>> << >>
Главная Выпуск 11 Considerations and thoughts*
Considerations and thoughts*

ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ СОСТРАДАНИЕ - ЭТО ГУМАНИЗМ ИЛИ БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ?

Алина Ребель
Декабрь 2015
Опубликовано 2015-12-20 10:00
Десять дней назад я написала текст «Разделенные в смерти». Мне казалось невероятным, немыслимым это разделение погибших на своих и чужих. И вот минувшая пятница стала очередным кровавым кошмаром. И интернет вдруг взорвался – не от возмущения по отношению к нелюдям, хладнокровно стрелявшим и взрывавшим в Париже, и даже не от скорби по тем, кто ушел. Интернет-жители взялись обсуждать, чьи жертвы более жертвы, чья скорбь более светлая, чьи слезы более настоящие. И вопрос, стоит ли раскрашивать свои аватарки в цвета французского флага и почему, собственно, до сих пор не раскрашивали их в цвета флагов других стран, где происходили трагедии, оказался самым мучительным, самым важным на сегодня.
 
 
Я сейчас напишу очень жестокое и непопулярное, но оды вряд ли помогут выжить в этой войне. Спор о том, почему мы скорбим в одном случае и остаемся безразличны в другом, разрешается очень просто – мы скорбим там, где красиво. Извините за цинизм, но Париж – это гораздо красивее, чем Кения. А там ведь тоже сто с лишним детей погибло от рук того же ИГИЛа. И тоже совсем недавно.
 
Но Кения – это как-то не про нас, не про наши ценности, не про войну цивилизаций, о которой писали те, кто отстаивал свое право красить лицо в цвета французского флага. Или вот Сирия та же, в которой ежедневно гибнут сотни мирных жителей, в которой расстреливают и обезглавливают, насилуют и разрывают на части заживо. Но Сирия – это тоже не про нас, не про наши мечты.
 
Зато Париж испокон веков для всего мира является символом чего-то невероятно прекрасного, романтичного и про любовь. Что уж говорить о России, в которой еще во времена Грибоедова «французик из Бордо» был эталоном манер и нарядов, а цвет нации мечтал «увидеть Париж и умереть».
Мне, в общем, понятна обида тех, кто спрашивает, почему же так не скорбели ни в России, ни в мире по жертвам авиакатастрофы в Египте. И хотя погибло двести человек, фэйсбук не предложил раскрасить аватарки в цвета российского флага, в европейских столицах тоже не раскрасили архитектурные памятники в российский триколор, мир опечалился, но не содрогнулся. Мне понятна эта горькая обида, о которой сегодня многие пишут в российском сегменте интернета. Мне понятно вот это «А как же мы?», когда получается, что Париж ценнее, значимее, больнее.
 
Мне также по-детски больно и страшно, потому что Париж был поздно ночью 13 ноября. А несколькими часами ранее, 13 ноября днем, Яков и Ноа Липман ехали со своими двумя сыновьями в дом к старшей дочери на субботнюю трапезу. Этот обед должен был стать настоящим праздником: через три дня у дочки была назначена свадьба. Нарядные, счастливые, они купили цветы и ехали веселиться и пить вино, греться в кругу семьи, строить планы на будущее. Ноа специально испекла пироги… Всё это закончилось в один миг, когда на перекрестке неподалеку от Хеврона их машину обстреляли из автоматов. Яков и его старший сын погибли. Младший вызвал «скорую» своим окровавленным близким. Это случилось в час дня в ту самую пятницу, тринадцатого. До самого вечера об этом не было ни слова ни в европейских СМИ, ни в российских, ни в американских. Их смерть никто не заметил, этот теракт был одним из более чем шестисот нападений, случившихся здесь, в Израиле, за последние месяцы. Не появились за это время ни аватарки с израильским флагом, ни слова сочувствия, ни призывы всем миром выступить против терроризма. Никто не приносит цветы и свечи к израильским посольствам. И только на площадях европейских столиц время от времени проходят пропалестинские демонстрации, а в американских университетах призывают бойкотировать Израиль.
 
В тот же день стало известно, что продукцию с израильских территорий, которые европейцы считают «захваченными», будут маркировать особым знаком, чтобы потребители знали: покупать ее не стоит. Маркировать евреев европейцам вообще как-то привычно. Может быть, поэтому у меня рука не поднялась раскрасить свою фотографию в цвета французского флага. Как-то он плохо сочетается с желтой шестиконечной звездой, которой помечали моих соплеменников в той же Франции во время войны. И которой, кажется, не прочь пометить и сегодня.
 
В двух ульпанах, в которых я успела поучиться за последний год, всюду звучит французская речь. Из обожаемой во всем мире Франции бегут евреи. Они бегут из своих уютных европейских городов в очень жаркий, очень дорогой и очень небезопасный Израиль. Как-то на перемене бывший парижанин с до смешного очевидным французским именем Оливье рассказал мне, почему бегут. Потому что еврейских детей бьют во французских школах. И бьют далеко не всегда арабские ребятишки, которые, конечно, влияют на умы и настроения своих одноклассников. Бьют коренные французы – потомки Вольтера и Гюго, носители цивилизационных ценностей, которые, как многие сегодня пишут, воплощает Франция. Мне сложно раскрашивать себя в цвета французского флага. Я, видимо, слишком боюсь. Не только ИГИЛа (запрещенная в России организация) – это лишь одна из угроз, постоянно нависающих над Израилем. Я боюсь того, что ни от ИГИЛа, ни от прочих наших недобрых соседей мне некуда бежать. Как некуда было бежать моим соплеменникам в годы Второй мировой войны в Европе – их не принимали, от них отказывались, их выдавали немцам. Их убивали миллионами, для начала отметив знаком – шестиконечной звездой, чтобы было понятнее, кого убивать.
 
Я всё время читаю то, что пишут выжившие во время атаки в Париже. Читаю слова милых, славных, прекраснодушных, потрясенных случившимся. Многие из них еще совсем дети – восемнадцать, двадцать, двадцать два. Им пришлось пережить то, что пережили наши бабушки и дедушки: они замирали в ужасе, погребенные под мертвыми телами, они захлебывались в крови своих друзей, они притворялись убитыми, чтобы их не заметили и не добили, они спасали друг друга, они шептали «я люблю тебя» умирающим близким, они молились: «Пронеси». Мне очень больно за них – славных, светлолицых, пришедших на концерт, а оказавшихся на войне. На той самой войне, которую они предпочитают не замечать, которая в Израиле идет каждый день, в которой нас убивают. На войне, в которой нет тактики, стратегии и расстановки войск. Есть ножи, пояса смертников, автоматные очереди из-за угла, наезды машин на пешеходов.
 
И есть Европа, которая и сегодня, раскрашивая в цвета французского флага свои архитектурные памятники, поддерживает в этой войне тех, кто нападает и будет нападать. Сегодня они пришли убивать в Париж. И обещают убивать в Лондоне и Риме. Мне больно за них – чудесных, образованных, юных, жизни которых оборвали безжалостные выстрелы и взрывы. Но мне почему-то кажется, что в Париже по мне не заплачут.
 
Пока я писала этот текст, министр иностранных дел Швеции Маргот Вальстрём, в сущности, обвинила Израиль в произошедших в Париже терактах. По ее словам, «радикализация мусульманской молодежи в странах Европы связана с тем, что палестинцы не видят для себя будущего, и эта ситуация толкает их к насилию». И у меня не получается раскрасить себя в цвета французского флага. Видимо, слишком глубоко впечаталась эта настойчивая отметина, смертельный знак, по которому нас уводили убивать с уютных европейских улочек. Видимо, слишком много в израильских ульпанах французских евреев сегодня. Видимо, слишком страшно и безнадежно то, что нас опять хотят помечать.
 
Теракт в Париже
 
 
теракт в Израиле
 
Алина Ребель
 
=================================================
     Автор о себе:

     Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре.



Алина Ребель
 

Добавить комментарий

Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Войдите в систему используя свою учетную запись на сайте:
Email: Пароль:

напомнить пароль

Регистрация
фото

Леонид Ейльман   24.12.2015 01:49

Париж
Литва, девятый форт,
Фабрика уничтожения евреев.
Время свое берет:
Стирает в памяти дела злодеев.

Но на стене мрачного каземата
Остались гвоздем царапанные знаки:
“Paris”- упрек еврейского мальчишки.
Просьба: “мстите за нас, маки!”

- Маки, ты будешь жить, а мы в тебе!
Мсти, не знай пощады!
Не могут ползать по Земле
Эти змеи, эти гады!

Малыш не плачь! Не зови свою мать!
Это Париж отправил тебя умирать!
Будь проклята Франция Виши,
Где умирали наши малыши.

Ясно вижу: перед расстрельной ямой
В свой последний миг
Стоит малыш прямо
Несгибаемо, как штык!

Мне говорят: Париж это Гюго, Дюма, Золя.
Для меня- упрек еврейского Гавроша,
Которого пригнали в литовские края:
Скрыть злодейство хотели боши.

Да! Был Париж Гюго, Золя,
Сохранились Елисейские поля,
Но душа Парижа стала иной:
Нет беспечности былой!

Хожу по набережным Сены,
А кровь клокочет в венах.
Здесь ты беспечно рос.
Кто на тебя донес?

Этот ли старик в берете:
Его раздражали еврейские дети.
Или эта чопорная мадам
Одетая ярко, не по годам.

Интеллектом озаренные лица. Дети евреев.
Красивы, как нежные орхидеи.
За что сгубили их злодеи?
Зависть мерзкого крысенка к добродушному котенку?