Внешность аристократа – крестьянское происхождение – сломанная судьба – еврейская фамилия. Говорили, что он – обласканный властями, успешный советский артист. Но никто не предполагал даже, что все сыгранные им роли замешены на чудовищном личном горе...
На самом деле его фамилия Смоктунович. Писал в анкетах, что белорус, но обманывал. Смоктуновский происходит из семьи польских евреев, его прадед был сослан в Сибирь за участие в польском восстании 1863 года. Родился актер в селе Татьяновка Томской области. Потом семья переехала в Красноярск, где так сильно голодала, что в пятилетнем возрасте его и брата родители просто выгнали из дома – не могли прокормить. Его приютила и воспитала тетка. Воровал на рынке, чтобы выжить. Брат Иннокентия вскоре умер…
Учился Смоктуновский плохо, оставался на второй год. После школы мобилизовали и сразу отправили на фронт – в самый ад – на Курскую дугу. Уже через несколько месяцев Иннокентий Смоктуновский оказался в… фашистском плену.
Рассказывая позже об этом времени своей жизни, актер говорил, что всегда чувствовал, что его кто-то защищает. Он верил в чудеса. Уверял, что ни разу, побывав в самом пекле войны, не был ранен.
«Когда я был на фронте, рядом со мной падали и умирали люди, а я жив… Я ведь тогда еще не успел сыграть ни Мышкина, ни Гамлета, ни Чайковского – ничего! Судьба меня хранила».
Рукой провидения он считал и то, что его, сбежавшего от фашистов, умирающего от истощения мальчишку, пустили в дом, спасли, выходили в крестьянской избе совершенно чужие ему люди, которых нашел и отблагодарил после войны.
Он был замкнутым и тревожным. В юности актером быть и не мечтал даже. Приятель поступил в студию при Красноярском драмтеатре, и он пошел за компанию. Профессию, которая стала делом жизни, получал с 1945 по 1946 год, вернее, всего 3 месяца – потом его выгнали за драку с формулировкой «Противопоставил себя коллективу». Сразу же «обнаружились» факты его пребывания в плену. И тогда он сам себя сослал в Норильск. Уехал туда, рассуждая так: дальше, чем этот город-лагерь, ссылать некуда. Именно тогда он и поменял фамилию Смоктунович на Смоктуновский.
Ему предлагали фамилию Славянин – не согласился. В Норильске он узнал, что такое гомосексуализм (среди зэков были люди с нетрадиционной ориентацией). Как позже рассказывал сын актера – Филипп, испытывал к педерастии отвращение всю жизнь.
На Севере Смоктуновский заболел цингой и лишился всех зубов. Чтобы спасти жизнь, уехал из города и год работал дворником. Потом поступил в сталинградский театр, женился в первый раз.
Всю первую половину жизни – юность, молодость – он страдал. От голода и нищеты, от неразделенной любви (первая жена Римма Быкова изменила ему и вскоре оставила), от непонимания окружающих, от неприятия и насмешек коллег. Он дрался, замыкался в себе, учился выживать и, несмотря ни на что, верил в лучшее будущее.
В 1955 году Смоктуновский едет в Москву. Его никто не ждет и не зовет туда. Живет у друзей, пытается найти работу в театре – не берут. Ночует в подъездах на подоконниках. В одном лыжном костюме слоняется неделю на улице – люди, у которых он остановился, уехали в отпуск и не оставили ключей.
И тогда произошло чудо. Он любил его вспоминать: «Как хорошо жить, до удивления хорошо просто жить, дышать, видеть. Я есть, я буду, потому что пришла она». Смоктуновский встретился со своей будущей женой – Суламифью в Ленкоме. Она работала костюмершей. «Я тогда впервые увидел ее… Тоненькая, серьезная, с копной удивительных тяжелых волос. Шла не торопясь, как если бы сходила с долгой-долгой лестницы, а там всего-то было три ступеньки, вниз. Она сошла с них, поравнялась со мной и молча, спокойно глядела на меня. Взгляд ее ничего не выспрашивал, да, пожалуй, и не говорил… но вся она, особенно когда спускалась, да и сейчас, стоя прямо и спокойно передо мной, вроде говорила: «Я пришла!» Ну вот поди ж узнай, что именно этот хрупкий человек, только что сошедший ко мне, но успевший однако уже продемонстрировать некоторые черты своего характера, подарит мне детей, станет частью моей жизни – меня самого».
С этой встречи его жизнь стала другой. У него появились дом, работа, дети – Филипп и Маша. Будущая супруга – 28-летняя Суламифь имела много друзей в столичной артистической среде. Она ни разу не была замужем и не торопилась. Была счастлива и самодостаточна. Смоктуновского представили Ивану Пырьеву, который распорядился пристроить актера в Театр-студию киноактера.
И вот тогда появились настоящие роли. Мышкин в БДТ у Георгия Товстоногова, благородный жулик у Рязанова в «Берегись автомобиля». В амплуа Смоктуновского – Гамлет, Чайковский, Моцарт, Бах… В великих он видел смешное и, по сути, играл в кино и на сцене самого себя. Появились почитатели и завистники.
– Папа мне рассказывал, что некоторые коллеги писали на него доносы то ли в Госкино, то ли в Союз кинематографистов, – рассказывал сын Смоктуновского Филипп. – Так они, как им казалось, защищали интересы советского искусства.
Смоктуновский был актером, нарушающим все правила и совместившим все противоречия. Великим юродивым, своим в доску и не от мира сего. Барином и крепостным. Может, и не советским, но родным.
Иннокентий Михайлович Смоктуновский родился 28 марта 1925 года. Участвовал в сражении на Курской дуге, в форсировании Днепра, освобождении Киева. Был в плену, бежал. Дошел до Берлина. Умер 3 августа 1994 года. Сын Филипп (53 года) – переводчик научно-фантастической литературы. Внучка – актриса Анастасия Буцкова (28 лет). Дочь Мария Смоктуновская (45 лет) – балерина, сотрудник музея МХАТа.
Рассказ о том, как Смоктуновский делал из жизни сцену
Мои мать и отец встречались с Иннокентием Михайловичем. Нельзя сказать, чтоб дружили, по при встречах здоровались и перебрасывались парой или более слов. При этом – как было замечено и мамой, и папой, поведение великого артиста при каждой встрече было запоминающимся и необычным. Всего за одну-две минуты он успевал придумать и сделать что-то такое, что было невозможно забыть.
Приведу только один случай, о котором папа и мама поведали мне наутро.
Были они на дне рождения своего друга, доктора тех наук (да да, тех самых наук, которые в то время были в наибольшем почёте) Бориса Киселева. Дело было зимой, что имеет отношение к предмету повествования. Рядом с отцом посадили какого-то невзрачного человека. Который постукивал по бокалу, смотрел исподлобья по сторонам и молчал.
Тосты и спичи следовали один за другим, как это бывало в Ленинградских компаниях того времени сплошь и рядом. Отец обратил внимание, что сосед встал и куда-то пошел. А когда вернулся и сел, за столом вдруг стало тихо. Папа не понял, что случилось. Осмотрелся. Увидел, куда все смотрят - а все смотрели на его молчаливого соседа. Посмотрел и он на него. И обомлел вместе со всеми. Потому что сосед этот закрыл лицо шапкой-ушанкой с подбородка и до волос. Потом опустил шапку до глаз, зыркнул ими туда-сюда, после чего поднял ушанку так, что лоб и глаза оказались снова под нею, но взорам открылся рот. В который, как вода в бочку, был медленно вылит бокал вина. То есть не касаясь губами бокала. Театрально и мастерски. Неясно только, с чего это вдруг всё это происходило.
Гости – учёные, инженеры, искусствоведы, историки, писатели, профессора вузов – переглядывались ошалело. Стол, до того весёлый и говорливый, недоумённо притих.
- Ну как же вы не узнаете? - прошептала тихо, но так, чтобы было слышно на дальнем конце стола красавица жена новорожденного Клавдия Ивановна Киселева - Это же Иннокентий Михайлович... Смоктуновский!
- Кааак? - выдохнул стол. – Неужееели?!!!!
После чего Иннокентий Михайлович (незадолго до этого прославившийся исполнением в БДТ роли князя Мышкина, имя которого было у интеллигенции на слуху и произносилось с благоговением) медленно убрал шапку с лица, сиявшему известной всему Союзу улыбкой. Которая, наподобие Солнца, осветила (а также и освятила) праздничный стол. И весь остальной вечер блистал! Причем блистал даже тогда, когда молчал. Находясь в центре внимания. Без которого, видимо, после того, как прославился, жить не мог.
Такая история. Которую слышал вот этими моими ушами от папы и мамы наутро после знакомства с Иннокентием Михайловичем. Которую счел необходимым коротенько поведать вам, потому что, как кажется, она говорит о Великом Актере нечто, ранее никем не описанное.