СПОСОБНО  ЛИ  НЕПРАВОВОЕ  ОБЩЕСТВО  УЧРЕДИТЬ  ПРАВОВОЕ  ГОСУДАРСТВО?  

 

   

 

Коренной вопрос, который в решающей степени   

определит будущее России – борьба за правовое государство.

                                                                                                                                                                    

У россиян нет никаких оснований с наивной доверчивостью относится к политике правящего класса. Крах Российской империи, распад СССР и глубокое неблагополучие постсоветской России объективно свидетельствуют о предельно низком качестве стратегического национально-государственного управления, что совершенно закономерно при традиционной коррупции властных структур. Продажность государственного аппарата и национальные интересы России несовместны. Фактически продолжается процесс распада государственности, поскольку органы государственного управления обслуживают интересы не общества как целого, а, в основном, тех финансово-промышленных групп, какие оплачивают услуги конкретных звеньев управления.

 

Властные элиты современной России неадекватны задачам национального развития и за прошедшие годы убедительно доказали свою неспособность проводить политику в интересах национальной перспективы. Однако отечественный опыт ХХ в. свидетельствует: политический режим, не способный обеспечить национальное развитие, неизбежно уйдет в небытие. Это всего лишь вопрос времени. Череда разноцветных революций по периферии России – лишнее тому напоминание. К сожалению, проблема в том, какие процессы, в соответствии с нашими традициями, могут сопровождать его уход: масштабный гражданский конфликт, по прецеденту 1918-1920 гг. или локальные конфликты малой интенсивности, как в 1991-1993 гг.  Массированный вывоз капитала из России выразительно свидетельствует: нувориши сделали для себя выводы из событий октября 1917 г.

 

 

1. Государство: эффективная недостаточность

Судя по недавнему интервью руководителя администрации президента России Д.Медведева (ж-л «Эксперт», 4.04.2005), почувствовала обеспокоенность и команда В.Путина. Трудно иначе расценить настоятельную рекомендацию в адрес элит – консолидироваться, ввиду возможного коллаппса России: «тогда уж плохо будет всем». Предостережение не лишено логики, чего не скажешь о более чем оптимистической характеристике наличного политического режима в качестве «эффективной государственности». Трагедия Беслана дала жесткую оценку политике формирования «властной вертикали».  В обращении к нации президент В. Путин вынужден был признать коррумпированность суда и правоохранительных органов. Притча во языцах – системная коррупция в органах исполнительной власти, что, согласно компетентному мнению Г.Грефа, «тормозит экономическое развитие страны» (Доклад на Коллегии МЭРТ 29.03.2005) и является одной из значимых причин отказа правительства использовать стабилизационный фонд  для модернизации даже предельно изношенной инфраструктуры.

 

Председатель Совета Федерации С.Миронов в интервью «Литературной газете» (16.03.2005) констатирует: «десятки миллионов людей, по сути, обречены государством на вымирание, потому что живут ниже официального прожиточного минимума». Ему вторит аудитор Счетной Палаты, д.э.н. В.Горегляд: «Уровень заработной платы в стране недостаточен даже для простого воспроизводства рабочей силы». (Независимая газета», 11.04.2005). И это г. Медведев называет «эффективной государственностью»? Эффективное общенациональное государство последовательно проводит политику развития национальной экономики и повышения жизненного уровня народа, а не обогащения кучки нуворишей. И тогда коллапс ему не грозит. В противном случае, как свидетельствует опыт СССР, государство не спасает даже мощный ракетно-ядерный потенциал.

 

В отличие от г. Медведева, у большинства россиян ситуация в стране оптимизма не вызывает: 71% обеспокоен ростом цен (Левада Ю. Тревожная карта России. Газета. 16.08.2005); 56% населения работу правительства не одобряют (С Путиным в сердце. Газета. 28.07.2005); 42% граждан видят в России предпосылки для массовых народных выступлений, подобных тем, что произошли в Грузии, на Украине, в Киргизии (Россияне ждут «цветную революцию». Газета. 15.07.2005);  42% россиян не верят в ближайшие два года ни в какие изменения, а 22% опрошенных полагают, что перемены могут быть только к худшему (Россияне не верят в перемены. Газета. 27.07.2005).  Данные социометрии вынуждают признать: значительная часть россиян не рассматривает сформировавшийся политический режим в качестве объекта своей гражданской лояльности.

 

Проблема «государственной недостаточности» (С.Миронов) во многом обусловлена, как  стремительно растущей коррупцией госаппарата (Страна берущих. Газета. 20.07.2005), так и неспособностью идеологически разобщенного и политически дезорганизованного населения создать действенные механизмы уголовно-правовой и политической ответственности. Это развязывает руки для противоправного обогащения нуворишей за счет нужд миллионов россиян. Один из них – Р. Абрамович - признан богатейшим человеком Великобритании. Каким образом за считанные годы, в условиях деградации российской экономики, ему удалось сколотить состояние, какого не сумел создать ни один британский аристократический род за 300 лет промышленной революции?

 

Можем ли мы убедительно объяснить сами себе: почему Россия, страна богатейших природных ресурсов и многомиллионного талантливого народа движется по траектории глубокого неблагополучия? Ответ известен: воруют. Расхищение национальных ресурсов не позволяет использовать их для целей модернизации и повышения жизненного уровня населения. Выразительны констатации доклада министра внутренних дел Р.Нургалиева на заседании Совета Федерации (23.03.2005). Отметив, что преступные сообщества контролируют не менее 500 крупных экономических объектов и многие сотни миллионов долларов, министр оценил общую численность активных участников ОПГ в… 4 тысячи человек. Возникает естественный вопрос: что за государство создал народ России, если оно не способно обуздать  несколько тысяч закоренелых правонарушителей? Это полный абсурд. И ведь это тот самый народ, что раздавил нацизм…

 

Единственное, хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение столь демонстративной «беспомощности» состоит в том, что у нас нет общенационального государства, а есть коррумпированная бюрократия, которая в «в доле», среди подельников. За примерами далеко ходить не надо. В своем недавнем интервью первый заместитель начальника департамента экономической безопасности МВД РФ генерал-майор милиции Ю.Самофалов поведал: «В России происходит беспрецедентный передел собственности – захватываются как отдельные заводы, так и огромные холдинги, контролирующие целые отрасли народного хозяйства… Она осуществляется рядом олигархических групп… Основным способом поглощений стало использование «административного ресурса»… В регионах уже формируются элементы  теневой судебной системы, специализирующейся на обслуживании захвата предприятий у законных собственников» (Время новостей, 19.08.2005).

 

 

2. Экскурс в историю

Происходящее в стране свидетельствует: России не удалось вырастить минимально необходимую критическую массу национальной элиты высокого интеллектуального и нравственного качества. Корни проблемы уходят в отечественную историю. Летопись сохранила: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Придите и владейте нами». Ключевский об удельной Руси: если бы не татары, князья в клочья разнесли бы Русь. Он же, анализируя причины Смуты начала ХVII в. отмечает: она «началась аристократическими происками большого боярства», стремившегося реализовать свои олигархические замыслы (Ключевский В. Курс русской истории, ч.III, Москва-Петроград, 1923. С.60).

 

Преодолевая трагические последствия Смуты, в обществе исподволь созревали предпосылки первой отечественной модернизации. Бурная эпоха петровских реформ породила немалые надежды: выросли и возмужали «птенцы гнезда Петрова». Однако взлет оказался исторически краток. Уже в записках Екатерины II о состоянии государственных дел, в каком она застала их взойдя на трон, отразилась «картина, донельзя мрачная». Вот лишь несколько эпизодов. Государственная казна была практически пуста, и мало кому платили. Почти все отрасли хозяйства были превращены в разорительные частные монополии. Флот – любимое детище Петра I, был признан Екатериной в состоянии никуда не годном. Высший контролер государственного хозяйства  Сенат – не мог установить точной бюджетной росписи. По воцарении, Екатерине был подан реестр доходов на 16 млн. руб. Не поверив, правительница велела пересчитать. Счетная комиссия насчитала 28 млн. О причинах  «исчезновения» 12 млн. – нетрудно догадаться. Народ жаловался на лихоимство, взятки, коими кормились воеводы и их канцелярии, поскольку не получали жалования… Доверия к правительству не было никакого (социометрия начала ХХI века фиксирует все тот же низкий уровень доверия россиян к правительству)… Государство утратило свой смысл в народном мнении и даже превратилось в какой-то заговор против народа (Ключевский).

 

В России сформировался специфический «двухтактный» исторический цикл: модернизационный рывок – затем застой. Каждый следующий реформаторский импульс инициировался властью неизменно с опозданием в несколько десятилетий, что закономерно порождало чрезмерные социальные издержки. Даже Великие реформы Александра II оказались не в состоянии в долговременной перспективе обеспечить должное качество стратегического  управления и историческую устойчивость государственности.

 

Анализируя причины крушения Российской империи, русский историк И. Солоневич писал:  «Основное социальное противоречие заключалось в том, что страна бесконечно переросла свой правящий слой… Этот слой социально выродился… монархия оказалась без аппарата власти» (Солоневич И. Народная монархия. Минск, 1998. С.110).  И ту же интеллектуальную ограниченность, бездарность, непонимание сложности исторического вызова, с которым столкнулся Советский Союз в 1970-80 г.г. продемонстрировала номенклатура КПСС. Скудость образовательных, политических и личностных ресурсов советской элиты отмечает Ю.Левада. По его мнению: «все кризисы советского времени – это кризисы внутри правящей элиты, неспособной вывести общество на «нормальный» путь» (Левада Ю.А. Элиты и «массы» в процессе трансформации // Кто и куда стремится вести Россию? М., МВШСЭН, 2001. С. 280-281).  Необходимо подчеркнуть: если правящий класс Российской империи формировался из привилегированных слоев общества, то номенклатура Советской России – из внеэлитных слоев. Однако исторически-тождественный результат – крах государственности – свидетельствует о глубинном социокультурном единстве общества.

 

Одна из наиболее значимых причин низкого социального качества отечественной элиты состоит в том, что университет учрежден в России на 700 лет позже, чем в Европе. В силу многообразия исторических причин, в России не возникли  национальные аналоги тех важнейших социокультурных феноменов - Возрождение, Реформация, Просвещение, которые сформировали западно-европейскую цивилизацию в ее современном виде и, более того, изменили само мышление европейских народов. «Эпоха гуманистов, начало и расцвет Возрождения – расширили пропасть между европейским и российским политическим сознанием до колоссальных размеров» (Оболонский А. Драма российской политической истории. Система против личности». М., 1994. С.33).

 

Отсталость Московской Руси в деле образования – следствие политики иерархов Русской православной церкви (РПЦ) и находившихся под их влиянием государей. «Московская Русь в лице духовенства долго и упорно сопротивлялась распространению западной… образованности, основы которой составляла экспериментальная наука, естествознание и философия. Церковные иерархи полагали, что обращение к достижениям человеческого разума вместо Священного писания вовлечет Россию в «тьму поганьских наук», что ценность «человеческого разума несовместима с духовными ценностями православия».

 

Российское духовенство, прибегая к запретам, угрозам, преследованию и разрушению элементов «новой образованности», так и не выполнило своей социокультурной миссии – не предложило своей позитивной программы развития образования в России, направленной на удовлетворение мирских потребностей и обеспечение безопасности России». (Культурология. Под научной редакцией д.ф.н., проф. Драча Г.В. «Феникс», Ростов-на-Дону,  2003. С. 427, 522-523).  Ибо «богомерзостен пред богом всякий, кто любит геометрию… се душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам» (Ключевский В.О. Курс русской истории, в 8 т. Т.№.М., 1958..С.296). И потому неудивительно, что в Московском государстве ХYI в. «по всем свидетельствам на 1000 москвитян едва один умел читать» (Валишевский К. Первые Романовы. М.,СП «ИКПА», 1989.С.410).

 

В книге В.Ключевского «Сказания иностранцев о Московском государстве» среди двенадцати разделов, описывающих различные стороны жизни московской Руси XY – XYII веков, образование не упоминается - нет свидетельств. Зато есть свидетельства прямо противоположного свойства. Посол Англии в Москве Дж.Флетчер (ХYI век) в одном из своих писем отмечает: «цари … не дозволяют подданным выезжать из отечества, боясь просвещения, к коему россияне весьма способны, имея много ума природного». (Карамзин Н.М. История государства российского. Т.3 М., 1983. С. 146).

 

Подобная «политика» не могла не отразиться на состоянии общественного сознания. Специфика российского социума рельефно проступает в сравнении с европейскими аналогами. В средине XVII века (1653-1654 г.г.) патриарх Никон затеял церковную реформу. Не затрагивая основ православного вероучения, реформы Никона вносили некоторые изменения в отправление обряда: «замена двоеперстия - троеперстием для крестного знамения; перемена формы креста – вместо восьмиконечного – четырехконечный; вместо хождения по солнцу – хождение против солнца во время крещения, венчания и т.д.  Из книжных исправлений: написание Иисус -  вместо Исус. В «Символе веры»: до исправления - «господа истинного и животворящего», «его же царствию несть конца»; после исправления – «господа животворящего», «его же царствию не будет конца». В конце пения псалма вместо дважды повторяемой «аллилуи» вводилось трехкратное его повторение… Как свидетельствуют источники, столкновения прихожан со священниками, исполнявшими богослужение и требы по-новому, происходили прямо в храмах. Православные иерархи, упорно противодействовавшие нововведениям, «оказались в ссылках и монастырских застенках». (Румянцева В.С. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., Наука. 1986. С.96).  Сопротивление церковной реформе доходило до массовых самосожжений.  Одно из староверческих сочинений конца XVII века насчитывает за 1675-1691 г.г. более 20 тысяч самосожженцев. (Ключевский В.О. Курс русской истории. Сочинения в восьми томах. Том IV. М., 1958. С.232).

 

В ту же самую эпоху, в Англии уже звучат голоса, протестующие против всепроникающего контроля властей над гражданской сферой и личным бытием человека. Джон Мильтон в обращенном к парламенту в памфлете «Ареопагитика» (1644) протестовал против ужесточения контроля над прессой: «Если мы хотим регулировать печать и таким способом улучшать нравы, то должны поступать так же со всеми увеселениями и забавами… Нельзя слушать никакой музыки, нельзя пропеть никакой песни… Нужно установить наблюдение за танцами, чтобы наше юношество не могло научиться ни одному жесту, ни одному движению или способу обращения, кроме тех, которые считаются приличными…» (Мильтон Д. О свободе печати (Ареопагитика) //История печати: Антология. М., 2001. С.38).

 

Приведенные отрывки свидетельствуют о фундаментальных различиях в общественном сознании России и Англии средины XVII века, способах мышления и даже самих темах, занимавших умы интеллектуальной элиты. В то время как в британском обществе уже обсуждались гражданские права и свободы, российский социум раскалывали глубоко иррациональные проблемы.

 

Значительные усилия для насаждения в России наук приложил Петр I. Однако и ему не удалось переломить высокомерного пренебрежения к образованию. Император отчетливо слышал «идущий вокруг него шепот не о пользе, даже не о бессмысленности, а о прямом вреде наук» (Ключевский В.О. Петр Великий среди своих сотрудников. Сочинения в восьми томах. Т. VIII. Исследования, рецензии, речи /1890-1905/. М., 1959. С.343).

 

Первый российский университет был учрежден лишь в правление Екатерины II. По сравнению с Европой опоздание в 7 веков – целая историческая эпоха. При Екатерине была создана и  бессословная школа: «К концу ее царствования по всей стране было около 316 народных училищ, где получали образование более 17 тыс. детей (Черкасов П.П. Уроки великой Екатерины. Русский исторический журнал. Т.1, 1998. №1.С.185). Однако на 36 млн. населения империи - это менее 0,05%. И потому прав Н.Бердяев: «Западное просвещение ХVIII в. в верхних слоях общества было чуждо русскому народу» (Бердяев Н.А. Философия свободы: Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1997. С.250).  Образование народа считалось вредным и опасным (Бердяев Н.А. Русская идея. Вопросы философии, № 1, 1990.С.85).

 

Для сравнения: во Франции, уже к концу XVв. насчитывалось 15 университетов. И только в Парижском университете количество студентов доходило порой до 30 тыс.чел. (Грановский Т.Н. Лекции по истории средневековья. Наука, М., 1987. С.270).  Труды университетских профессоров по математике, астрономии, физике, медицине служили подъему рационалистической мысли (История Франции в 3 т. Наука. М.,1972. Т.1.С. 114).

 

Далеко не все правители России поощряли распространение образования. По распоряжению Николая I., желавшего уяснить причины восстания декабристов, Александр Пушкин написал записку, которая так и не увидела свет при жизни поэта. По прочтении, император соизволил на ней начертать: «Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению… безнравственному и бесполезному» (Гудзенко А. Русский менталитет. АиФ-Принт. М., 2003. С.120). Император «запретил прием в университеты лиц из низших слоев общества, выхолостил учебные программы, установил за всеми университетами… полицейский надзор и запретил ученым свободный выезд за границу. В итоге в 1850г. в пяти российских университетах обучалось всего 3018 студентов» (Романовский С.И. Нетерпение мысли или исторический портрет радикальной русской интеллигенции. СПб., 2000. С.32.). 

 

К этому следует добавить, что «в 1850г. министр народного просвещения кн. Ширинский-Шахматов совсем запретил преподавание философии в университетах…Он считал более безопасными естественные науки» (Бердяев Н.А. Русская идея. Вопросы философии, №1, 1990.С.93). Таким образом, опасения социогуманитарного знания в России исторически традиционны. Итог дореволюционному этапу просвещения подвел В.Ключевский: «В России… есть одинокие гении и миллионы никуда негодных людей… Первые бесполезны, потому, что их слишком мало; вторые беспомощны, потому, что их слишком много» (Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., Мысль, 1993. С.15).

 

Все вышеизложенное дает основание полагать: к концу XIX в. Россия столкнулась с одним из проявлений закона перехода количества образованных людей в качество национального мышления. Количество образованных накапливалось трагически медленно в сравнении с мощью и остротой исторических вызовов. Это отразилось, как на интеллектуальных возможностях правящих групп, так и на качестве национально-государственного управления. Отечественные ученые (О.Гаман-Голутвина) показали: в истории России практически не было случая, чтобы правитель-реформатор от предшествующего правления получил элиту, одушевленную идеями национального служения и модернизации. Отсюда неотъемлемое право и обязанность правителя – смена элит. В отсутствии политических механизмов, и в соответствии с традициями отечественной азиатчины, ротация элит нередко принимала форму террора.

 

 

3. Малоприятные следствия

В странах устоявшейся демократической традиции политические партии, осуществляя функции «кадрового лифта», собирают все лучшее, профессионально подготовленное, обладающее необходимыми знаниями и человеческими качествами, опытом административной работы и заполняют своими наиболее квалифицированными кадрами высшие административно-государственные должности. В постсоветской России отечественная политическая культура оказалась неспособна создать цивилизованную партийно-политическую систему. Отсюда, отчасти вынужденное, замещение должностей на верхних этажах государственного управления по факту землячества, личной и корпоративной лояльности. И потому уместен вопрос: на какие политически-организованные силы[1] российского общества может опереться правитель-реформатор? К сожалению, таких сил в современном российском обществе нет.

 

Не внушает оптимизма и большой бизнес. В рамках общественного договора, дав согласие на приватизацию общенациональной собственности, общество ожидало от крупного бизнеса повышения эффективности экономики, роста благосостояния, ответственной социальной политики. Однако какие задачи национального развития решены за годы реформ?  Недавний доклад Счетной палаты зафиксировал очевидное: приватизация экономики не привела к повышению ее эффективности. Вывезя из страны сотни миллиардов долларов, бизнес-элита отчетливо продемонстрировала: свое будущее она видит вне России и без России. И потому неслучайно возникло представление об оккупационной экономике, заведомо не предусматривающей  воспроизводство условий существования значительной части населения (М.Делягин). Аналитики уже обратили внимание: для большого бизнеса, извлекающего основную массу доходов от продаж на внешнем рынке, минимизация заработной платы наемного персонала – есть фактор снижения издержек. Кроме того, «съэкономленная» заработная плата составляет немалую часть вывозимого из России капитала. В свою очередь, скудный платежеспособный спрос на внутреннем рынке неизбежно обрекает на застой отечественную обрабатывающую промышленность.

 

Основной интерес правящего слоя – самосохранение себя во власти, удержание доминирующих статусных позиций, поскольку именно это важнейший фактор, как первоначального обогащения, так и дальнейшего сохранения сколоченных состояний. Отсюда - сущностная имитация конкурентного политического процесса, как способ самосохранения власть предержащих. Однако подавление конкуренции неизбежно приводит к стагнации, которую в традициях отечественной «политкорректности», предпочитают называть стабилизацией. Лозунг, выдвинутый президентом В.Путиным, о необходимости удвоения внутреннего валового продукта, отражает объективную необходимость перевода общества на траекторию развития. Но есть ли у президента команда, способная воплотить эту здравую идею в реальную политику? По мнению многоопытного Е.Примакова, задача удвоения ВВП не стала основополагающей для исполнительного аппарата. (Выступление на заседании «Меркурий»-клуба об итогах 2004г. Газета «Россия», 20.01 2005).

 

Фундаментальным условием, позволяющим властвующим группам национально-безответственную «политику», является, упомянутый выше, низкий уровень массовой политической культуры. Фактически, речь идет о единой и неразделимой политико-правовой культуре, посредственное качество которой, к сожалению, характерно и для образованного сословия России. Все вышеизложенное вынуждает констатировать: отечественная политическая культура способна продуцировать только ту правящую элиту и только тех политических лидеров, которых она продуцирует. В равной мере это относится и к устойчиво воспроизводимым той же культурой «вертикально» ориентированным - на правителя, структурам государственной власти.  

 

Отсюда, шлейф крайне неприятных последствий. Самоустранившись от общественно-политического процесса, массовая интеллигенция в свое оправдание, и не без оснований, утверждает: «политика – дело грязное». Однако при этом профанное сознание упускает из вида: современное право рождается в ходе и в результате политического процесса. И потому, если оставленная в руках нечистоплотных дельцов политика – дело грязное, то неизбежно в грязи будет вываляно право, суд будет коррумпирован, а «закон – что дышло».

 

Мало у кого вызывает возражение тезис: «Единая Россия» – партия правящей бюрократии. Статистика оценивает численность чиновников федерального и регионального уровня примерно в 1,6 млн. человек, что составляет менее 2% населения страны. Однако в составе Государственной Думы единоросы имеют порядка 66% голосов. И потому они могут  единолично принять любой антисоциальный закон, наподобие пресловутого закона о монетизации льгот. Отмеченная диспропорция могла возникнуть только потому, что абсолютное большинство россиян, и, прежде всего образованные группы общества, от личного, посильно участия в политико-правовом процессе, в работе политических партий самоустранилось. Население еще не осознало: для защиты законных интересов ему, второй раз за всю тысячелетнюю истории России, предоставлены политические права.

 

Удивляться не приходится. В своей книге «Россия при старом режиме» Р.Пайпс отмечал: Уже к 1880 г. Россия превратилась в законченное полицейского государство. Под страхом уголовных наказаний власти запрещали подданным участвовать в политике. Салтыков-Щедрин предостерегал правящий класс империи: «Берегитесь, господа! Как только мужик поймет, что такое внутренняя политика, все, конец этой политике»! Подлинная история превзошла самые мрачные предостережения: правящий класс довел страну до революционной катастрофы.  И самое печальное: элита империи не осознавала, что своей «политикой» она копала себе могилу. Монархия исторически опоздала с созданием институтов представительной власти. В отсутствии эффективных политико-правовых инструментов достижения компромисса между  властью и обществом, согласования разнонаправленных интересов различных социальных групп, народ России, интеллигенция, властные и духовные элиты - не нашли другого способа разрешения накопленных противоречий кроме истребления носителей иных общественных идеалов. Не приходится сомневаться: если российское общество не освоит цивилизованные политико-правовые инструменты разрешения неизбежно возникающих социальных противоречий, нас ждет очередной гражданский конфликт.

 

В ходе революции 1917г. и Гражданской войны исторически закономерно возник политический режим диктатуры.  Диктатура, - власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не ограниченное каким-либо законом, в принципе не может содействовать освоению населением политико-правовой культуры. В период диктатуры общество не могло приблизиться, и не приблизилось к правовому государству. Учитывая утрамбованные за годы Советской власти массовые стереотипы, вполне естественно, что воспитывать у детей демократические ценности считают важным лишь в 1% современных российских семей, а формировать гражданственность и убеждения – менее чем в 7 % семей. (Богатые и бедные в современной России. Аналитический доклад. ИКСИ РАН. М., 2003).

 

Весьма неблагополучно с общественно-гуманитарным образованием в средней школе. Вспоминается эпизод, свидетелем которого пришлось быть. Участники одной из конференций учителей обществоведения и граждановедения, собранные из нескольких регионов России, в процессе неформального общения искренне недоумевали: зачем нужны политические партии?

 

И, наконец, совершенно недостаточно для формирования социально активной личности делает высшая школа. Не так давно довелось участвовать в научно-практической конференции одного из лучших технических вузов Москвы. Мероприятие проводилось в рамках программы гуманитаризации инженерно-технического образования. В выступлениях студентов, среди прочего, звучало: «Нас не учат анализировать актуальные общественно-политические проблемы современной России»; «Преподаватели нам говорят: не суйтесь в политику – вас там не ждут»; «Нам говорят: надо проявлять гражданственность, но как это делать – не объясняют».  Подобные признания говорят о существенном отрыве общественно-гуманитарного образования от потребностей развития гражданского общества и формирования правового государства.

 

И действительно, социометрия свидетельствует: в студенческой среде массово не востребованы политические и гражданские права, воспроизводится социальная апатия, формируется «демократия неучастия». До 85% молодежи политикой не интересуются, проявляя откровенный нигилизм в отношении государственных институтов. Конечно, семидесятилетнее давление советского агитпропа сформировало стойкую аллергию на любую идеологию, что предельно осложняет рациональную политическую социализацию. Тем не менее, в конкретно-исторических условиях современной России политико-правовой процесс следует рассматривать как способ сохранения национальных ресурсов от расхищения с целью дальнейшего использования в целях модернизации. И потому  система образования и, прежде всего высшая школа, обязана воспитывать Граждан, а не подданных. Подобная задача  в истории России не ставилась никогда. Недаром Ключевский писал: «Забота внутренней политики… XVIII – XIX века – поставить народное образование так, чтобы наука не шла дальше указанных ей пределов, не перерабатывалась в убеждения». Не ставится задача воспитания Гражданина и сегодня. В ходе дискуссии о реформе образования,  обсуждаются любые вопросы, но только не повышение качества общественно-гуманитарного образования, формирования убеждений и гражданственности.[2] 

 

Вопрос не праздный. Как известно, практически все население СССР было пропущено через систему воспитания советского военизированного патриотизма. На референдуме, инициированным М.Горбачевым, за сохранение единого государства высказалось абсолютное большинство населения. Однако после Беловежских соглашений в обществе не возникло никакого организованного движения с целью сохранения Советского Союза. Инициатором такого движения не стали даже структуры всесильного КГБ, органа, основной задачей которого была охрана безопасности государства, а не безопасности государственной бюрократии. Происшедшее, во многом, закономерно: отечественным массовым сознанием плохо освоена идея национально-исторической ответственности. Почти три четверти россиян убеждены, что никакой ответственности за происходящее в стране они не несут, поскольку не имеют возможностей влиять на власть. Она им этого не дозволяет. Едва ли приходится говорить о патриотизме при таком состоянии общественного сознания. Однако история не склонна считаться с нашими субъективными намерениями. Глубокое неблагополучие России - есть принудительная форма реализации исторической ответственности народа за свою судбьу.

 

 

4. Отечественный социокультурный архетип

Известно: социальные практики не могут выйти за рамки сформировавшихся культурных форм. Это дает основание полагать: корни обсуждаемых проблем уходят много глубже собственно политической проблематики. Они прорастают в национальный социокультурный архетип – социальность, сформированную в течение веков чередой предшествующих поколений. В мае 2004 г., выступая на годичном собрании Российской Академии Наук, премьер-министр М.Фрадков заявил: удвоение внутреннего валового продукта необходимо, как для повышения жизненного уровня россиян, так и для того, чтобы сократить отставание от экономически развитых стран Запада. Отсюда следует: процесс «догоняющей модернизации», начатый Петром I, не завершен и поныне.

 

Это вынуждает признать: фундаментальной причиной российской трехсотлетней «догоняющей модернизации» является столь же устойчивое «отстающее развитие». Важнейший параметр социума – способность к развитию на длинной исторической дистанции не достигает необходимой динамики и устойчивости. При этом на короткой дистанции Россия оказалась способна к мощнейшим модернизационным рывкам, что образно сформулировал  Черчилль: Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой.

 

В ходе  300-летней модернизации: неоднократно менялся политический строй, как способ организации государственной власти; формы собственности; истреблялась «старая» элита; многократно менялись правители, а потому - цели и методы осуществления государственной власти. Таким образом: в политической сфере жизни общества были перепробованы едва ли не все значимые факторы и их комбинации. Однако способность к развитию так и не обрела необходимой динамики и устойчивости. Таким образом: суть проблемы – в отсутствии эффективных социокультурных механизмов национального развития.   Антропологическая устойчивость национального социокультурного архетипа наполняет новые политические формы исторические традиционным содержанием.

 

Вот лишь некоторые примеры.  Известно, что на Руси исстари власть является основным и важнейшим источником богатства. Так сложилось исторически. «Ни в Московском уделе… ни в Московском государстве мы не находим ни малейших указаний на наличность государственных имуществ, которые отличались бы от имуществ князя. В Москве есть только земельные имущества великого князя, а не государственные. И великий князь распоряжается ими, как пожелает, раздав в поместья и вотчины» (Сергеевич В. Древности русского права. СПб, 1911. С.22,23).  Через много веков, в конце ХХ столетия, социокультурный архетип воспроизвел типологически подобные социально-властные отношения. В интервью газете «Нью-Йорк Таймс» (4.10.2003г.) президент России В.Путин констатировал: «У нас есть категория людей, кого государство назначило миллиардерами: просто раздало огромные государственные имущества практически бесплатно». Государственная бюрократия может позволить себе подобную «политику»,  лишь будучи убеждена в своем «праве» и имея реальную возможность бесконтрольно распоряжаться общенациональным достоянием как своей частной собственностью.

 

Комментируя челобитные, поданные участниками Земского собора 1642 г., Ключевский пишет: «Бельмом на глазу сидело у городового дворянства московское дьячество, разбогатевшее «неправедным мздоимством» и настроившее себе таких палат каменных, в каких прежде и великородные люди не живали» (Ключевский В. Курс русской истории. Часть Ш. Москва-Петроград, 1925. С. 257).  Многим ли отличаются реалии постсоветской России конца ХХ – начала ХХI в.в.?

 

Реформаторская деятельность Петра I основательно пополнила отечественное законодательство. Однако, «опомнившись от реформы Петра… размышлявшие люди сделали важное открытие: они почувствовали при чересчур изобильном законодательстве полное отсутствие закона» (Ключевский). Причина парадокса – особенности национальной правоприменительной практики. Исполнение закона власть предержащие не считали для себя обязательным. Сил же, способных принудить их исполнять закон, в России не было тогда, не возникло и позже, без малого, триста лет спустя.

 

Не лучше обстояло дело с верховенством закона и в просвещенное правление Екатерины II. «Власть не только не ограниченная, но и неопределенная, лишенная всякого юридического облика, - вот основной факт нашей государственной истории, сложившийся ко времени Екатерины II». (Ключевский В. Курс русской истории. Т.5. М., 1958. С.72). Вот лишь несколько эпизодов, характеризующих непосредственно правовую сторону дела. Правосудие в империи продавалось тому, кто платил дороже. Законов было множество, но суды … ими пользовались только где они были полезны сильнейшему. Казенные заводы в конце царствования Елизаветы Петровны были переданы Сенатом в частное владение первейшим царедворцам Шуваловым, Воронцовым, Чернышевым и т.п. - (приватизированы олигархами той эпохи). Им же было роздано на ведение дел до 3 млн. руб. Всего в виде займов и другими способами расхватали до 4 млн. деньгами и более 7 млн. землями и рудниками. Ссуду заводчики промотали, заводским крестьянам платили за работу  плохо или вовсе не платили. Работники в числе 49 тыс. взбунтовались; пришлось посылать на усмирение войска с пушками, а заводы за долги возвратить в казну. (У правительницы хватило политической воли провести национализацию). Во всех этих сюжетах трудно не усмотреть исторические аналогии с методами обогащения постсоветской элиты.

 

Позднее Белинский писал о России, как о стране, «где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации служебных воров и грабителей! А самый современный национальный вопрос: введение… строгого выполнения хотя (бы) тех законов, которые уже есть». (Белинский В. Письмо к Гоголю // Собрание сочинений. М.: ОГИЗ, 1948. Т.3. С. 33-40).  Многое ли изменилось по прошествии полутора веков? Как видим, отечественный социокультурный архетип вновь и вновь, вплоть до архитектурных подробностей, воспроизводит типологически-подобные социально-властные отношения и укоренившиеся массовые практики.

 

Функционирование механизмов социокультурного торможения выразительно иллюстрирует Указ Петра I от 1719 г. «О предоставлении «Всем и каждому» прав разыскивать руды и минералы и строить рудники и металлургические заводы». Расчищая преграды на пути индустриализации, император, не считаясь с сословными ограничениями, предоставил исключительные по тем временам права любому из своих подданных. Под угрозой была национальная безопасность и будущее России. Шла война со Швецией – русской армии и флоту нужны были пушки. В период, предшествовавший правлению Петра в Западной Европе существовало мнение: участь России – стать колонией Швеции. Называя главные причины, препятствующие развитию металлургической промышленности,  Петр указывает: поиск металлов «до нынешнего времени… пренебрежен…частию, что наши подданные рудокопным делам, и как оные в пользу Государственную и всенародную произвести не разумели;[3] частию же … трудов к оному приложити отважится не хотели, опасаясь, дабы некогда те рудокопные заводы, где с них добрая прибыль будет, от них заводчиков отняты бы не были»[4] Стремясь ободрить инициативу подданных,  Петр указал: «промышленники рудокопных дел, по данным им привилегиям или жалованным грамотам, сим обнадежены быть, что у них и у наследников их оные заводы отняты не будут». (Опасения промышленников сбылись спустя 200 лет – заводы экспроприировала советская власть).

 

Не заблуждаясь относительно деловых качеств туземной бюрократии, Петр повелел, «чтобы никоим образом губернаторы, воеводы и протчые поставленные начальники в рудокопные дела (не) вступали и (не) мешалися… Против же тех, которые… в сыскание устроения и расширения тех заводов запрещать и мешать будут, объявляется наш жестокий гнев, неотложное телесное наказание, и смертная казнь, и лишение всех имении, яко непокорливому и презирателю нашей воли и врагу общенародной пользы…». (Данилевский В.В. Русская техническая литература первой четверти XVIII в. АН СССР, 1954. С.280-283).

 

В Указе ясно прочитываются те социокультурные факторы, которые препятствовали развитию российской промышленности. Прежде всего – отсутствие необходимых инженерно-технических знаний. Отмечая опасения русских промышленников, Петр, в сущности, указывает на хроническое бесправие подданных, собственность которых не только не гарантировалась государством, но исторически традиционно и беззастенчиво изымалась московской династией. На это накладывается своекорыстие и невежество отечественной бюрократии.  Если  подданных нет позитивной мотивации, то у государства нет пушек, т.к. не хватает металла – колокола пришлось с колоколен снимать.

 

В ходе исторического процесса часть социокультурных факторов, блокирующих национальное развитие России, была преодолена: ограничено влияние церкви, создана система массового

технико-технологического образования, освоено современное инженерное и естественно-научное знание, подготовлены многие миллионы квалифицированных специалистов. Однако неизменным остались: алчность чиновников и бесправие народа. Не смотря на неоднократные попытки, правовое государство в России сформировать не удалось. Важнейшая причина в том, «что народ отстранялся от государства, искусственно удерживался вне понятий о праве» (Клямкин И. История государства и история народа не тождественны. Политический класс, № 7, август 2005).  В этом отношении красноречива докладная записка  министра  юстиции графа Палена Александру II: «Весьма опасно давать юридические знания в руки лиц, не состоящих на службе у государства» (Цитируется по: Макаров А. Адвокатам требуются защитники. Новая газета. 18.07.2005).

 

В наиболее общем виде проблему взаимоотношений российского государства и общества сформулировал Р.Пайпс: «В России, в отличие от остальной Европы, - к которой Россия принадлежит в силу своего местонахождения, расы и вероисповедания, - общество оказалось не в состоянии стеснить политическую власть какими-либо серьезными ограничениями» (Пайпс Р. Россия при старом режиме. Независимая газета. М, 1993. С.10).

 

Сегодня это стало тягчайшем препятствием на пути инновационно-демократической модернизации. В неправовом государстве нет и не может быть гарантий частной собственности. И, как во времена Петра I, отсутствие правовых гарантий продолжает разрушать созидательную мотивацию экономически активного населения современной России, тормозя развитие производительных сил.

 

О том неопровержимо свидетельствует стагнация отечественного малого и среднего бизнеса. Уже несколько лет число малых и средних предприятий остается на уровне 900 тыс. В то же время эксперты утверждают: соразмерно масштабам российской экономики необходимо иметь не менее 10 млн. малых и средних фирм. Если в странах ЕС на долю таких фирм приходится 65% ВВП, в Японии - до 55%, то в России – всего 10-12%. Лозунг президента В.Путина о «разбюрокрачивании экономики» так и не был реализован. И потому в сферу малого бизнеса больше половины россиян «не стремятся. Своих денег нет; кредит получить практически нереально; останавливают известные всем беды: бюрократизм, взяточничество чиновников, несовершенство законов и различные препоны со стороны властей» (Кондратьев С. - ректор Государственной академии инноваций. Малый. Он же – очень большой…». Литературная газета. 24.11.2004). Таким образом, репрессивная институциональная среда является одним из главных препятствий для наращивания массы производимых товаров и предлагаемых населению услуг. Поэтому сложно поверить в искренность г.г. Грефа и Кудрина, объясняющих невозможность существенного повышения заработной платы опасениями инфляционного роста.

 

Пятивековое опоздание с учреждением в России светского образования крайне негативно сказалось как на подготовке эффективной бюрократии, так и становлении общественного правосознания. В университетах же средневековой Европы, наряду с богословскими, старейшими и наиболее влиятельными факультетами были факультеты юридические. Российский философ В.Розин отмечает: «Под непосредственным влиянием университетов сложились многие социальные параметры западноевропейского права: правоведение приобрело транснациональную терминологию; была сформирована единая структура правовых принципов; из разнородных и противоречивых обычаев было синтезировано каноническое, феодальное, городское, торговое и королевское право; университеты возвышали роль ученого в формировании права; в университетах правовые доктрины критиковались и оценивались в свете общих (общефилософских – С.М.) истин, а не просто изучались как ремесло; именно западные университеты подняли анализ права на уровень науки; и, наконец, университеты воспитали корпорацию профессиональных юристов, объединенных общим обучением и общей задачей (корпоративным сознанием – С.М.) – руководить юридическими делами церкви и светского мира империй». (Розин В.М. Право, власть, гражданское общество. Алматы, 2003. С. 157).

 

 

5. Что делать? Актуальные задачи.

Петр I назвал две равновеликие причины отсталости российской промышленности: отсутствие знаний и бесправие подданных. В настоящее время доминирующий фактор нашего отставания – исторически традиционное бесправие людей, неправовой характер государства, как неотъемлемая часть отечественного социокультурного  архетипа. Из этого следует: важнейшая задача предстоящего периода - построение правового государства. Ее решение настоятельно требует массового освоения политико-правовой культуры, что предъявляет качественно иные требования к общественно-гуманитарному образованию, в т.ч. специалистов инженерно-технического профиля.

 

Возникший в ходе т.н. «реформ»  многомиллионный массив бедности и нищеты свидетельствует: россияне оказались не готовы к защите своих экономических и социальных прав. Подтвердилась известная истина: социальные группы, не способные сформулировать отчетливую политику в защиту своих интересов; не способные создать влиятельные политические структуры для реализации этой политики, оттесняются на экономическую и социальную обочину, подвергаются эксплуатации и неизбежно деградируют. Именно это и произошло как российской интеллигенцией, так и основной массой населения.

 

В отсутствии современных политических знаний, люди вынуждены учиться на собственном трагическом опыте. Показательны суждения переживших немыслимое горе женщин Беслана, потерявших своих детей: «Сейчас это случилось с нами, и мы кричим от боли. Если бы те, кого это коснулось раньше нас… били в набат, много честных, неравнодушных людей объединились бы и смогли вместе что-то сделать, предотвратить» (Графова Л. «Комитет матерей создавался, чтобы сломать наконец традицию лжи». Новая газета, 29.08.2005).

 

Все вышеизложенное вызывает ряд вопросов. Какое влияние на процессы, происходящие в современной России, оказывают общественно-гуманитарное знание и его носители? Какую осмысленную политику образованное сословие России сумело противопоставить расхищению общенациональных ресурсов? Способны ли мы создать действенные механизмы политической и уголовно-правовой ответственности; сформировать эффективные механизмы отбора подлинно «лучших людей» для решения задач государственного управления?  Попытки ответа на эти и подобные вопросы неизбежно приводят к проблеме субъектности российской политики. Жизнь и благополучие многомиллионного народа не могут зависеть от интеллектуальных возможностей и благих намерений первого лица государства.

 

Есть ли в современной России социальные слои и группы, способные аккумулировать политическую волю в интересах национального развития? Результаты реформ вынуждают признать: сегодня в обществе таких групп нет. Многомиллионная инженерно-техническая и естественно-научная интеллигенция свое дело сделали вполне профессионально. Еще Советскому Союзу они обеспечили  по многим направлениям, если не лидирующие, то вполне конкурентные позиции. Однако это не предотвратило провал постсоветской России на траекторию глубокого неблагополучия, на траекторию демодернизации.

 

К сожалению, роль исторического и политического компаса нации не смогли взять на себя отечественное обществоведение, социо-гуманитарная интеллигенция. Общественно-гуманитарное знание оказалось для соотечественников наиболее трудно постигаемым знанием. Корни проблемы уходят в период индустриализации, когда  трансформация массового сознания дореволюционной, архаичной, неграмотной России протекала в форме двух разнонаправленных потоков. Освоение рационального знания и рационально-критического способа мышления в технико-технологическом сегменте наук. И насаждение иррационально-утопических представлений в общественно-гуманитарном сегменте знаний: ожидание мировой революции, создание социализма в одной отдельно взятой стране, позднее - построение коммунизма к 1980г., далее - социализма с человеческим лицом. В конце концов, все эти утопии рухнули. В качестве общественно-исторического проекта, который советская элита предлагала народу, все они оказались несостоятельны.

 

Таким образом, овладение подлинным естественно-научным и технико-технологическим знанием, сопровождалось насаждением в обществоведении догматики, схоластики и ортодоксии, выдаваемых за единственно верное учение. Миллионы люди, одновременно, оказались  носителями обоих, казалось бы, несовместимых типов мышления. Фундаментом науки, как известно, является право человека на радикальное сомнение. В СССР, «разрешенное» при создании сложных технических систем, это право категорически «запрещалось» при осмыслении фундаментальных проблем развития общества.

 

Сказанное вынуждает подвергнуть сомнению тезис о «лучшем в мире отечественном образовании». В разных сегментах знания оно оказалось существенно разного качества. И все же, в настоящее время, судя по характеру дискуссий и публикациям в профессиональных журналах, формируется то, что может быть названо «критическим обществоведением». Это внушает надежду, что процесс рационализации общественного сознания, начатый в годы индустриализации, будет продолжен. 

 

И потому перед отечественной системой образования и, прежде всего, высшей школой, стоит задача стратегической значимости – воспитание социального субъекта инновационно-демократической модернизации. Общественно-гуманитарное знание «работает» только став массовым. Хватит ли у России для этого исторического времени. Не очевидно. Тем не менее, автор убежден: будущее России в решающей степени определяет позиция и подвижническая работа общественно-гуманитарной интеллигенции. Другой социально-профессиональной группы, способной осваивать политико-правовую культуру демократии и массово транслировать ее в общество, в России не существует. Такова историческая и социальная роль гуманитариев, таков масштаб задач.

 

Подобная постановка не нова. Еще 100 лет назад Александр Изгоев писал о необходимости формирования в стране исторически-ответственной интеллигенции: “Скажут, поставленная задача неразрешима, что она утопична. На это могу дать только один ответ: разрешение ее необходимо. Если не удастся создать в России государственную интеллигенцию сознательными усилиями, она в ней народится как результат целого ряда катастроф, если только за это время не погибнет и не расчленится само государство. Пока мы живы, наша задача предупреждать эти катастрофы и готовить людей, способных к творческой работе”. (А.С.Изгоев. Интеллигенция и “вехи”// Русское общество и революция. М,.1910. С.11). Отечественная история ХХ столетия дважды подтвердила опасения Изгоева, а сформулированная им задача и сегодня звучит как программа деятельности для социогуманитарной интеллигенции России.

 

 ================================================================================================

 

                                

 

[1] В отличие от сил бюрократически-организованных.

[2] Попутно отметим малоприятный для интеллигенции факт: поскольку сегодня все чиновники, в т.ч. коррумпированная бюрократия, имеют институтское образование, отечественная высшая школа является одним из значимых социальных каналов воспроизводства коррупции.

[3]В качестве иллюстрации: первая домна в России была построена в 1636 г, без малого на 200 лет позже, чем в Европе – в 1443 г.

[4] Опасения подданных были не беспочвенны. В период Московского царства власть бесцеремонно забирала в казну наиболее прибыльные ремесла и отрасли торговли. В то же время американские историки экономического развития Дуглас Норт  (Нобелевский лауреат) и Роберт Томас утверждают:  «стабильная система прав собственности была решающей предпосылкой индустриализации» США (Цитируется по: Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию.  «Ермак», М., 2004. С.111).