ГЕНЕАЛОГИЯ МОРАЛИ УСПЕХА

Ещё в прошлом веке, не говоря уже о более ранних временах, достижительный идеал в силу исторической инерции нередко заключался в том, чтобы стать великим или, по меньшей мере, выдающимся. В нашу эпоху амбициозность подаёт себя иначе – стать успешным. Чем обусловлено такое изменение? Какие социокультурные и метальные процессы оно отражает? Какие скрытые смыслы кодирует? Почему на фроммовский вопрос «быть или иметь?» современность со всей ясностью отвечает: «иметь!».

Социологические ответы достаточно просты, и потому недостаточны, не говоря уже об ответах публицистических. Поэтому, не будет лишним дополнить картину анализом культурологическим. Речь пойдёт об историко-культурных корнях достижительного идеала с акцентом на его моральный аспект. Иными словами, нижеследующие заметки можно рассматривать не как постмодернистскую ухмылку в сторону Ницше, а как попытку краткого историко-культурного анализа смены эпохи идеалов на эпоху интересов.Достижительный идеал сформировался в цивилизации европейского Модерна, постепенно вытесняя универсальную до новоевропейской эпохи парадигму служения. Последняя господствовала как в социоцентрических обществах условно говоря, азиатского типа, так и в обществе античном, а затем и средневековом европейском.

Западная Европа, став на несколько столетий авангардом исторической эволюции, впервые явило миру общество антропоцентрическое, т.е. основанное на идеях антропологического м аксимализма. Максимализм этот вызревал подспудно, поначалу как бы не легитимно разъедая социоцентрический монолит, изначально присущий всем монотеистическим культурам. Особенности многовекового «переваривания» античного наследия вкупе с целым рядом уникально сложившихся культурно-исторических факторов предопределило, в конечном счёте, феномен Ренессанса – эволюционного прорыва, совершив который, западные европейцы вырвались из социоцентрической матрицы и вошли таким образом в новое историческое качество. Ренессанс оправдал человеческое тело и устами флорентийских неоплатоников провозгласил принцип самостояния человека, равную его открытость добру и злу, свободу выбора и личную ответственность. Это ещё не моральный релятивизм новейших времён; ренессансный цинизм по-своему не менее одухотворён, чем ренессансный гуманизм. Но это лишь отправная точка движения к «свободе от…». Поэтому не стоит приписывать ренессансному человеку – аристотелевскому homo politicus c христианской душой и ещё очень озабоченному метафизикой черты современного западного человека. Дистанция, которая разделяет эти человеческие типы крайне важна для понимания культурной динамики Запада в целом и в контексте интересующей нас темы в частности. Чтобы в последнем наблюдалась ярко выраженная тенденция к индивидуализации: некоторые особенности антично й цивилизации можно рассматривать как исторический черновик общества потребления. Но победить эта тенденция по известным причинам не могла.

2 Эпохи архаики и древности идеи служения не знали. Она – порождение осевого переворота по К. Ясперсу (I тыс. до н.э.) в культурном сознании.

3 В обществах православного ареала единственной, пожалуй, попыткой как-то обозначитьидеи антропологического максимализма были капподокийцы. Но их философия должного развития не лучила, и свойственный восточному христианству антропологический минимализм так и остался господствовать. Кстати, расхождение именно по этому вопросу (филиоквистический спор) и привело в схизме 1054г. Католическое добавление к никейскому символу нисхождения Святого Духа «…и от сына» означало уравнивание статусов Христа с его богочеловеческой природой с Богом-отцом со всеми отсюда вытекающими выводами. Такой шаг в сторону хотя бы и робкого пока антропологического максимализма ортодоксальная (православная) церковь принять не могла.

4 Ренессансный пролог такого релятивизма был уже весьма недвусмыслен. Молодой Торквато Тассо в своей «Амите», оправдывая всё естественное в человеческой природе, приходит к нехитрому выводу: если хочется, значит, позволено.понять, как развивающийся индивидуализм вытесняет парадигму служения, как формируются и изменяются достижительные идеалы, надо обратиться к трём культурным «топосам», которые определив развитие западного общества, в сильнейшей степени отразилось и на всей его периферии, особенно ставшей на путь модернизации. Речь идёт о Ренессансе, Реформации и Просвещении5.Но прежде, следует два небольших теоретических отступления. Первое касается природы самого морального начала в истории. Не стану пересказывать общеизвестные философские представления о генезисе морали; взглянем на вопрос с несколько иной точки зрения. Опыт как естественных, так и общественных наук совпадает в «натурфилософском» наблюдении: в любых происходящих во Вселенной процессах участвуют две силы. Первая – устремлённая к неограниченному росту, расширению, ассимиляции доступного ресурса, внешней экспансии. Вторая сила, напротив, нацелена на замыкание взрывного роста структур в рамки формы, самоограничение, установление баланса сосуществования в рамках большого целого, стабилизацию ниш и зон устойчивого существования. Не будь этой второй силы, все клетки превратились бы в раковые, а складывание экосистем было бы вовсе невозможным, как впрочем, невозможен был бы и вообще любой порядок существования. Вопрос о природе этих сил увёл бы нас слишком далеко от темы в область космологических теорий. Будем просто исходить из того, что силы эти существуют.Культура – звено в эволюционной пирамиде Вселенной, и потому, нет ничего удивительного в том, что в ней действуют общеэволюционные законы и, в частности, две названные силы. Первая представлена всем, что так или иначе связывается с жизненным порывом (не в узко экзистенциалистском понимании): от простого физического самовоспроизводства до любых форм военно-политической экспансии, социального господства, доминирования, самоутверждения и репрессивности. Вторая же сила, ограничивающая бесконечное расширение и гармонизирующая социокультурных формы как раз и принимает, среди прочего, вид закона и морали. Именно они с определённого времени6 выполняют в обществе структурирующую и конфигурирующую функции. Надо ли говорить, что названные силы взаимодействуют диалектически? А это значит, что помимо противоборства, они связаны меж собой единством: одной нечего делать без другой. Из этого вытекает ряд важных выводов:– индивидуалистический аморализм – не есть результат испорченности или уклонения от Должного, а неизбывное и «законное» проявление универсальной силы экспансии. Иными словами, индивидуалистический аморализм имеет фундаментальное онтологическоеоправдание,– монистические иллюзии, рассматривающие человеческую природу либо как моральную, либо как аморальную (независимо от самого содержания моральных представлений) совершенно несостоятельны. Человек – всегда точка столкновения обоих начал,– любые образы мира без насилия, экспансии, агрессии и т.п. утопичны и абсурдны. Ни о какой окончательной победе морального начала нечего и мечтать. Вместо этого, следует адаптироваться к диалектически двойственной природе культурно-исторической реальности,– никаких «вечных моральных ценностей» не существует. Исторические формы морального сознания (как и правосознания) всякий раз отражают конкретные обстоятельства взаимодействия и противоборства двух названных сил,– рефлектирующая личность способна осознавать и свободно определять свою позицию в этом противоборстве,

5 Намеренно пишу все три термина с заглавной буквы.

6 В первобытности и архаике эти функции выполняли священные традиции и до-моральные мифоритуальные табу.– законы борьбы и их результаты на локальных уровнях, которые только и доступны отдельному человеку не переносятся на уровни глобальные. Так, к примеру, необходимость борьбы с преступностью не отменяет очевидного факта невозможности полного её искоренения. Столь же бесполезно бороться на уничтожение с насилием и агрессией, как формами выражения всеохватной силы экспансии. А вот противостоять им на локальных уровнях – необходимо.

полный текст статьи  Андрей Пилипенко Генеалогия-морали-успеха