History*Что произошло?
«Мое сладкое, любимое дитя. Я желаю жить в этом мире только ради тебя. И я предпочел бы жить в изгнании с тобой в любой части Земли, чем прожить жизнь скорбной вдовы без тебя. Благослови тебя Господь, мое милое дитя и жена, и, дай бог, ты навсегда останешься единственным утешением для своего дряхлого отца и мужа».
Если вы запутались и не понимаете, в каком родстве состоят автор письма и его адресат, то будете удивлены, узнав, что кровные узы их не связывали. Письмо было написано то ли в декабре 1623-го, то ли годом позже, его автор — король Англии Яков I, адресат — его фаворит, Джордж Вильерс, совсем недавно получивший титул герцога Бекингема.
Человек, для которого был создан первый за полвека герцогский титул, имел с королем гомосексуальную связь. Бекингем замкнул длинную очередь любовников Якова I. Он был моложе короля почти на тридцать лет. Их знакомство состоялось в 1614-м, и юный дворянин из Лестершира полностью завладел разумом и чувствами Якова. Отныне король называл Вильерса либо Стини (в честь Святого Стефана), либо «мое единственное, сладкое и любимое дитя», еще иногда «женой», а бывало, что и «мужем». Чем сильнее была королевская любовь, тем быстрее росла ненависть парламента и народа. Якову дважды пришлось защищать фаворита от обвинений Тайного Совета. «Вы можете быть уверены, что я люблю Бекингема больше, чем кого-либо еще, и больше чем вас, собравшихся здесь. Я не думаю, что это недостаток, и вам не в чем меня обвинить, так как Христос делал тоже самое. У него был Иоанн, а у меня есть Джордж», — ответил Яков ответил Совету.
Между тем, король старел, а «сладкое и любимое дитя» медленно, но верно прибирало к рукам власть в стране. На момент смерти своего «любящего отца и мужа», Стини был лордом-адмиралом, лордом-констеблем, лордом-стюардом Вестминстера, а также главным судьей выездной сессии. Он определял внешнюю политику Англии и распоряжался ее финансами. Надежды на то, что новый король Карл I избавит страну от Стини, не оправдались. Карл, конечно, не писал Бекингему писем о любви, но доверял тому безгранично.
В Европе бушевала Тридцатилетняя война, в которой Англия тоже принимала участие. Стини развязал два малопонятных конфликта с Испанией и Францией. Выгоду от побед в этих войнах герцог и сам не мог объяснить. Во Франции, например, он крайне неудачно поддержал гугенотов. Его авантюра увенчалось осадой Ла-Рошели (той самой, что описана в «Трех мушкетерах»), которая была крупнейшей гугенотской крепостью Франции. По итогам кампании гугеноты эту твердыню потеряли, а Стини навлек на себя несмываемый позор, когда попытался высадить десант для прорыва осады.
В войне с Францией принимал участие Джон Фелтон. В одном из сражений он получил ранение и вскоре явился к Бекингему с просьбой о повышении в чине. Герцог просителю отказал. В следующий раз Фелтон пришел с кинжалом, который и вонзил в грудь Стини. Никакой роковой женщины с клеймом на плече, никакого религиозного фанатизма — просто один удар кинжалом, который изменил все.
Могло ли быть иначе?
Если бы в Англии XVII-го века существовали социологические опросы, то применительно к Бекингему они показывали бы антирейтинг и отрицательную популярность. Количество памфлетов, разной степени скабрезности, посвященных Стини и делам его, измерялось тысячами. Убийца герцога стал кем-то вроде национального героя. Люди пили за здоровье Фелтона и не делали из этого тайны. Александр Джил-младший, сын известного теолога и лингвиста, за произнесение такого тоста был приговорен к штрафу в 2000 фунтов и отрезанию ушей. От увечий и разорения его спасло лишь вмешательство архиепископа Уильяма Лода, который убедил короля Карла I в том, что наказание необходимо отменить.
Так или иначе, Фелтон был за убийство герцога повешен. Его тело выставили на одной из площадей Портсмута. Обычная для того времени практика — выставить тело казненного преступника на публику в назидательно-воспитательных целях. Не тут-то было. Останки Фелтона привлекли скорбящих, площадь стала местом публичного паломничества. Власти Портсмута спешно предали тело земле, опасаясь беспорядков.
Англия лишилась штатного козла отпущения. Если прежде все неудачи списывались на бесталанного, но могущественного Бекингема, то теперь нужно было искать нового виновника всех несчастий. Таковой, в конце концов, был найден. Им стал Карл I, который продолжит борьбу с парламентом, что приведет Англию к революции, а ее короля — на плаху. Другое дело, что Фелтон был не единственным человеком, пытавшимся убить Бекингема. Герцог был так люто ненавидим, что жизнь его практически постоянно находилась под угрозой. И, скорее всего, если бы не Фелтон, то кто-то другой совершил бы то, что в одном из памфлетов называлось «спасением Англии».
Что изменилось бы?
Герцог Бекингем определял внешнюю политику Англии, ничего толком не смысля в делах войны и дипломатии. Чем было мотивировано его горячее желание протянуть руку помощи французским гугенотам — загадка. Объяснение из «Трех мушкетеров», где речь идет о любви герцога к Анне Австрийской, которую он таким образом хотел спасти от злобного кардинала Ришелье — далеко не самое абсурдное. Так или иначе, действия Стини привели к тому, что Франция встала на сторону Габсбургов. Со временем, конечно, Ришелье эту сторону сменит, и Франция поддержит Протестантскую Лигу, но это произойдет позже. А в тот момент неразумные действия Бекингема привели к сближению Франции с Испанией и Австрией — опаснейшими ее врагами.
Гибель всемогущего герцога привела к фактическому выходу Англии из войны в Европе. Отныне Лондон оказывал протестантам лишь финансовую и дипломатическую поддержку. А боевые действия Англия вела преимущественно в Новом Свете, где постепенно входило в моду такое явление, как каперство. С другой стороны, гибель Бекингема вскрыла внутренний нарыв, обозначив ряд важнейших для Англии противоречий. Как покажет время, Карл оказался бессилен против оппозиции.
Что изменилось бы, останься Бекингем жив? Возможно, что ничего. Карл не умел стоять на своем и в критические моменты не оказывал помощи своим сторонникам. В начале 40-х годов король не спас от смерти Уильяма Лода и графа Страффорда, которых парламент обвинил в государственной измене.
В итоге будущую войну Карл встречал, по сути, без союзников. Та же судьба могла постигнуть и Бекингема. Другое дело, что в 1628-м такое еще довольно сложно было себе представить. Вот только конфликт Бекингема и недовольной им оппозиции назревал. Как знать, возможно, революция вспыхнула бы на 12−14 лет раньше.