Семья эмигрантов: еврей, русская и попугай

Всю ночь Анна Ивановна Строкова проплакала в подушку, но все же утром она нашла в себе силы встать. Она почистила зубы, приняла душ, накрутила волосы, сделала макияж и только после этого пошла на кухню готовить завтрак. Вчера была овсянка, сегодня яичница с беконом. И так уже многие годы.

Обида давила Анну Строкову, – люди, казавшиеся ей близкими и родными, не хотели делить с ней её радость. Здесь на чужбине, где так важно дружеское участие – это было особенно тяжело. А когда даже кардинальное решение, принятое ею накануне, которое должно было решить все её проблемы, не дало желаемого результата, Анна Ивановна поняла, что что-то в этой жизни она делает не правильно.

А ведь все начиналось так хорошо. Душа радовалась и пела, когда Россия вернула себе Крым. Анна Ивановна позвонила по Скайпу сестре Вере в Челябинск, и они вместе переполнялись гордостью за свою пробудившуюся страну. И её как десятки миллионов соотечественников охватила волна патриотизма. Она чувствовала свою сопричастность к великим историческим событиям. Там в России всё бурлило и ликовало, а здесь на чужбине Анна Ивановна со своими радостями и надеждами оказалась во враждебной изоляции. Себя Строкова привыкла считать передовым отрядом русской интеллигенции, несущим иным народам высокое знамя русской культуры. Она конечно готова была пострадать за свой народ и свои убеждения, но та не заслуженная внезапно возникшая ненависть к её великой и горячо любимой Родине была Анне Ивановне непонятна и потому оскорбительна.

А тогда она так радовалась, приготовила праздничный стол, купила для мужа его любимый виски, а он пришел с работы и прямо с порога брякнул.

– Я бы вашему Путину в морду дал.

– Как ты можешь такое говорить? – возмутилась Анна Ивановна.

– А ты донос настрочи. Так и так, дорогие соотечественники, мой муж продался ЦРУ, прошу лишить его прогрессивки.

– Да, я с тобой с Родины на чужбину поехала, а ты слова обидные говоришь.

– Так жрать на твоей родине стало нечего, потому и поехала, да и то только когда ваш райком разогнали.

– Тебе же нравилось, что у тебя жена – инструктор райкома партии, я бы и дальше пошла, если бы твой папаша своей еврейской нацией мне анкету не подпортил.

– Не трожь отца, – возмутился Петр Аронович Науменко, – если бы не он – мы бы в Америку не попали.

– А дед твой – бандеровец!

– Дед свое отсидел, мать из-за этого в детдоме росла, а у вас коммуняк москальских руки по локоть в крови.

Шла обыкновенная супружеская беседа.

К ней привык даже попугай Вася, выкрикивавший попеременно: “Коммуняки москальские, бандеровцы недобитые, шикса кацапская, сионистский агрессор”. Новой была только тема Крыма.

Украинско-русское противостояние было в те дни предметом для споров у многих в прошлом советских пионеров и комсомольцев. Спорили об этом не только дома, но и в магазинах, парикмахерских, на приемах у врача и конечно на работе.

– Ну и зачем вам этот Крым? – спросил Петр Аронович жену, когда страсти немного поутихли.

– Ты что не понимаешь, Крым это Коктебель, Мисхор, Ливадия, Массандра, Артек – все, что дорого для русского человека. Одни название заставляют сердце трепетать.

– А что русских туда раньше не пускали?

– Так то, пускали, а теперь это наше. Ты представляешь, Петя теперь опять будет великая Россия.

– Ну да для величия москалям только Крыма не хватало.

– Почему только Крыма, Крым это начало. Теперь Россия вернет себе все земли, несправедливо у нее отторгнутые.

– А что есть справедливо отторгнутые?

– Ты знаешь, Петя я только сейчас поняла – все отогнуты несправедливо. Вот взять, к примеру, Стамбул, это же наш русский Царьград.

– Там что тоже русский язык запретили?

– Ты Петя русофоб. Вот почему если евреев не любят, то сразу кричат “антисемиты” и даже засудить могут. А нас что, русских, можно не любить безнаказанно? Я думаю закон надо такой ввести – не любишь русских – в тюрьму. Вот тут бы нас все и полюбили.

– Гуманно, – ехидно заметил Петр Аронович, – а ведь могли бы за не любовь к русским и расстреливать. Ну, за что вас любить, ведь вы же никакого сами не любите.

– Не правда – возмутилась супруга, – вот я же тебя люблю, хоть ты и сволочь не русская.

После таких споров примирение обычно происходило в постели, где Петр Аронович набрасывался на супругу с удвоенным ожесточением. За такие мгновения Анна Ивановна готова была все отдать и Крым, и даже такие святые для русского сердца места как Кремль и Лобное место на Красной площади.

Но уже на следующий день межнациональная рознь в этой семье вспыхивала вновь. Вечный бой местного значения шел уж почти 40 лет.

Одна отдушина – сестра Вера в Челябинске. У той муж был русский, но тоже козёл. Не понимал базовых ценностей родной культуры, вернее считал таковыми водку, баню и футбол. Вера Ивановна была младшей сестрой, и в отличие от Анны, ставшей в конце перестройки инструктором райкома партии, ничего при советской власти добиться не успела, хотя подавала большие надежды. Сестра, не смотря на разницу в возрасте в 10 лет, была у Анны Ивановны не только самым близким и родным человеком, но и единомышленником, другом и советчиком.

– Наши уже в Донецке, Харькове и Одессе – порадовала Вера сестру, – правда цены на продукты выросли.

– Давай я тебе денег вышлю.

– А тебя за это не посадят?

– За что? – удивилась Анна Ивановна. – Мои деньги, кому хочу тому и шлю.

– Все равно не надо. И так соседи косятся, а если узнают, что от Америки деньги получаю – вообще житья не будет. Перекантуемся как-то, капуста пока есть, картошки пару мешков, а там скоро осень и опять запасы можно делать. Главное что Крым опять наш. За такую радость нежданную можно и потерпеть.

* * *

– Вот Петя, – заявила с порога Анна Ивановна, когда муж пришел с работы, – радость у нас: наши уже в Донецке, Харькове и Одессе.

– У вас радость, а у людей горе, – парировал муж с порога.

– Это, у каких таких людей, позволь поинтересоваться, – завелась с пол оборота Анна Ивановна, – у бандеровцев недобитых, сионистских агрессоров и их заморских хозяев милитаристов из НАТО? Так мы их никогда за людей не считали.

Вечер обещал быть интересным.

Попугай Вася, услышав знакомые выражения, внимательно прислушивался, готовясь если представится случай, вставить свою реплику.

– Вот слушаю я тебя, – неторопливо заметил Петр Аронович, – и почему-то хочется мне взять автомат и стрелять в русских, пока не кончится обойма, а потом взять ещё обойму и снова стрелять и так до тех пор, пока всех не перестреляю.

– Чего ж ты на мне, русской женщине, тогда женился?

– Из ненависти, – признался Петр Аронович.

«Сионистский агрессор», – кинул реплику попугай Вася со своей жёрдочки.

– Ничего мы еще вам покажем, – не унималась Анна Ивановна, – мы не остановимся на ваши санкции, свои введем.

«Обама козел!», – поддержал попугай Вася.

– Мы если надо до Берлина дойдем, а то и до Парижа, нам не впервой. А там и Мадрид будет опять наш и на этот раз пятая колона не поможет, потому что No Pasaran на этот раз сработает. И они пройдут, так как вся Европа будет нашей, – размечталась Анна Ивановна, – ты понимаешь, Петя, какое это счастье…

– Ничего, – ответил Петр Аронович, – один батальон американской мотопехоты загонит русского медведя в сибирскую тайгу.

«Путин осел!», – поддержал Петра Ароновича попугай Вася.

– А мы на вас ядерную бомбу сбросим – парировала Анна Ивановна.

– Типун тебе на язык, дура. Тут же дети твои, внуки, да и ты сама.

– Величие России того стоит! – гордо сказала Анна Ивановна, но про себя подумала: «Прав Петя, типун мне на язык, дура я. Тут же мои дети, внуки, да и я сама».

«Шикса кацапская», – подвел итог дебатам попугай Вася.

На попугая Анна Ивановна не обижалась, впрочем, как и на мужа. Не со своего голоса они пели.

После обеда, когда посуда была составлена в посудомоечную машину, не удержалась и спросила мужа.

– Если твои украинцы так из-за Крыма переживают, что ж они отдали его без единого выстрела?

– Так команды не было стрелять. В нормальной банде и то, только по команде стреляют, а тут армия суверенного демократического государства. Ничего, вот выборы пройдут, тут и погоним вас из Крыма поганой метлой.

– Не отдадим, – заверила супруга Анна Ивановна, – грудью встанем. Что к нам попало, наше навек стало. Пусть враги ярятся в бессильной злобе, но русские своих в обиду не дадут.

– Да знаю я, сами сгноят.

Следующую ночь супруги спали в разных комнатах. Анна Ивановна дулась на мужа, обижалась на его не понимание, но международная обстановка накалялась, и больше молчать русская патриотка в стане врага не могла. Хоть чем-то она должна была помочь бедной России на её трудном пути к ещё большому величию.

Она разбудила мужа в 5 утра.

– Петя вставай, фашисты наступают!

– Где? – спросил муж, не открывая глаз.

– Донбасс хотят у нас отобрать.

– Анюта, в Америке нет Донбасса, – сказал Петя, продолжая спать.

– Не время спать, – возмущалась Анна Ивановна, – мирные жители Славянска просят помочь с оружием.

– Пошли им кухонный нож, но только не острый, а то ещё порежутся.

“Коммуняки москальские”, – пояснил попугай Вася.

– Так на них же фашисты идут.

“Бандеровцы недобитые”, – уточнил попугай Вася.

– А Путин не может им помочь. Хочет и не может.

– Путин осел! – сказали хором Петр Аронович и попугай Вася.

– Не тронь святое! Он Россию с колен поднял! Да на него молиться надо!

– Поганый вы народ, москали: в битвах трусливые, в работе ленивые, в науках тупые.

– Ой ли, кто бы говорил. А как мы державу такую создали, что раза в два побольше США?

– Так бесчестные, вороватые, наглые и вонючие.

Такого Анна Ивановна стерпеть не могла.

– Я Россию люблю! – сказала она гордо.

– Ну и катилась бы туда.

«Шикса кацапская», – встрял попугай Вася.

– Ноги моей здесь не будет!

С собой Анна Ивановна решила ничего не брать, кроме денег и драгоценностей.

Ночью она по Скайпу позвонила Вере.

– Вера, я поняла, что мое место в России. Завтра же отказываюсь от ненавистного американского гражданства и еду на Родину. Найдется у вас для меня местечко? – Анна Ивановна готовила эту речь заранее, предвкушая, как обрадуется сестра, как и она – настоящая русская патриотка.

– А ну-ка повтори, – попросила потрясенная сестра.

Анна Ивановна повторила. Вера вся изменилась в лице.

– Ты нас погубить решила? – спросила Вера. – Ты что хочешь, чтоб над нами весь Челябинск издевался?

– Так я ж не буду больше ненавистной американкой, я опять стану русской как вы.

– Издеваешься? Над нашим горем издеваешься?

– Да нет, Вера, как бы я могла, я ж сестра твоя старшая. Мне мать завещала за тобой присматривать, в трудную минуту помогать.

– Так ты, значит, помочь хочешь?

– Ну да.

– Тогда сиди в своей Америке и не рыпайся. Нам пришел вызов в посольство США на интервью. Может, и мы еще поживем. Не всё же тебе одной.

Всю оставшуюся ночь Анна Ивановна Строкова проплакала в подушку, предателями оказались все близкие: попугай Вася, муж Петя и даже родная сестра Вера. И что самое обидное, путь на Родину в любимую Россию для неё оказался закрыт. Утром она сказала мужу.

– Вера к нам приедет на совсем.

– Вот молодец! – обрадовался Петя. – Вера умная, работящая, порядочная. Ей у нас будет хорошо.

– Так она же русская…

– В Америке, – гордо ответил Петр Аронович, – мы все американцы!