Южный фронт России

Еще неделю назад читал я на Интернете западную прессу и поражался: как быстро ворвалась опять Россия в самый центр мировых событий, как все превозносят то, что называют тактическим успехом Путина.

Financial Times: «Владимир Путин действительно умеет взять в свои руки весь спектакль… он оказался в центре внимания… блестящий тактический ход, утверждающий мощь России». 
Washington Post: «Путин опять переиграл (outmanoeuvred) Обаму». 
The Economist: «Если бы только у Обамы было больше путинской дерзости…»

Вот комментаторы. Фарид Закария, пожалуй № 1 в Америке сегодня: «Путин поддерживает своего союзника и борется с его врагами. По сравнению с ним, Вашингтон и Запад в целом — в глубочайшем замешательстве. США являются союзником иракского правительства в его борьбе против суннитских боевиков и в то же время по ту сторону границы, в Сирии, борются на стороне этих же суннитских боевиков, когда они воюют против режима Асада… До сих пор Запад в Сирии сочетает максималистскую бескомпромиссную риторику с минималистскими, неэффективными действиями.

Джон Маклафлин, бывший заместитель директора ЦРУ: „Все, что мы сейчас делаем, будет определяться присутствием русских и их влиянием“. 
Про сенатора Маккейна и говорить нечего, он мечет громы и молнии, прямо утверждая, что лидерство Обамы потерпело крах. Что ни почитаешь, кого ни послушаеш — одно и то же: Путин, говоря по-русски, дал дрозда, выкинул номер, преподнес сюрприз, всех ошарашил и оставил с разинутым ртом. Часто звучит термин game changer, „фактор, меняющий весь ход игры“. 
„Россия вернулась на Ближний Восток. Путин контролирует ситуацию“ — как будто сговорившись, повторяют слово в слово комментаторы по обе стороны океана, на BBC и CNN.

Могут сказать: а чего, собственно говоря, добился Путин, если оставить в стороне воздушные атаки, которые еще неизвестно к чему приведут? В чем тактический успех, что изменилось по существу, в реальности, где такие факты? Отвечу: еще в Древнем Риме был афоризм: „Commovent homines non res sed de rebus opinionеs“ (двигают, или возбуждают людей не дела, а представления о делах). Важны п р е д с т а в л е н и я о реальности, а не сама реальность. Не сами вещи, а то, что люди о них думают. Perception trumps reality, как говорят англосаксы, представление бьет козырем действительность.

Во время войны солдаты каждой из сторон убеждены, что целиком виноват враг, но так ведь не может быть, а истины никто из них не знает. Помню, в конце 40-х годов абсолютно все были уверены, что в Америке фашистская власть, а президент США в точности как Гитлер способен начать нас бомбить в любой момент. Убеждение народа, общественное мнение формируются даже не обязательно лишь под воздействием пропаганды, направляемой властью. Часто это имеет глубокие исторические, психологические корни.

Российское население в своей массе верит самым чудовищным антизападным бредням не только благодаря телевизионной фальсификации событий; телепропагандисты знают и чувствуют, что думает и что хочет слышать народ, и именно это ему и выдают. Ложное представление об устройстве мира закрепляется.

Если весь мир шумит, если государственный деятель оказался в центре внимания, затмил и отодвинул в сторону все другие проблемы — значит, это громкий и несомненный успех. Россия, о которой после Крыма и Донбасса в западном мире уже привыкли думать чуть ли не как об изолированном и опозорившемся изгое, вдруг выскочила как черт из табакерки, и где? В самой горячей точке земного шара.

Путин вышел из-за кулис на мировую авансцену и, пройдя мимо остальных остолбеневших актеров, бросил в лицо моментально притихшему, вытаращившему глаза залу: „Вот перед нами чудовище, враг человечества. Все с этим согласны и никто ничего не может сделать. Так Россия может! Мы беремся за дело, и вас всех зовем с нами объединиться! Отбросим разногласия! Одна всеобщая коалиция, совместные действия, дадим отпор монстру, задушим и задавим его, изолируем и возьмем измором!“

Это было предложение, от которого нельзя отказаться, и оно фактически, благодаря СМИ, было сделано еще до того, как Путин выступил на Генассамблее, его речь только подтвердила уже сложившееся представление о прорыве, организованном Россией. Неважно, что если обратиться к деталям, сразу обнаружилось бы, что, например, персона Башара Асада торчит как плотина на пути процесса урегулирования. Да кому он на Западе опасен сейчас, после достижения урегулирования с его покровителем Ираном.

Обама в своей речи назвал его тираном — ну и что, это нужно было, чтобы поменьше рычали и вопили Маккейн, Эрдоган, саудовские правители. Обама давно понял, что Асад — это меньшее зло по сравнению с ИГ, и через какое-то время можно было ожидать, что американцы от него отстанут, тем более, что абсолютно всем было уже ясно одно: Путин не сдаст Асада, резко выросшее российское военное присутствие в Сирии — гарант того, что враг не пройдет ни к Дамаску, ни в Латакию. По крайней мере шансы на компромисс были.

Вот тут бы и остановиться. 
Нет, не остановились. 
Начали воздушную войну. 
Не хватило чувства меры? Не берусь судить.

Ясны только два факта: войны ударами с воздуха не выигрываются —это раз. Сухопутную операцию Москва проводить не собирается — это два. Значит, расчет только на те " наступательные операции сирийской армии», о которых четко сказал Путин, обозначая временные границы действий российской авиации. Так вот: из чего видно, что эта армия способна на что-то большее, чем оборона — и то лишь с помощью России — тех примерно 20% территории страны, которые она сейчас контролирует?

Давно уже маячит один вопрос: почему сирийская армия, вооруженная с головы до ног весьма неплохим российским оружием, имеющая и самолеты, и вертолеты, и танки, и артиллерию, и всякие виды ракет, четыре с лишним года не может справиться с теми, кого Асад называет жалкими бандами террористов, преступников, наемников и пр.? Ведь у оппозиции не было и нет ни авиации, ни танков, ни орудий, только ракетные установки, минометы и стрелковое оружие.

В чем дело? В поддержке населения, что всегда очень важно в партизанской войне? Вовсе нет; наоборот, после того, как два года тому назад в Сирию из Ирака ворвались банды исламистских изуверов, немалая часть даже суннитского населения, не говоря уже об алавитах, христианах, друзах, курдах, поняла, что дамасское правительство — это меньшее зло, и поддержка Асада выросла. Правда, впоследствии правительство, как всегда, наломало дров, авиация Асада убила массу мирных жителей, и весьма красноречиво выглядели кадры, показывавшие хлынувших в Европу беженцев: полно молодых мужчин, часть которых, видимо, бежала от зверств ИГ, но немало и тех, кто просто спасался от призыва в армию Асада.

Выступая летом по телевидению, Асад впервые признал нехватку людских ресурсов для вооруженных сил. И все же не это главное, потери несет и противник. Боевой дух, моральный фактор, мотивация — вот что важнее всего. Элитные алавитские части воюют неплохо, в целом в армии офицерский корпус в основном состоит тоже из алавитов, но основная масса солдат — это суннитские парни, призывники, не желающие умирать за алавитскую власть, становящуюся все более чуждой для них по мере того, как война становится религиозной, межконфессиональной. Им противостоят бойцы беспощадные и бесстрашные, для которых величайшее счастье — умереть за веру.

Скажут, что зато на стороне Асада воюют бойцы ливанской Хизбалла, шииты, не менее мотивированные и воинственные, чем их суннитские противники, а также отряды иранского спецназа Корпуса стражей исламской революции. Верно, но ресурсы этих двух контингентов не безграничны, они несут серьезные потери, а тем временем силы суннитских исламистов растут: за последний год только из-за границы прибыло 30 тысяч человек, сейчас этот поток, видимо, возрастет, так как пропаганда джихадистов теперь ударит во все колокола, разглагольствуя об образовании единого антисуннитского фронта шиитов и крестоносцев, включающего уже и Россию.

Вообще надо считаться с возможностью широкой антироссийской кампании среди суннитского населения прежде всего в арабских странах, но также и в широком исламском мире; при этом нельзя забывать, что и большинство российских мусульман — сунниты.

Опять же могут сказать, что ИГ — вовсе не такая уж непобедимая сила, пример — курдский город Кабане на турецкой границе, где многомесячные бои закончились поражением исламистов. Но ведь там против ИГ воевали отряды курдского ополчения, и надо понять одну важнейшую вещь: на Ближнем Востоке по-настоящему эффективными вояками можно считать лишь ополченцев, защищающих свою общину, конфессиональную или этническую. Курдские пешмерга («идущие на смерть»), шиитская милиция в Ираке, Хизбалла в Ливане, джихадисты-сунниты, сирийские алавиты — вот это отважные, мотивированные бойцы, а правительственная армия и в Ираке, и (в значительной степени) в Сирии не идет с ними в сравнение.

И не потому ли правители тех самых арабских государств, которых российские руководители собирались привлечь в «новую коалицию» (Саудовская Аравия, Иордания, Египет) ровно год так и не решаются бросить в бой против ИГ свои прекрасно вооруженные войска? Подозревают, видимо, что их суннитские армии вряд ли проявят энтузиазм в боях против суннитов ИГ; да и сами эти правители опасаются восстановить против себя свое население участием в одной коалиции с Америкой, Ираном и шиитами.

А вот Россию сейчас обвинят в том, что она оказалась именно в этой коалиции; скажут, что разногласия Москвы и Вашингтона — всего лишь видимость, а на самом деле есть негласный антисуннитский фронт (а следовательно и антиисламский, ведь сунниты не признают шиитов настоящими мусульманами). Абсолютно ложное мнение, но напомню: представление бьет реальность. Теперь оно обернется против нас.

А тем временем воюющие в Сирии исламисты — как ИГ, так и Джабхат ан-Нусра и Ахрар аш-Шам, сейчас объединившиеся под зонтиком Джейш аль-Фатах , т.е. Армии Победы (и хорошо бы раз навсегда покончить с путаницей: это не оппозиция и не повстанцы, а пришельцы из Ирака, осколки Аль-Каиды) — вполне возможно, отбросят в сторону свои разногласия, перестанут воевать друг с другом, оставят в покое Свободную сирийскую армию (она и составляет ядро умеренной оппозиции, воинства повстанцев) и создадут единый фронт против армии Асада.

В городах, в уличных боях, где российская авиация не сможет эффективно действовать хотя бы из опасения гибели огромного числа мирных жителей, преимущество безусловно будет на стороне террористических исламистских группировок.

И что тогда? Прекратить бомбежки и перейти к выполнению ограниченной задачи: оборонять «алавитскую крепость» Асада — Дамаск, Хомс, Хаму и родную землю алавитов, Латакию? Но это уже и сейчас обеспечено нашим военным присутствием, для чего же нужно было начинать бомбежки, восстанавливать против себя суннитское сообщество, своими руками разрушать недавно улучшившиеся отношения со странами Залива и с Египтом? А другой вариант: все-таки отправить танки и пехоту. Тогда — груз 200. Как это воспримет наш народ, какова будет реакция в мире? В памяти всплывают смутные очертания Вьетнама. Афганистана…

Но вот главный аргумент, которым меня будут бить: ты что ж, не признаешь, что Исламское государство, запрещенное у нас — это угроза для России? Не за арабов там наши летчики воюют, а за нашу страну. Башар Асад — да пес с ним, о себе надо думать, убивать их там, пока сюда не пришли.

Все признаю, и раньше вас стал об этом говорить, давно возражал тем, кто считает, что ИГ — это всего лишь заблудившиеся леваки, это, мол, пройдет. Но надо четкость в голове иметь. Спросите «простых людей» на улице, многие скажут, что надо там этих гадов уничтожать, пока не поздно. Боятся, что воинство ИГ окажется здесь. Это вздор, кто их пропустит через Турцию или Иран или Закавказье? В Центральной Азии — возможно, но не те молодчики, которые сейчас воюют под Хомсом, а другие, объединившиеся с афганскими муджахедами.

Войска ИГ здесь не появятся, угроза в другом, она двойная: во-первых, вербовка добровольцев, во-вторых, создание экстремистских ячеек, вступление на путь террора. И боюсь, что российские бомбы, падающие на боевиков, а заодно — нельзя исключать — и мирных арабов— суннитов, дадут нашим врагам-террористам гораздо больше простора, больше аргументов для ожесточенных атак на российскую власть и для вербовки.

Тезис будет такой: Россия встала открыто в ряды врагов ислама, надо ей противостоять. И тут я вспоминаю разговор с одним моим коллегой, египетским профессором, исследовавшим идеологию исламистов, на конференции в Александрии лет пятнадцать тому назад. Я спросил его: что эти люди могут иметь против русских? Он ответил: «А кого убивают русские солдаты на Кавказе ? (тогда шла война в Чечне). Тех, кто провозглашает : „Аллах акбар!“, а это наш мусульманский клич, значит, считают исламисты, намного ли русские лучше американцев и сионистов?» Вот вам и прообраз пропаганды, с которой мы столкнемся.

Так что же, закрыть глаза на исламистскую угрозу? Уж кто-кто, а я из года в год твержу о том, что именно радикальные исламисты, салафиты-джихадисты, а не американцы, представляют собой реальную опасность для России. Америка не пошлет террористов устраивать взрывы в Москве, а эти изуверы — запросто. Но бомбежками не разгромишь — это мощное, глобальное движение, демагогически опирающееся на искаженно интерпретируемые основы Корана.

Можно уничтожить тысячи и тысячи боевиков, но на свете полтора миллиарда мусульман, неужели не найдутся новые? Более того, крах нынешнего ИГ превратит Халифат в коллективного мученика. Проповедники скажут: «вот, наконец мусульмане встали с колен, возродили Халифат, и целая коалиция врагов, от Америки до России, включая Тель-Авив, погубила его, в следующий раз будем действовать более эффективно».

Бороться, разумеется, необходимо, в блоге нелепо стараться развертывать эту тему. Но в конечном счете только сам ислам должен вылечиться от тяжелой болезни.

Может быть, я полностью неправ, каких-то главных, решающих вещей не учел, наше руководство знает в сто раз больше меня, все учло и продумало? Может быть. Дай то Бог. А вдруг, используя выражение бессмертного Черномырдина, хотели как лучше (избавить мир от террористического монстра и утвердить на долгие времена великий престиж России в мире), а получилось…