Есть нечто особенно зловещее и пугающее в том, что приказ об уничтожении десятков, если не сотен, тонн еды отдал сын блокадницы, потерявшей в голодном, осажденном реальными, а не вымышленными врагами Ленинграде ребенка.
Не вызывает сомнений, что президент России, как и многие его сверстники, родившиеся в послевоенном Ленинграде, "с молоком матери" впитал бережное отношение к хлебу насущному в самом широком смысле этого слова. Мне неизвестно, сохранилось ли это отношение у него сегодня на "бытовом", "неполитическом" уровне, но я убежден в том, что оно присутствовало изначально – просто не могло отсутствовать в той семье, где он родился.
Уничтожение продуктов, да еще в таких циклопических масштабах, это грех (по крайней мере, в той христианской системе ценностей, на верность которой так истово присягает сейчас околокремлевская элита). Это многократный грех для страны, в анамнезе которой не только блокадный Ленинград, но и голодомор (и не надо ссылаться на то, что он был в Украине – тогда это была одна страна), и голодающие Поволжья, и столетия недоедания десятков миллионов крестьян, во многом сформировавшие русскую культуру такой, какой мы ее знаем сегодня. И если, несмотря на все это, человек на такой поступок решается - это значит, что в душе у этого человека сейчас Ад.
Злой огонь
Горящие стога снеди – плохой знак. "Видимый" огонь есть лишь отражение того незримого пожара, который полыхает в сердце человека, волею судеб поставленного править огромной многострадальной державой. Гремучая смесь из амбиций, обиды, страха и подозрительности превратилась, в конце концов, в психологический "коктейль Молотова", который прожигает броню врожденного практицизма, граничащего с цинизмом, и заставляет принимать все более абсурдные и иррациональные решения.
История учит нас тому, что специальные печи для пармезана – это вовсе не предел для извращенно-воспаленного воображения.
Этот "злой огонь" исподволь уничтожает все живое, все здоровое и разумное, что когда-то было. И не совсем понятно, где он остановится – от массового уничтожения продуктов до массового уничтожения их производителей не такой большой шаг, как многим кажется. Большая война дышит миру в спину. История учит нас тому, что специальные печи для пармезана – это вовсе не предел для извращенно-воспаленного воображения.
"Великая продовольственная война" есть необходимое следствие накопления иррационального в жизни России в последние годы. Строго говоря, она была неизбежна с тех пор, как Кремль от Олимпийского факела зажег факел "крестового похода" против американского империализма.
С этого момента в цепочке вытекающих друг из друга шагов каждое следующее действие оказывалось сумасброднее предыдущего - "Крым наш" и война в Донбассе, санкции и контрсанкции, санкции против тех, кто не выполняет контрсанкции, продуктовое аутодафе. Не от хорошей жизни жгут сыры и колбасы, а от плохой. Это жест отчаяния озлобленной души, жест бессилия и мести – мести не кому-то конкретно, а "низменной" человеческой природе, не способной постигнуть и оценить возвышенных смыслов контрсанкций.
Наперекор основному инстинкту
В этом мрачном предзнаменовании грядущих темных времен есть, однако, и светлая сторона. С практической точки зрения контрсанкции и, тем более, ритуальное сжигание еды бесполезны для режима.
Последствия контрсанкций, особенно в той гротескной форме, в которую они теперь вылились, будут аналогичны последствиям сухого закона в США.
Какой бы абсурдной ни казалась политика Кремля образованному классу в последние годы, она была эффективна именно потому, что до сих пор двигалась в русле обывательского инстинкта. Кремль был в своем абсурде един с массой, не без выгоды для себя выражая ее комплексы и заблуждения.
Теперь же Кремль впервые за многие годы пошел наперекор основному инстинкту обывателя. Это чревато последствиями, - перефразируя Маркса, можно сказать, что нет такого преступления, на которое не пошел бы обыватель ради того, чтобы вкусно поесть.
Глобальные социально-экономические последствия контрсанкций, особенно в той гротескной форме, в которую они теперь вылились, будут аналогичны последствиям сухого закона в США.
Американское бутлегерство стало питательной средой возникновения и роста организованной преступности, привело к диспропорциям во всей экономической системе. В конце концов, власти вынуждены были отступить и вернуться на почву реализма. Теперь вот Россию ждет бурный рост "фудлегерства".
Природа рано или поздно возьмет свое. Если бы мое личное состояние позволяло мне делать выгодные инвестиции, то я бы вложил все имеющиеся деньги в пищевую промышленность Армении, Белоруссии и Казахстана, которым и без всякой Ванги можно сегодня предсказать процветание. Если "огнеупорная" политика Кремля продержится достаточно долго, то все известные нам до сих пор формы организованной преступности покажутся школьной забавой. Одновременно с этим в России произойдет удвоение, но только не ВВП, а коррупционной составляющей во всех экономических операциях.
Следствием резкого ускорения этих двух параллельных процессов - криминализации и коррупционного перерождения государственной машины - станет лавинообразное нарастание той самой иррациональности в жизни общества и государства, которая, собственно, и породила сегодняшние пожарища. В этой ситуации есть одна надежда – фундамент может треснуть раньше, чем окончательно снесет крышу…