Плацдарм экспансии как триггер культуры

У меня вышел небольшой «учёный спор» о роли инокультурных «плацдармов».

Есть точка зрения, что зона одной высокой культуры, в результате военных и политических пертурбаций пересекшая границу локальных цивилизаций, и лишенная впоследствии поддержки своей цивилизационной базы, поглощается и растворяется почти без следа, и прежний социокультурный рубеж восстанавливается.

Я с этим не согласился, поскольку считаю, что каждое поглощение другой культуры (сопоставимого развития, конечно), придаёт поглотившей культуре иное качество или, напротив, такое поглощение, и как предварительное условие, требует изменения качества самой культуры-поглотителя.

Для обоснования этого тезиса начну с двух моих любимых примеров.

Первый – победа Реконкисты. В её результате самая утончённая и плюралистическая культура Европы (христианская Испания не знала Тёмных веков) превратилась в Католический Халифат, создавший в Америке (включая её северные области – Техас и Калифорнию) и на Филиппинах именно государство халифатского типа, а именно – крещение даёт равноправие. 
В отличие от рабовладельческой Лузитанской империи.

Затем этот Псевдохалифат распался на суверенные республики, власть в которых взяли масоны.

Однако сама Испания, потеряв возможность стать гегемоном Европы после гибели Армады (почти синхронно с Султанатом, потерявшим после Лепанто морскую гегемонию), постепенно перешла с идентичности в качестве авангарда христианского мира на идентичность бастиона традиционализма перед лицом «Запада» (особенно «декадентских» Франции и Италии), и только 40 лет назад отказалась от этого самовыделения, ценностно стремительно подравниваясь к Западной Европе.

Мы видим, что, победив мавров, кастильцы сами на полтысячелетия стали «христианскими маврами», но в этом качестве создали особую «дочернюю» Латиноамериканскую субцивилизацию.

Второй пример – эллинизация Иудеи. Греческие города-колонии (преимущественно «Десятиградье» - область в восточной Самарии и нынешней северной Иордании) существовали в еврейском и самаритянском окружении как желток и белок.
Те из них, что пощадили непрерывные войны, стали основой будущего византийского правления, но утратили своё этнокультурное своеобразие, просто став сирийскими христианами (если не перешли в суннитский ислам).

Эллинизации иудейского царского двора, начиная с последних Маккавеев, привела только к созданию эллинистской деспотии, так же бесцеремонно обращающихся с духовной властью, как позднее и византийские императоры. 
(Тут свободу священству как раз принесла римская оккупация, требующая только лояльности империи – точно также как через 700 лет халифат принёс религиозную свободу вероисповедным меньшинствам Византии, а Ельцин – подарил коммунистам неограниченный идеологический плюрализм.)

Впрочем, тема «Правление Ирода как протовизантийская модель» ещё требует раскрытия.

Зато эллинизированные еврейские общины в эллинизированном Средиземноморье как раз и стали триггером при появлении христианского мира. 
А шесть столетий спустя - иудейские и диссидентские восточно-христианские (в основном, несторианские) общины Аравии и Йемена - триггером для появления ислама.

Можно упомянуть и триггерную роль Бунда при рождении российской социал-демократии: его ареал ("российская часть" бывшей Речи Посполитой) совпадал с ареалом лжемессианских еврейских движений, в первую очередь, "франкистов" 18 века.

Ещё можно добавить российских немцев: сперва приглашённых экспертов, например, учёных, затем, германо-латвийская аристократия (ост-зейдские бароны), но и огромное число переселенцев, приглашённых во второй половине 18 века. 
Они – почти полностью обрусели (кроме вполне традиционалистских поселений колонистов-земледельцев на Волге и в Таврии), крестились в православие, перешли на французский язык элиты.

И вдруг при государе Николае Павловиче, младшем внуке пригласившей их Софии-Екатерины, эти обрусевшие православные немцы создают второе издание германско-протестантской «суб-субцивилизации», значительно более мощной и великолепной, чем «материнская» - прусско-саксонская.

А вот французам, несмотря на то, что они очень долго были заказчиками интеллектуальной моды, всеобщий характер французской речи и значительного числа оказавшихся в Российской империи французов – и аристократы-эмигранты и пленные, создать из России «Вторую Францию» не удалось, так и остались они преимущественно в «сфере сервиса».