойных чекистов, а также на выявление и задержание фальшивых чекистов-оборотней. 

Широкую известность получил приказ Урицкого о сдаче в трехдневный срок всего незарегистрированного оружия, бомб и взрывчатых веществ. Отказавшиеся исполнять этот приказ подлежали суду революционного трибунала, но без угрозы расстрела.

Особенно был заметен контраст между Петроградом и Москвой в сфере политических репрессий. Петроградская ЧК многих арестованных, подозреваемых в контрреволюционной деятельности, воровстве и спекуляции, вскоре отпускала, особенно из числа задержанных по политическим мотивам.

Зиновьев подчеркивал, что Советской власти необходимо отказаться от прямых методов борьбы с политическими противниками. Советская власть окрепла, что ей не страшны отдельные политические противники. Рабочие и солдаты не хотят поступать с ними, побежденными в экономической и политической борьбе, так, как это делается во всех империалистических и монархических странах.

Запрет на расстрелы был распространен и на другие органы. Николаю Крестинскому, назначенному на пост комиссара юстиции в Петроградском правительстве, поручили разработать инструкцию по применению правоохранительными органами  оружия. Было отменено разрешение на расстрелы, введенное во время германского наступления.  В Петрограде этот запрет на применение высшей меры действовал до убийства Урицкого. Урицкий считал расстрелы, применяемые ВЧК, контрпродуктивными, а ее методы дознания - отвратительными. 

Дзержинский же вообще  считал Урицкого, с одной стороны, слишком мягким для должности главы ПЧК, а с другой стороны, излишне самостоятельным. Поэтому он обратился  в ЦК с предложением отозвать Урицкого и заменить его «более стойким и решительным товарищем, способным твердо и неуклонно проводить тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими Советскую власть и революцию».  

После убийства одного из самых популярных партийных деятелей Петрограда Володарского, занимавшего пост комиссара по делам печати, агитации и пропаганды в Петроградском Совнаркоме, коллеги Володарского потребовали отомстить за его убийство объявлением массового террора, чтобы не ждать, «пока всех наших вождей поодиночке перебьют».

Однако руководство города в лице Зиновьева, Урицкого, Лашевича стремилось  преодолеть подобные настроения, избежать любых эксцессов. Когда о такой сдержанной позиции Петроградского руководства  стало известно Ленину, он немедленно отправил членам Петроградского бюро ЦК резкую телеграмму: «Только сегодня мы услыхали, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы удержали [их]... Это не-воз-мож-но!»

Урицкому едва удавалось противостоять требованиям проводить расстрелы и удерживать известных политических деятелей в качестве заложников.  В Москве стали практиковать расстрел заложников в случае новых покушений на жизнь советских лидеров. Даже после убийства немецкого посла Мирбаха, Урицкий продолжал противостоять волне экстремизма, стремился избежать ненужного кровопролития в Петрограде, несмотря на официальное одобрение массового террора Пятым Всероссийским съездом Советов.

В то время в ПЧК на положении арестованных находились такие в прошлом известные политические деятели, как Николай Кутлер - высокопоставленный царский чиновник, один из лидеров кадетской партии; бывший премьер-министр Владимир Коковцев; Александр Амфитеатров - известный прозаик, литературный критик и журналист, яростный противник большевиков. Они были отпущены Урицким после допроса, больше походившего на беседу или политический диалог.

 Однако, несмотря на упорное сопротивление Урицкого, коллегией ПЧК было принято решение о переходе к практике расстрелов. Когда этот вопрос был поставлен на голосование на коллегии ПЧК, против выступил один Урицкий. И вот не прошло и двух недель, как утром 30 августа по дороге на работу на Дворцовой площади Урицкий был убит. Его застрелил Леонид Каннегисер, бывший кадет Михайловской артиллерийской академии и талантливый поэт.

21 августа в числе прочих в ПЧК был расстрелян близкий друг Каннегисера Перельцвейг. Каннегисер не мог знать о том, что Урицкий был стойким противником расстрелов вообще. Не знал он и о его попытках остановить казнь Перельцвейга и его товарищей. Имя Урицкого стояло на приказе о расстреле, опубликованном в прессе, и Каннегисер, по его собственному признанию, решил отомстить за смерть друга. По мнению Марка Алданова, «гибель друга сделала его террористом».

Ленин приказал Дзержинскому отправиться в Петроград и возглавить там расследование, а вечером того же дня на самого Ленина было совершено неудавшееся покушение.  Он выступал в тот день на двух заводских митингах. Возвращаясь с выступления на заводе Михельсона, он едва избежал смерти.

Убийство Моисея Урицкого утром 30 августа и покушение на жизнь Ленина вечером того же дня будто взорвали плотину, сдерживавшую ПЧК от безудержного террора, который после этих событий превысил всё происходившее даже в Москве. За одну неделю были расстреляны более пятисот контрреволюционеров, и еще почти столько же было расстреляно Кронштадтской ЧК.

Не прошло и двух часов после убийства Урицкого, как президиум Петроградского Совета разослал всем районным Советам, районным штабам Красной армии и комендатурам «экстренное» сообщение. В нем президиум Петросовета приказывал немедленно произвести обыски и аресты буржуазии, царских офицеров, подозрительных элементов среди студентов, госслужащих, а также англичан и французов.

Зиновьев потребовал, чтобы на этот раз, в отличие от сдержанной позиции партии после убийства Володарского,  «соответственные меры» были приняты безотлагательно. Он предложил «разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице». Лозунги, опубликованные на следующий день в газетах от имени ПК большевиков, гласили: «На белый террор контрреволюции мы ответим красным террором революции!» и «Белогвардейцы слишком долго оставались безнаказанными — настал час расплаты!»

Бессистемный характер «красного террора» в Петрограде встревожил Петроградский совет профессиональных союзов.  14 сентября он обратился к Зиновьеву с предложением установить строгий контроль и гарантии безопасности в в отношении арестов и обысков в помещениях профсоюзов и арестов профсоюзных деятелей, чтобы избежать непоправимых ошибок.

В ходе кампании по подготовке празднования первой годовщины советской власти Бокий подвел итоги деятельности ПЧК. В частности, за два последних месяца, с 15 августа по 15 октября, было заведено 1101 дело о контрреволюции. Порядка 800 заключенных были расстреляны в ходе «красного террора». Из них 512 расстрелов были осуществлены ещё до  6 сентября, и еще около 300 – в период между 6 сентября и 15 октября.

Подробнее в книгах:

Марк Аврутин. «О причинах русской катастрофы XX века»

Марк Аврутин. «От большевизма до путинизма».

Заказать книги по E-mail: redaktion@cdialog.org