Буонарроти Микеланджело

Микеланджело

1

Сравнивая фламандскую живопись с итальянской,

Микеланджело отвлекается и объясняет

почему художники так необщительны.

Я даже испытываю смущение, когда Его Святейшество

спрашивает меня, почему я так редко с ним вижусь.

В течение трех десятилетий – с 1534 по 1564 – не было в Риме человека,

общение с которым ценилось бы столь же высоко, как общение с

Микеланджело. Но не было во всей Италии и человека, включая Папу

Римского, с которым было бы так трудно встретиться. Поглощенный

своими гигантскими художественными замыслами, Микеланджело

предпочитал уединение всему остальному. Словно загнанный зверь он

противился любому посягательству на его время и работу. Он решительно

отвергал все попытки римского общества сблизиться с ним, и мало кто

осмеливался праздно заговорить с ним во время его ежедневных прогулок по

улицам Рима, на пути к Сикстинской Капелле. Рим гордился этим

нелюдимым и угрюмым затворником, почитая его на расстоянии. И однако

принцы, поэты и художники, оказывавшись а Риме, искали всяческие

способы лично засвидетельствовать свое почтение этому величайшему из

художников, которого все величали «божественный». Многие из них искали

посредничества Папы Римского, но даже его Святейшеству, как бы ни

упрекал он Микеланджело в необщительности, редко удавалось увидеться с

одиноким гением, который в течение семи лет ежедневно трудился в

Сикстинской Капелле над своей умопомрачительной фреской «Страшный

Суд». Однажды, Микеланджело даже прямо сказал Папе Павлу III, что,

работая, он принесет ему больше пользы, нежели праздно проводя время в

его почтенном обществе. Ни один человек в Риме не посмел бы себе

произнести такую вольность. Но Папа Римский его понял. Микеланджело

получил полную свободу прославлять в искусстве их общую веру, и его

восторженный поклонник строго-настрого запретил кому бы то ни было

нарушать то уединение, которого художник так жаждал.

1

Все глубже и глубже погружаясь в необъятную концепцию Гнева

Господня, Микеланджело отошел от мира. Всю свою жизнь он не

прекращал трудиться, и не один город был удостоен мраморными и

живописными мемориалами его гигантских работ. В 1539 году, в возрасте

64 лет, он достиг славы и поклонения, которых хватило бы на десятерых.

Однако оглядываясь на прожитые годы, Микеланджело мрачнел душой. Он

страдал от предательств и множества интриги, он познал мимолетность

любви, он видел, как погибают люди в их безумной погоне за властью. Но на

протяжении всей своей жизни этот самый почетный гражданин Рима

любил только один город – Флоренцию, которую он когда-то защищал,

будучи главным инженером ее военных укрепления только затем, чтобы

увидеть потом, как она пала жертвой тиранов. Работая над своей

колоссальной фреской в Сикстинской Капелле, Микеланджело испытывал

тяжелую душевную усталость, и тема «Страшного Суда» как нельзя лучше

Но в 1539 году, когда мрак и уныние все больше охватывали его, в жизнь

Микеланджело вошла Виттория Колонна. Сама талантливый поэт и

патронесса искусств, она переехала из Феррара в Рим, чтобы оказаться

как можно ближе к официальному миру ее веры. Будучи вдовой уже

четырнадцать лет, она по-прежнему скорбела по своему возлюбленному

Маркизу де Пескара, скорбела и, демонстрируя свою преданность,

посвящала ему бесконечный поток сонетов,. Только вмешательство Папы

Римского не позволило этой самой одаренной женщине времен Ренессанса

подстричься в монахини. Виттория была дружна со многими выдающимися

итальянскими поэтами и гуманистами, и Микеланджело стал одним из ее

многочисленных корреспондентов. Впервые они встретились в Риме, и

между ними завязалась величайшая дружба, которая длилась до 1574 года,

когда Виттория умерла. Очарованный острым умом и широчайшей

образованностью этой женщины, художник переменился. Находясь в ее

обществе, стареющему отшельнику открылись в жизни новые горизонты, и

на смену угрюмой горечи пришла нежность. В возрасте 64 лет

Микеланджело стал возлюбленным, сочиняющим страстные сонеты

обращенные к женщине, которая сама считалась непревзойденным

мастером любовной поэзии. Разумеется, возлюбленным он стал чисто

платоническим, потому что Виктория, хотя ей и не удалось получить

разрешение стать монахиней после смерти муж, превратилась в таковую

фактически, как телесно, так и духовно, и после ее ухода из жизни

Микеланджело оплакивал Витторию так, словно он потерял сразу все:

жену, любовницу и друга. «На нее, преисполненный верностью и глубоким

почтением», писал Сидни Ковлин, «он изливал все богатство своего ума и

2

всю заключенную в нем мощь нежности и преданности». Находясь вдвоем,

они обсуждали поэзию и живопись, идеалы Платона, и тему Бога. Наконец-

то, этот печальный и одинокий Титан раскрылся. В присутствии

Виттории, мрачный Микеланджело, никогда не менявший суровое

выражение лица, научился даже смеяться! И если во всей Италии и был

человек, который мог бы, хотя бы на мгновение, занять место маркиза в ее

мыслях и сердце, то им был именно этот одаренный небесами художник.

Однако в нежности, которую испытывала Витториа по отношению к нему,

сквозило и нечто материнское: Микеланджело, с его неприветливостью и

нелюдимостью, часто казался ей просто застенчивым, несчастным

Как и Папа Римский Павел до нее, Виттория научилась никогда не

мешать работе Микеланджело. И, подобно Папе Римскому, она оберегала

его от назойливого мира. Но мягкосердечная женщина по своей натуре, она

иногда уступала мольбам людей, страстно желавших встретиться с

великим мастером. В таких случаях, выполняя настойчивые, но деликатные

просьбы посланника или кардинала, Виттория умело устраивала так, что

Микеланджело оказывался в назначенное время в назначенном месте. В 1539

году этим местом почти всегда становилось ее полу отшельническое

прибежище в Monte Cavallo, где она поселилась из-за его близости к церкви

Святого Сильвестро, в которой ее друг Фра Амброджио из Сиены. часто

читал проповеди на библейские темы. Жилище Виттории находилось в

саду, где можно было спрятаться от жары. Многие великие итальянские

художники и писатели, выказывая свое почтение этой благосклонной царице

литературы и светского Рима, наносили ей туда целомудренные визиты, .

Нет сомнения, что именно в этом укромном месте сиенский посол

Латтантио Толомей однажды представил Виттории португальского

художника Франческо д’Олланда. И, по всей вероятности, именно там

д’Олландо впервые встретился с Микеланджело. В то время португальцу

было всего двадцать лет, и вел он себя дерзко и вызывающе, но за это, как

мы убедимся позже, мы должны ему быть безусловно благодарны.

Познакомившись с Микеланджело, Франческо только и думал о том, как бы

ему снова увидеться с великим человеком. Двойная преграда – его работа и

его характер – окружавшая Микеланджело, казалась непроницаемой. Но на

свою удачу португальский юноша пришел однажды в воскресение навестить

своего друга Латтантио. Слуги сказали ему, что Латтантио вместе с

Маркизой де Пескара отправился в церковь Святого Сильвестра послушать

проповедь Фра Амброджио о посланиях Святого Апостола Павла.

Предвкушении удовольствия, которое и он несомненно получит от полезной

лекции, Франческо, не теряя времени, устремился за своим другом в Монте

3

Кавалло, и в результате этого поступка, мы стали обладателями четырех

диалогов о Живописи, которые Франческо записал, как свидетельство

нескольких бесед с Микеланджело и Витторией Колонна в тенистом саду

По неизвестным причинам эти Quatro Dialogos sobre a Pintura лежали

похороненные в Лиссабонских архивах в течение трех веков, пока их не

извлекли оттуда и не открыли всему миру. Никоим образом не являясь

законченным продуктом практикующего литератора, эти Диалоги, если

довериться памяти Франческо, раскрывают многие литературные и

художественные проблемы Римского Ренессанса и дают нам живое

представление о характере самого Микеланджело. Поистине, чудесно

наблюдать, с каким почтением художник относился к Виттории, и не столь

важно удалось ли этому молодому и самонадеянному португальцу уловить

суть отношения Виттории к великому флорентинцу, но в самом тексте

переданы некоторые интересные наблюдения. Судя по стилю изложения

Диалогов и по тем сонетам, которыми обменялись между собой Виттория

и Микеланджело,ни один из которых Франческо разумеется не видел, многие

пассажи в Диалогах звучат абсолютно достоверно, и нам становится

очевидно, что итальянцы времен Римского Ренессанса были многословны.

Возможно, такое впечатление создалось за счет бойкого пера Франческо,

но не исключено и то, что в то время было вполне уместно загромождать

разговор бесчисленными фактами и прописными истинами. Мы, несомненно,

далеко ушли от подобного словесного обмена эрудитов, но, как бы то ни

было, диалоги Франческо – также как и запись разговора сделанная Донато

Джаннотти – являются образцами римских бесед шестнадцатого века и

его легендарного гражданина номер один. «Нам крайне редко дается

возможность приблизиться к великому гению в моменты его высочайшего

вдохновения», пишет Ф. Дж. Белл в его тщательно продуманном

предисловии к собственному переводу этих Диалогов с португальского*.

«Короткие диалоги д’Олланда сумели сделать именно это…». Можно

удивляться художественному шовинизму великого человека, но нельзя

остаться равнодушным, слушая его красноречивое рассуждение о

приверженности художника своему кредо.

Однако, прежде чем вернуться в церковь Святого Сильвестр, давайте

проследим перемещения по городу самого Микеланджело в тот день. В

сопровождении Урбино, смесителя красок, художник выходит из дома,

расположенного между Квириналом и Капитолием и направляется в

сторону улицы Эсквилина. По всей вероятности эти двое увлеченнно

4

обсуждают детали завтрашней работы в Сикстинской Капелле.

Неожиданно их догоняет посыльный от Виттории. Микеланджело узнает,

что Маркиза Витториа приглашает художника составить ей компанию в

Монте Кавалло. Микеланджело с другом движутся как раз в этом

В то же самое время, находясь в церкви Святого Сильвестро, Франческо

дожидается, когда Фра Амброжио закончит свою замысловатую лекцию о

значении посланий Святого Павла. Стоит полуденная жара, и молодой

португалец мечтает посидеть в прохладном саду прилегающем к церкви.

Фра Атброджио заканчивает проповедь. Маркиза приглашает Франческо и

других присоединиться к ней в саду. Она проницательно подозревает, что

молодой художника надеялся встретить среди слушателей Фра Амброджио

также и Микеланджело. Виттория садится на одну из садовых скамеек,

любезно предлагая Франческо и Латтантио сесть рядом с ней…

 

полный текст эссе 

Сравнивая фламандскую живопись с итальянской,

Микеланджело отвлекается и объясняет

почему художники так необщительны.

можно прочитать здесь: Michelangelo