Роспись общей площадью свыше 800 м² с изображением более 300 фигур, выполненная Микеланджело практически в одиночку, в рекордные сроки — с 10 мая 1508 года по 31 октября 1512 года, потребовавшая сверхчеловеческих усилий, как физических, так и духовных, — знаменитый шедевр эпохи Возрождения, навсегда изменивший мир изобразительного искусства и представление о возможностях человеческого духа. «Трудно даже сказать, как я жаждал, чтобы вы были здесь со мной и могли хотя бы составить себе представление о том, что в состоянии придумать и сотворить один-единственный великий человек. Тот, кто не видел Сикстинский капеллы, не в силах наглядно себе представить, на что человек способен. Мы читаем и слышим о множестве великих и достойных людей, но здесь его творения — живые, они у тебя над головой, перед глазами», [1] — писал И.-В. Гете в 1787 году.

Сикстинская капелла, построенная в 1473 — 1481 годах по заказу Папы римского Сикста IV архитектором Джованни де Дольчи по проекту Баччо Понтелли, представляет собой прямоугольное помещение размерами 40,2 x 13,4 метров, высотой 20 метров, с цилиндрическим сводом, с высокими окнами, расположенными почти под самым потолком. В конце XV века стены капеллы были расписаны художниками Гирландайо, Перуджино, Боттичелли, Синьорелли, Пинтуриккьо, Пьеро ди Козимо сценами из жизни Моисея и Христа и портретами первых Понтификов, а свод был декорирован мастером Пьер Маттео д’Aмелия в виде синего неба с рассыпанными по нему золотыми звездами.

В 1504 году на своде капеллы образовалась широкая трещина, вызванная, по всей видимости, проседанием южной стены здания. [2] Поврежденный участок заделали, и Папа Юлий II распорядился расписать свод заново, поручив работу Микеланджело Буонарроти.

Первоначальный проект предусматривал создание изображений двенадцати Апостолов и геометрического орнамента по центру [3]. Однако, приступив к работам, Микеланджело понял, что фигуры Апостолов потеряются на большом своде. В январе 1524 года в письме к Джованни Франческо Фаттуччи художник вспоминал: «Как только я начал работу, мне сразу показалось, что все получится слишком заурядным. Я сказал Папе, что, если я изображу одних Апостолов, впечатление будет бедным. Когда Папа спросил: почему? Я ему ответил, что Апостолы и сами были людьми небогатыми. Тогда Папа позволил мне действовать по моему усмотрению» [4]. Однако, как справедливо отмечают историки, сомнительным представляется тот факт, что художник мог самостоятельно разработать всю иконографическую программу росписей. Вероятнее всего, он сотрудничал с богословами папского двора и следовал их указаниям [5]. И по всей видимости, это были одни из самых влиятельных теологов начала XVI века — Марко Виджерио [6] и Эджидио да Витербо [7].

Цикл фресок должен был иконографически расширить тему, заданную росписями, рассказывающими об истории Моисея и Христа, выполненными художниками в конце XV века, и представить историю человечества эпохи «ante legem» («до Закона»), то есть до того, как Моисею на горе Синай были даны Богом «Десять заповедей». Главные мотивы росписей — таинство творения Бога, кульминацией которого является сотворение человека Богом по Своему образу и подобию, отчуждение человека от Бога, как следствие человеческого грехопадения, и данная Богом человечеству надежда на спасение. Рассматривать роспись свода Сикстинской капеллы следует как одно единое целое. Она знаменует собой единение Ветхого и Нового Заветов: Бог посылает человечеству Спасителя, приход которого предсказан библейскими пророками [8]. Кроме того, она связывает античный мир с христианским через сивилл [9], прорицательниц Древнего мира, пророчествовавших о едином Боге, предсказавших пришествие Христа. Считалось, что человечество в античный период пребывало в ожидании прихода нового мира, и что Бог, несмотря на то, что дал явные указания на явление Иисуса Христа в Ветхом Завете, уже в античный период передал это знание через сивилл. Поэтому присутствие персонажей языческого мира в Сикстинской капелле вполне закономерно. «В этих-то книгах пророков, — писал учитель Церкви II века Иустин Философ, представляя пророка в общем смысле как человека, контактирующего с божественными силами, — находим мы предсказания о том, что Иисус, наш Христос, придет, родится от Девы и возрастет, будет исцелять всякую болезнь и всякую немощь и воскрешать мертвых, подвергнется зависти, и будет не узнан, и распят, умрет и воскреснет, и на небеса взойдет, и будет и наречется Сыном Божиим; также, что некоторые будут Им посланы проповедать это во весь род человеческий, и более из язычников уверуют в Него. Это было предсказано до явления Его сперва за пять тысяч лет, то за три тысячи, то за две, то за тысячу, а то за восемьсот; потому что сообразно с преемством родов существовали то те, то другие пророки» [10].

На центральном поясе свода представлены в хронологическом порядке от алтаря ко входу в капеллу девять эпизодов из Книги Бытия: «Отделение света от тьмы», «Сотворение светил и растительного мира», «Отделение суши от воды», «Сотворение Адама», «Сотворение Евы», «Грехопадение и изгнание из Рая», «Жертвоприношение Ноя», «Всемирный потоп», «Опьянение Ноя». По сторонам от основного цикла, а также над входом в капеллу и над алтарем изображены двенадцать пророков и сивилл, предсказавших приход Спасителя. В восьми треугольных пазухах свода — жанровые сценки с участием библейских персонажей. В угловых распалубках — драматические библейские истории «Юдифь и Олоферн», «Давид и Голиаф», «Медный змий», «Наказание Амана». В двенадцати люнетах над окнами и в двух люнетах на противоположной к алтарю стене — предки Христа.

С помощью иллюзионистических живописных приемов Микеланджело визуально сделал архитектуру капеллы более выразительной, разбив монотонную поверхность свода ложными карнизами, цоколями, пилястрами. «Так зарождается совершенно новое понимание архитектурного пространства — как живого, двигающегося, динамического, — отмечает историк искусства Б. Р. Виппер. — Основной стержень художественной реформы Микеланджело заключается в том, что весь потолок, со всеми сводами и люнетами, он берет как нечто целое, как воображаемый героический мир, стелющийся над головами зрителей. Он одновременно утверждает реальную архитектуру, и дает ее рельефное истолкование, и расширяет ее, и ограничивает» [11].

Микеланджело приступил к работе 10 мая 1508 года, о чем сам засвидетельствовал в оставленной им записке, указав сумму в 500 дукатов, полученную им от Юлия II [12]. Ему тридцать три года. За его плечами созданные им шедевры, изваянные из мрамора, — «Пьета» (1499) и «Давид» (1501 — 1504).

До Сикстинской капеллы Микеланджело, считавший себя в первую очередь скульптором, практически не работал в технике фрески. Удивительную прозорливость и своего рода гениальность проявил Папа Юлий II, пригласив именно Микеланджело расписывать свод капеллы. Однако художника все время не покидало ощущение, что он занимается не своим делом. Об этом он писал своему отцу Лодовико ди Буонарроти в январе 1509 года: «Я все еще пребываю в великих мечтаниях, потому что вот уже год, как я не получал ни гроша от этого папы, да и не прошу об этом, ибо работа моя не двигается вперед настолько, чтобы мне казалось, что я за нее что-то заслужил. И в этом трудность этой работы, и к тому же это не моя профессия. И я только бесплодно теряю время. Да поможет мне Бог» [13].

Первые два месяца Микеланджело посвятил подготовительным работам, созданию предварительных набросков. Кроме того, необходимо было сконструировать особые строительные леса. Первоначальный проект лесов, разработанный архитектором Донато Браманте и предусматривавший крепление тросов на потолке, Микеланджело решительно отверг, поскольку в этом случае свод был бы обезображен дырами, которые так бы и остались не закрашенными после снятия лесов. Он предложил совершенно иную систему конструкции, вмонтировав крепление настила в боковые стены [14].

Работа по созданию фресок была тяжелой и изнурительной. Приходилось часами стоять на настиле под самым потолком, запрокинув голову назад. «Он так испортил себе зрение, что несколько месяцев не мог читать написанное и рассматривать рисунки иначе как снизу вверх…» [15] — отмечал Джорджо Вазари в жизнеописании Микеланджело.

Сохранилось письмо Микеланджело к своему другу Джованни да Пистойя, которое он сопроводил сонетом, описывающим свои мучения, и шутливым рисунком, в котором изобразил самого себя за работой.

Я получил за труд лишь зоб, хворобу
(Так пучит кошек мутная вода,
В Ломбардии — нередких мест беда!)
Да подбородком вклинился в утробу;
Грудь — как у гарпий; череп, мне на злобу,
Полез к горбу; и дыбом — борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;
Сместились бедра начисто в живот,
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;
Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.
Средь этих-то докук
Рассудок мой пришел к сужденьям странным
(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!):
Так! Живопись — с изъяном!
Но ты, Джованни, будь в защите смел:
Ведь я — пришлец, и кисть — не мой удел! [16]
(Сонет Микеланджело, 1510 г., перевод с ит. А. М. Эфроса)

На начальном этапе Микеланджело помогали вызванные им специально из Флоренции художники Франческо Граначчи, Джулиано Буджардини, Аристотиле да Сангалло. Однако он быстро расстался со своими помощниками, поскольку был недоволен их работой, и продолжал роспись уже в одиночестве [17]. «Я тружусь через силу, больше, чем любой человек, когда-либо существовавший, — при плохом здоровье и с величайшим напряжением. И все же я терплю, чтобы достигнуть желанной цели» [18], — писал он брату Буонаррото ди Лодовико 24 июля 1512 года.

Приходилось постоянно работать при свечах: строительные леса были расположены выше окон, и наверху под потолком царил полумрак даже днем. Сложность заключалась и в повышенной влажности, которая вызывала появление плесени. Микеланджело поначалу вынужден был сбивать поврежденную плесенью штукатурку и делать роспись заново, пока, по совету архитектора Антонио да Сангалло, не стал добавлять в раствор больше песка, что препятствовало образованию плесени [19].

Каждый день художник наносил слой штукатурки такой площади, которую он мог заполнить росписью за один день. Если не успевал закончить намеченное, высохший и не покрытый росписью участок штукатурки нужно было удалять. Техника фрески (ит. affresco от ит. fresco — свежий) предусматривала роспись по сырой штукатурке [20].

Рисунок в натуральную величину Микеланджело выполнял заранее на картоне, а потом переносил его на подготовленный слой штукатурки, используя технику «припороха». Прокалывал на картоне отверстия по контуру рисунка и потом, прикладывая картон к потолку, набивал рисунок полотняным мешочком, заполненным углем, — сквозь отверстия порошок проникал внутрь и оставлял на потолке рисунок в виде точек. Однако подготовительный картон художник использовал не всегда. В некоторых сценах он наносил рисунок непосредственно на штукатурку, руководствуясь лишь маленьким эскизом, выполненным на бумаге.

Художник начал работу со стороны входа в капеллу, то есть с изображения пророка Захарии и фрески «Опьянение Ноя», постепенно продвигаясь к алтарю, выполняя росписи в обратном хронологическом порядке. При этом последовательно расписывал пролет за пролетом, перемещая строительные леса вдоль капеллы. Поскольку леса могли быть использованы для каждого пролета только один раз, он сразу должен был осуществлять как центральную сцену, так и фигуры пророков и предков Христа в люнетах и на парусах.

Летом 1510 года работы, выполненные наполовину, до середины капеллы, были прерваны в связи с отъездом Юлия II из Рима. 5 сентября 1510 года Микеланджело в письме к отцу жаловался, что Папа уехал, не оставив денег и не отдав никаких распоряжений по поводу продолжения работ [21]. Вторую часть свода Микеланджело осуществил в кратчайшие сроки — за год, с осени 1511 по октябрь 1512 года. Юлий II торопил художника и требовал скорейшего завершения росписи свода.

Семь библейских пророков и пять сивилл Древнего мира, предсказавших пришествие Спасителя, изобразил Микеланджело по сторонам от основного цикла и в торцах капеллы. Художник представил их восседающими на тронах, вписанных в пространство иллюзорной архитектуры. Мужские и женские фигуры чередуются, и при этом напротив каждого пророка изображена сивилла. На табличках внизу под тронами, которые поддерживают путти, указаны их имена [22]. Гигантские фигуры высотой от двух с половиной до трех метров с мощным атлетическим телосложением запечатлены Микеланджело в разных позах и эмоционально-психологических состояниях. Не только библейские пророки, но и сивиллы имеют брутальные мужские формы с мощными мускулистыми руками и ногами. Богатырское телосложение, которым наделены образы прорицателей, — символ титанической силы и величия духа. По мере приближения к алтарю фигуры становятся все более крупными за счет понижения иллюзорных консолей, на которых располагаются троны. Микеланджело рассчитывал на зрительное восприятие входящих в капеллу, чтобы все без исключения фигуры предсказателей казались значительными и внушительными по размерам. Кроме того, постепенно возрастает динамика фигур, усиливается внутреннее напряжение образов. Они не просто сидят: они живут, думают, двигаются, волнуются, переживают, страдают. Важнейшим элементом композиций являются свитки и книги. Пророки и сивиллы читают, листают, представляют зрителям фолианты, разворачивают листы рукописей, размышляют над написанным, записывают новые строки пророчеств. Удивителен изысканный колорит, построенный на сочетании нежных лазурно-голубых, лилово-розовых, горчично-желтых, оранжевых и бледно-зеленых оттенков. Как выяснили специалисты, работавшие в 1980-х годах над реставрацией фресок свода капеллы, Микеланджело за счет уменьшения пигмента в красках смягчал цвета, создавая ощущение легких, воздушных тканей, получая эффект насыщенного светом цвета [23].

Джорджо Вазари был абсолютно пленен образами провозвестников, созданных Микеланджело, и считал их едва ли не самыми прекрасными из его творений на своде Сикстинской капеллы. «… мастерство это […] поднялось еще выше и показало себя куда более великим в пяти сивиллах и семи пророках, написанных здесь с высотой каждой фигуры в пять локтей и более, во всех разнообразных их позах, в красоте тканей и разнообразии одежд, как и вообще в чудесных выдумках и рассудительности художника, почему они кажутся божественными всякому, кто различает страсти, которыми охвачены каждая из них» [24].

Первым из пророков был написан пророк Захария [25]. Изображение пророка Захарии над входом в капеллу обусловлено его пророчеством: именно он предсказал въезд Христа в Иерусалим. «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной… Он возвестит мир народам, и владычество Его будет от моря до моря и от реки до концов земли. А что до тебя, ради крови завета твоего Я освобожу узников твоих из рва, в котором нет воды». (Зах. 9: 9 — 11)

«Старец Захария, который, разыскивая в книге что-то, чего найти не может, стоит, опершись на одну ногу и подняв другую, — пишет Вазари, — а так как увлечение поисками того, чего он не находит, заставляет его стоять в этом положении, он забывает о тех неудобствах, которые оно ему доставляет. В этой фигуре прекраснейшим образом показана старость…» [26]. Это одна из самых статичных из четырнадцати фигур, являющаяся символом спокойного, мудрого, отрешенного созерцания. Старец с окладистой белой бородой, в одеянии желтовато-охристого цвета и зеленой мантии с красным подбоем сосредоточенно перелистывает страницы книги пророчеств.

Слева от пророка Захарии — Дельфийская сивилла. Жрица-прорицательница из храма Аполлона в Дельфах, жившая до Троянской войны, как писал христианский проповедник II века Климент Алекандрийский в книге «Строматы», свидетельствовала о Едином Боге: «Кто телесными очами узрит бессмертного Бога, небесного и истинного, обитающего в зените? Ведь даже лучам Солнца не в силах противостоять слабое человеческое зрение» [27]. Дельфийская сивилла Микеланджело юная, порывистая, живая. Это самая молодая из изображенных им сивилл. Дивный, трепетный образ юности!

Она держит в руке свиток и при этом, будто услышав чей-то зов, поворачивается в другую сторону. Ее лицо с полуоткрытым ртом выражает крайнее изумление, может быть, даже испуг, словно она видит подтверждение своему пророчеству. Динамичность фигуры подчеркивается стремительным поворотом головы, развевающимися золотистыми локонами, живописными складками одежд. Считается, что иконографические образы античных предсказательниц художник почерпнул в труде Филиппо Барбьери (Filippo Barbieri, «Discordantiae sanctorum doctorum Hieronymi et Augustini», 1481), в котором теолог доминиканец XV века описывает сивилл, их внешний вид, возраст, манеру одеваться и сопровождает описание известными пророчествами.

Библейский пророк V века до н. э. Иоиль, предсказавший страшные бедствия на земле, Судный день, сошествие Святого Духа на апостолов, представлен Микеланджело напротив Дельфийской сивиллы сидящим фронтально и внимательно изучающим свиток, который он держит в руках. Его фигура с выдвинутой вперед ногой, облаченная в лиловую тунику и красную мантию, спадающую с колен, заключает в себе колоссальное внутреннее напряжение, которое находит свое отражение в выражении сурового и сосредоточенного лица. «Я — Господь Бог ваш, и нет другого, и Мой народ не посрамится во веки. И будет после того, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения. И также на рабов и на рабынь в те дни излию от Духа Моего. И покажу знамения на небе и на земле: кровь и огонь и столпы дыма. Солнце превратится во тьму и луна — в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный. И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется; ибо на горе Сионе и в Иерусалиме будет спасение, как сказал Господь, и у остальных, которых призовет Господь». (Иоил 2: 27 — 32)

Эритрейская сивилла, пророчица II тысячелетия до н. э. из малоазийской Эритреи [28], как отмечал христианский писатель IV века Лактанций, пророчествовала о едином Боге: «Только один есть Бог, Высочайший и все сотворивший: небо, яркое солнце, луну и горящие звезды, и плодородные земли, и воды глубокого моря… Чтите только Его, единого мира Владыку, Он лишь Сущий от века и впредь и вовеки пребудет» [29]. В своем труде «О Граде Божьем» Аврелий Августин указывает на то, что сивилла из Эритреи предсказала пришествие Христа: «Звуки судной трубы раздадутся, и лик земли потом покроется. Вот, грядет с неба Царь, и навеки Его будет царствие, в коем, в плоти явившись, судить будет мир этот горестный» [30]. Пророчица оракула Аполлона повернулась и, закинув ногу на ногу, листает страницы большой книги, которая лежит на подставке. Эритрейская сивилла — единственная из предсказателей, написанных Микеланджело на своде капеллы, которая демонстрирует зрителю раскрытую книгу пророчеств. На втором плане один путто разжигает лампаду, как символ предсказания. А другой — протирает себе глаза, как символ пробуждения души, озаренной светом знания.

Напротив сивиллы — пророк Исайя [31]— один из четырех великих библейских пророков, живший в VIII веке до н. э., известный множественными пророчествами о грядущем Мессии: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7: 14), «ибо младенец родился нам — сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Ис. 9: 6).

Исайя, «сильно углубившись в свои мысли, скрестил ноги и одну руку заложил в книгу, отмечая то место, где остановил свое чтение, локоть другой поставил на книгу, подперев рукой щеку, а так как его окликнул один из путти, что сзади него, он повернул к нему только голову, ничем не нарушая всего остального» [32]. Он кажется спокойным, но внутренним напряжением пронизана вся его фигура, со скрученным в повороте торсом, перекрещенными ногами. Движение усиливается широкими складками голубого плаща с зеленым подбоем и подхватывается за спиной пророка волнообразной линией развевающейся словно от сильного ветра накидки мальчика.

О грядущем благочестивом Царе и Пастыре, который будет править вечно, пророчествовал в VI века до н. э. великий пророк Иезекииль: «И будут жить на земле, которую Я дал рабу Моему Иакову, на которой жили отцы их; там будут жить они и дети их, и дети детей их во веки; и раб Мой Давид будет князем у них вечно». (Иез. 37: 25) Иезекииль также предсказал создание нового Храма, который положит конец эпохе греха, из которого забьет ключом чудесная река, несущая миру плодородие (Иез. 40 — 48). Кроме того, неслучайным является изображение на своде Сикстинской капеллы пророка рядом со сценой сотворения Евы. Иезекииль предрек явление Девы Марии, которая рождением божественного сына искупила совершенный Евой грех. Церковная традиция относит к ветхозаветным образам Богородицы Ворота храма, как символ непорочности, о которых и упоминает пророк Иезекииль: «И сказал мне Господь: ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими, ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены» (Иез. 44: 2)

На фреске Микеланджело взволнованный Иезекииль резким, порывистым движением поворачивается к юноше, который указывает ему рукой на сцену с изображением сотворения Евы, словно в подтверждение пророчества. Напряжение усиливается эффектным колоритом, построенном на контрастном сочетании холодных лиловых, голубых и теплых оранжевых оттенков. Потрясающая энергия исходит от его мощной фигуры с вытянутой вперед правой рукой, изображенной в ракурсе, и четко прописанным профилем лица с выражением крайнего эмоционального возбуждения.

Вергилий в «Буколиках» упоминает пророчество самой известной из сивилл — Кумской сивиллы, предсказавшей рождение младенца, который положит начало новому роду и золотому веку:

«Сызнова ныне времен зачинается строй величавый,
Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.
Снова с высоких небес посылается новое племя.
К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселится» [33].

Историк Николай Спафарий в XVII веке писал, что среди многочисленных пророчеств Кумской сивиллы было пророчество о «Спасителе нашем Христе и о страданиях Его» [34].

Речь идет о самом важном пророчестве языческого мира, истолкованном в христианском ключе, которое укрепило связь между миром классической культуры и миром культуры христианской.

Согласно греческой мифологии, Кумская сивилла была жрицей храма Аполлона, покинувшей родную Грецию и обитавшей в Кумах, греческой колонии недалеко от современного Неаполя. В свое время она получила от Аполлона в дар способность видеть будущее. Ей была предназначена и долгая жизнь, которая должна была длиться столько, сколько жрица будет находиться вдали от родной земли. Дар долгой жизни не предусматривал вечной молодости. Поэтому Кумская жрица медленно старела, пока не превратилась в высохшую старуху. Такой ее и изобразил Микеланджело. Гигантская древняя сивилла с морщинистым, почерневшим от возраста лицом восседает на троне, склонившись над книгой, которую она придерживает огромной мускулистой обнаженной рукой. Глубокие тени зрительно придают ее фигуре объемную выпуклость, рельефность. Внутренняя сила, покой и уверенность исходят от этого образа исполненной мудрости античной прорицательницы.

Персидскую сивиллу, жившую на Востоке в XIII веке до н. э., Микеланджело полностью закутал в одежды, изобразив ее пожилой женщиной с большим заметно выступающим горбом. Изысканно по колориту ее одеяние, отличающееся гармоничным сочетанием нежных зеленых и розовых оттенков. Отвернувшись к стене, она подносит книгу к самым глазам, пытаясь разглядеть написанное пророчество:

«Сокрушен будет сатана до конца,
Ибо исполнится слово непостижимое
И родится от пречистой девы отроковицы,
И будет на земле пророком великим,
И нас с Богом Отцом примирит» [35].

Напротив Персидской сивиллы — пророк Даниил. Великий библейский пророк, потомок знатного иудейского рода жил в VI веке до н. э. Попал в вавилонский плен после завоевания Иерусалима Навуходоносором в 586 году до н. э. и воспитывался при царском дворе. Его авторству приписывается «Книга пророка Даниила». Микеланджело представил Даниила в виде юноши с копной золотистых волос, который, оторвавшись от чтения большой книги, лежащей у него на коленях, что-то взволнованно пишет. «В первый год Валтасара, царя Вавилонского, Даниил видел сон и пророческие видения… Тогда он записал этот сон, изложив сущность». (Дан. 7: 1 — 2) Обладающий даром понимать и толковать сны, пророк Даниил изображен на своде Сикстинской капеллы в тот момент, когда, потрясенный явленным ему видением, он поспешно записывает пророчество. Тревога и волнение отразились на его лице. Необыкновенную силу внутренних переживаний пророка Микеланджело передал через динамичную позу его богатырской фигуры с отставленной в сторону гигантской ногой и отклонившимся в другую сторону торсом.

В книге пророка Даниила указывается год прихода Мессии, при исчислении его от указа о восстановлении Иерусалима (указ персидского царя Артаксеркса, 444 год до н. э.), предсказывается разрушение Иерусалима после смерти Христа. «Семьдесят седмин определены для народа твоего и святого города твоего, чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был Святый святых. Итак знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмины; и возвратится [народ] и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена. И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет; а город и святилище разрушены будут народом вождя, который придет, и конец его будет как от наводнения, и до конца войны будут опустошения. И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле [святилища] будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя». (Дан. 9: 24 — 27)

Великий пророк Иеремия [36], скрестив ноги и подперев голову рукой, кажется придавленным тяжестью горьких раздумий о судьбе своего народа. Его поникшая фигура с опущенными плечами, седая голова с длинной белой бородой и мрачным выражением лица отражают бесконечное страдание и глубокое отчаяние пророка, осознающего неотвратимость злосчастных предзнаменований. Его образ — яркое воплощение скорби. В Книге Иеремии есть свидетельства о тяжелых временах и предстоящих испытаниях, которые однако будут преодолены заключением нового Завета — нового союза между человеком и Богом: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: „познайте Господа“, ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более». (Иер. 31: 31—34)

О пророчестве Ливийской сивиллы сообщает христианский проповедник II века Климент Александрийский в своем «Слове к язычникам»:

«Он неподвижным, Он ясным для всех пребывает: придите,
Люди, к Нему и оставьте тьму ночи и мрак беспросветный.
Вот солнца сладостный свет льется с неба и все озаряет.
К мудрости вы, в вашем сердце ее утвердив, приобщитесь!
Бог есть один, посылающий дождь, ветер, землетрясение,
Молнии, голод, страданье, чуму, неизбывное горе,
Снег, лед, — да есть ли нужда говорить обо всем по порядку?
Небом Он правит, владеет землей; Он – воистину Сущий» [37].

Ливийская сивилла с прекрасными золотыми волосами, убранными в аккуратную прическу, изображена в тот момент, когда она, изящным жестом откладывая в сторону книгу, привстает со своего трона, поворачиваясь и наклоняя голову, опираясь лишь кончиками пальцев на консоль и подставку для ног. Ее сложнейшая поза одновременно отражает два действия, как пишет Вазари, «одновременно и встать и захлопнуть книгу: вещь труднейшая, чтобы не сказать невозможная, для любого (художника), кроме ее создателя» [38]. Сохранился замечательный эскиз к росписи, выполненный сангиной, запечатлевший отдельные моменты поиска художником наилучшего способа передачи движения (1512, Метрополитен-музей, Нью-Йорк).

Последним из провозвестников Микеланджело изобразил пророка Иону [39]. «Но кто же не восхитится и не поразится, увидев потрясающего Иону, последнюю фигуру капеллы, где силой искусства свод, который, изгибаясь по стене, в действительности выступает вперед, кажется прямым благодаря видимому воздействию этой отклонившейся назад фигуры, и, подчинившись искусству рисунка, тени и свету, он поистине как бы отклоняется назад!» [40] — писал восхищенный этим образом пророка Вазари.

Мощная фигура пророка Ионы над алтарем представлена художником в необычном, сложнейшем ракурсе, отклонена от оси и уравновешена огромной рыбиной, изображенной справа. Создается особый иллюзионистический эффект, зрительно изменяющий реально существующий изгиб свода. Охваченный потрясением от явленного ему, Иона словно откидывается назад, свешивая ноги над головами зрителей, и, запрокидывая голову, обращает свой взор на сцену «Отделения света от тьмы», символически соединяя тем самым Ветхий и Новый Заветы. Необыкновенно экспрессивный образ! Пророческий экстаз Ионы — апофеоз нарастающей по мере приближения к алтарю динамики и усиливающегося напряжения в образах провозвестников Христа. Если первый написанный Микеланджело образ погруженного в медитативное состояние пророка Захарии над входом в капеллу по стилистике можно отнести к искусству XV века, то фигура Ионы по динамизму и экспрессивности уже характеризуется стилистическими особенностями искусства эпохи барокко.

Иона так же, как и Иеремия, изображен без книг и свитков. Но если Иеремия погружен в тяжелые раздумья, пророк Иона, кажется, непосредственно созерцает Бога. Он изображен на самом почетном месте — над алтарем, поскольку считается, что он своей судьбой предвосхитил Воскрешение Христа. На это есть указание в Евангелии от Матфея: «Тогда некоторые из книжников и фарисеев сказали: Учитель! хотелось бы нам видеть от Тебя знамение. Но Он сказал им в ответ: род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи». (Мф. 12: 38-40)

Пророки и сивиллы Микеланджело — шедевр из шедевров изобразительного искусства. Монументальные гигантские фигуры, изображенные в немыслимых, сложных ракурсах, в величественных позах, с одухотворенными лицами, в выражении которых отразились разные оттенки чувств — сосредоточенность, сомнение, удивление, уверенность, скорбь, порыв, — являются важнейшими персонажами всей росписи. Будучи провозвестниками Христа, пророки и сивиллы провозглашают христианство. Пожалуй, никто не воплотил силу и величие пророческого дара так, как это сделал Микеланджело на своде Сикстинской капеллы.

Анастасия Татарникова

Примечания:

[1] И-В. ГЕТЕ, Итальянское путешествие, Из переписки, 23 августа 1787 г.

[2] PIERLUIGI DE VECCHI, La Cappella Sistina, Milano, Rizzoli, 1999, p. 9

[3] E. CAMESASCA, L’opera completa di Michelangelo pittore, Rizzoli, Milano, 1966, p. 88

[4] «Dipoi cominciata detta opera, mi parve riuscissi cosa povera, e dissi al Papa, come facendovi gli Apostoli soli mi parea che riuscissi cosa povera. Mi domandò perchè: io gli dissi, perchè furon poveri anche loro. Allora mi dètte nuova commessione ch’io facessi ciò ch’io volevo…» (Из письма Микеланджело Буонарроти к Джованни Франческо Фаттуччи, январь 1524 г. // Le lettere di Michelangelo Buonarroti, per cura di Gaetano Milanesi, Firenze, 1875, p. 448 // La edizione elettronica, 2014, www.liberliber.it)

[5] ORAZIO PETROSILLO, Città del Vaticano, Edizioni Musei Vaticani, 2004, p. 62; PIERLUIGI DE VECCHI, La Cappella Sistina, Milano, Rizzoli, 1999, p. 89)

[6] Марко Виджерио делла Ровере (1446 — 1516) — кардинал, профессор теологии, член ордена францисканцев.

[7] Эджидио да Витербо (1469 — 1532) — кардинал, богослов, гуманист, член ордена августинцев, один из реформаторов Августинского ордена.

[8] Библейские пророки (от др.-греч. προφήτης, прорицатель) — провозвестники воли Бога, проповедовавшие на территории древних Израиля и Иудеи, а также в Ниневии и Вавилоне.

[9] Сивиллы — прорицательницы античного мира, предсказывавшие будущее, часто предрекавшие бедствия. Считалось, что они сообщали волю богов. Слово «сивилла» (др.-греч. σίβυλλα) переводится как «божья воля».

[10] ИУСТИН ФИЛОСОФ, Апология I, 31 // Сочинения Святого Иустина, М.: Университетская типография, 1892, стр. 61

[11] Б. Р. ВИППЕР, Итальянский Ренессанс, М.: Искусство, 1977, стр. 140

[12] «Ricordo chome oggi, questo dì 10 di Maggio nel mille cinquecento octo, io Michelagnolo scultore ho ricevuto dalla Santità del nostro Santo Papa Julio secondo, duchati cinquecento per conto della pictura della volta della Chappella di Papa Sisto, per la quale chomincio oggi allavorare», запись Микеланджело // I ricordi di Michelangelo, a cura di Lucilla Bardeschi Ciulich e Paola Barocchi, Firenze, 1970, pp. 1-2, n. II.

[13] «Io ancora sono ‘n una fantasia grande, perché è già uno anno che io non ò avuto un grosso da questo Papa, e no’ ne chiego, perché el lavoro mio non va inanzi i’ modo che a me ne paia meritare. E questa è la difichultà del lavoro, e anchora el non esser mia professione. E pur perdo il tempo mio sanza fructo. Idio m’aiuti», из письма Микеланджело к отцу Лодовико ди Буонарроти, 27 января 1509 года // Le lettere di Michelangelo Buonarroti, Firenze, Succ. Le Monnier, 1875 // l’edizione elettronica, www.liberliber.it, 2014, p. 17

[14] До сих пор у основания люнетов можно увидеть заделанные штукатуркой отверстия, служившие для крепления балок строительных лесов, сконструированных Микеланджело.

[15] ДЖ. ВАЗАРИ, Жизнеописания знаменитых ваятелей, и зодчих: Альберти, Микеланджело и другие, СПб.: Азбука — классика, 2006, стр. 125

[16] Сонет Микеланджело из письма к Джованни да Пистойя, 1510, перевод с ит. А.М. Эфроса // Поэзия Микеланджело, М., Искусство, 1992

[17] PIERLUIGI DE VECCHI, La Cappella Sistina, Milano, Rizzoli, 1999, p. 9

[18] «Io stento più che uomo che fussi mai, mal sano e chon grandissima faticha; e pure ò patienza per venire al fine desiderato», из письма Микеланджело к брату Буаноррото ди Лодовико, 24 июля 1512 года / Le lettere di Michelangelo Buonarroti, Firenze, Succ. Le Monnier, 1875 / l’edizione elettronica, www.liberliber.it, 2014, p. 104

[19] PIERLUIGI DE VECCHI, La Cappella Sistina, Milano, Rizzoli, 1999, p. 93

[20] При высыхании содержащаяся в штукатурке известь образует тонкую прозрачную кальциевую плёнку, которая делает фреску долговечной.

[21] «…lui [il Papa] s’è partito di qua e non m’à lasciato ordine nessuno, i’ modo che mi trovo sanza danari, né so quello m’abbia a fare», из письма Микеланджело к отцу Лодовико ди Буонарроти, 5 сентября 1510 года / Le lettere di Michelangelo Buonarroti, Firenze, Succ. Le Monnier, 1875 / l’edizione elettronica, www.liberliber.it, 2014, p. 43

[22] Под табличкой с именем пророка Захарии вместо путто — герб семейства делла Ровере, из которого происходили Папы римские Сикст IV и Юлий II.

[23] См.: G. COLALUCCI, La Cappella Sistina. La volta restaurata: il trionfo del colore, Istituto Geografico de Agostini, Novara, 1992

[24] ДЖ. ВАЗАРИ, Жизнеописания знаменитых ваятелей, и зодчих: Альберти, Микеланджело и другие, СПб.: Азбука — классика, 2006, стр. 128 — 129

[25] Пророк Захария жил в V веке до н. э., принадлежал к священническому роду. Написанная им книга является самой мессианской из всех книг Ветхого Завета, т.к. содержит явные мессианские предсказания. «И засвидетельствовал Ангел Господень и сказал Иисусу: так говорит Господь Саваоф: если ты будешь ходить по Моим путям и если будешь на страже Моей, то будешь судить дом Мой и наблюдать за дворами Моими» (Зах. 3: 6 — 7).

[26] ДЖ. ВАЗАРИ, Жизнеописания знаменитых ваятелей, и зодчих: Альберти, Микеланджело и другие, СПб.: Азбука — классика, 2006, стр. 130

[27] КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ, Строматы, СПб: Из-во Олега Абышко, 2003, T. 2, стр. 209 — 210

[28] По другим сведениям, Эритрейская сивилла происходила из греческой Эритреи на острове Эвбея.

[29] ЛАКТАНЦИЙ, Божественные установления, I, 6,7, СПб., Из-во Олега Абышко, 2007, стр. 52

[30] АВГУСТИН АВРЕЛИЙ, О Граде Божьем, Кн. XVIII, гл. 23 // Электронная библиотека Гражданское общество в России, http://www.civisbook.ru/files/File/Avgustin_18-22.pdf

[31] Пророк Исайя — один из четырех великих библейских пророков (наряду с Иеремией, Даниилом и Иезекиилем), выходец из знатной еврейской священнической семьи, родился в Иерусалиме около 765 года до н. э.

[32] ДЖ. ВАЗАРИ, Жизнеописания знаменитых ваятелей, и зодчих: Альберти, Микеланджело и другие, СПб.: Азбука — классика, 2006, стр. 130

[33] ВЕРГИЛИЙ, Буколики, Эклога IV, 5 // ВЕРГИЛИЙ, Буколики. Георгики. Энеида, М., Художественная литература, 1979

[34] НИКОЛАЙ СПАФАРИЙ, Книга о сивиллах, сколько их было и каковы их имена и о предсказаниях их // НИКОЛАЙ СПАФАРИЙ, Эстетические трактаты, Л., 1978, 160 с.

[35] ALFONSO DE VILLEGAS, Nuovo leggendario della vita di Maria Vergine immacolata Madre di Dio, Bassano, 1732, p. 298

[36] Иеремия — великий библейский пророк. Жил в VII веке до н. э. Был выходцем из семьи священника. Начал пророчествовать совсем молодым. Является автором книги пророка Иеремии и книги «Плач Иеремии».

[37] КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ, Увещевание к язычникам, Глава 8, § 77 // Православная энциклопедия «Азбука веры», http://azbyka.ru/otechnik/Kliment_Aleksandrijskij/

[38] ДЖ. ВАЗАРИ, Жизнеописания знаменитых ваятелей, и зодчих: Альберти, Микеланджело и другие, СПб.: Азбука — классика, 2006, стр. 131

[39] Пророк Иона родился недалеко от Назарета, жил на рубеже VIII — IX веков до н. э. Единственный из ветхозаветных пророков, который «попытался убежать от Бога».

[40] ДЖ. ВАЗАРИ, Жизнеописания знаменитых ваятелей, и зодчих: Альберти, Микеланджело и другие, СПб.: Азбука — классика, 2006, стр. 132 — 133