Пять трансформаций российской мафии с правления Ленина до правления Путина

Мафия бессмертна? Что нас ждёт после ухода Путина

https://zen.yandex.ru/media/samolet/mafiia-bessmertna-chto-nas-jdet-posle-uhoda-putina-5ce02dc63b662600b29d7fd4  

Автор книги о преступном мире России считает, что большинство элит не будут поддерживать курс на открытую конфронтацию с Западом. Скорее, они будут ориентироваться на политику Путина времен первого срока, который был очень прагматичен в отношениях с западными странами.

В апреле в издательстве Individuum вышла книга британского историка и политолога Марка Галеотти «Воры. История организованной преступности в России» — детальное исследование происхождения воровского мира со времен Ивана Грозного и до XXI века. Галеотти разбирает воровской кодекс, принципы, по которым устроены различные ОПГ, излагает истории отдельных лидеров криминального сообщества и территориальных объединений. 

 

 

 

Первая связана с возникновением воровского мира в конце XIX столетия как уже сложившейся криминальной субкультуры в трущобах стремительно урбанизирующейся России. Порожденная нищетой и чувством оставленности легитимным обществом, эта субкультура демонстративно отрицала общество с его ценностями и запрещала сотрудничество с государством в любой форме.

Вторая большая трансформация произошла в ГУЛАГе в 1930-х. С одной стороны, в лагерной обстановке воровской мир достиг «совершеннолетия» и стал национальным феноменом со своими авторитетными фигурами — «ворами в законе». С другой, государство захотело сделать часть «воров» своими представителями в лагерях. Они должны были отвернуться от воровского кодекса в обмен на власть и льготы.

Раскол в воровском мире привел к третьей вехе. После Великой Отечественной войны число «коллаборационистов», сотрудничавших с государством, значительно выросло после возвращения с фронта зэков, вызвавшихся добровольцами (или тех, кого заставили сражаться), а также когда в лагерях оказались освобожденные из немецкого плена советские солдаты. В результате между ними и «традиционалистами» началась «сучья война», которая потрясла систему ГУЛАГа, часто превращая лагеря в совершенно неуправляемые территории. Но в конечном итоге «коллаборационисты» победили. По сути, они приняли старый кодекс воровского мира — за тем исключением, что теперь сотрудничать с государством было можно, если это было в интересах «воров».

Когда лагеря открыли, воровской кодекс стал доминировать в преступном мире СССР в 1960-х и 1970-х, но «воры» были все еще сравнительно слабой группой по сравнению с представителями черного рынка, у которых были деньги, и коррумпированными партийцами, которые обладали властью. Бандиты работали за кулисами, на обочине общества, до следующей трансформации, пришедшейся на перестройку.

Антиалкогольная кампания неожиданно не только открыла бандитам огромный новый рынок, но и сообщила им легитимный статус — теперь они были не хищниками, а поставщиками. Кооперативное движение представляло для них и потенциальный объект для грабежа, и возможность «отмыть» приобретенный капитал. А демократизация и распад партийного государства дали бандитам шанс на короткое время стать элитой, которую не могут потревожить ни сотрудники милиции, едва сводящие концы с концами, ни политики, отчаянно пытающиеся адаптироваться.

Так в девяностые Россия стала большой песочницей для бандитов. Это было время непрерывно меняющихся законов, переизобретения власти, уязвимой экономики. Но и этот хаос не мог быть вечным.

Последняя трансформация произошла в начале двухтысячных. В ней нельзя винить исключительно одного Путина, который во многих отношениях был не только архитектором, восстанавливающим государство, но и бенефициаром этого процесса. Но именно за его президентский срок «верхний мир» установил контроль над «подземельем». Организованная преступность по-прежнему богата, могущественна, повсеместна, но сегодня государство определяет пределы ее деятельности.

Бандитов выдрессировали, их заставили принять новые правила игры, вынудили признать, что они слабее олигархов и государства — духовных потомков коррумпированных чиновников и представителей черного рынка в 1960-х — 1970-х.

 

Россия – криминальная экосистема

Российский преступный мир все сильнее напоминает криминальные системы большинства других развитых стран. Старые принципы и образ жизни воровского мира, от татуировок до духовного авторитета «воров в законе», постепенно отмирают. На смену им приходят уличные банды, которые контролируют территорию, продают наркотики, занимаются рэкетом и, как правило, совершают мелкие преступления. Кроме того, существуют крупные сети, объединяющие банды в разных городах и регионах, некоторые работают даже на международном уровне. Есть этнические структуры: например, две самые большие — грузинская и чеченская. И, наконец, можно назвать преступные группы в структурах безопасности, местных администрациях и т.д., которые стирают грань между ОПГ и коррупцией.

В России богатая криминальная экосистема, где нет одной доминирующей группы.

Криминал, безусловно, романтизирован в русской культуре, для определенных слоев общества «воры» символизируют свободу. Это люди с особыми языком, сообществом, порядком, которые могут не заботиться ни о чем, кроме круга и соблюдения своих принципов. Думаю, многие представители нового поколения россиян чувствуют себя изолированными, лишенными ориентиров и идеалов, поэтому они придумывают их себе сами. Конечно, кто-то может пойти в Юнармию, но есть те, кто ищет альтернативную систему ценностей. Важно проследить, во-первых, переживет ли АУЕ подростковый возраст своих сторонников. Во-вторых, не является ли это просто формой уличных молодежных группировок, которые существуют очень давно. И, в-третьих, есть ли здесь настоящие связи с другими криминальными элементами, которые могут выступать как менторы молодежи. Переключатся ли в свои двадцать эти ребята на более серьезные преступления? Но это не та воровская культура, которая была когда-то, — это ее упрощенная, мифологизированная, осовремененная версия.

Так устроены подростки — они ищут образцы для подражания в мире взрослых, иногда не понимая, как он устроен. С другой стороны, это показывает, что след «воров» в российской культуре очень глубок и до сих пор не исчез. Когда люди начинают искать себе ролевые модели — «воры» тут как тут.

Россия – не мафиозное государство. Это адхократия

Адхократия может быть эффективной, но ее особенность в том, что она целиком завязана на центр. Представьте себе царя и его бояр: когда главный принимает решения и назначает нужных людей. Вот что такое адхократия. Но почему многие общества пришли к бюрократии, несмотря на ее многочисленные недостатки, — потому что она невероятно хороша в том, чтобы справляться с очень сложными задачами.

Вопрос в том, может ли адхократия эффективно управлять страной.

Она способна хорошо решать ситуативные задачи — отправить войска в Сирию, например, что было проделано головокружительно эффективно, к удивлению Запада. Но что касается таких вещей, как диверсификация экономики или проблема с пенсиями, — их нельзя решить просто тем, что ты указываешь на это фаворитам и говоришь: «Идите и разберитесь». Россия демонстрирует как недостатки, так и преимущества адхократии.

Сейчас мы наблюдаем конфликт с Западом с массой сопутствующих опасных моментов, но я не думаю, что имеет место такая же экзистенциальная борьба. У России нет идеологии, подобной марксизму, которую можно предложить остальному миру. И Запад, конечно, хочет навязать некое представление о том, как должна быть устроена Россия, но, когда дело доходит до конкретных вещей, мы видим, что он не так уж отчаянно настроен изменить Россию.

Сейчас намного больше открытых конфликтов, стрельбы, чем во времена СССР, то есть ситуация определенно «горячее». Но это нельзя назвать и войной, потому что мы видим, что каждая из сторон не хочет разрешать все путем полноценных военных действий. Мой оптимизм могут назвать беспочвенным, но мне кажется, что это временный этап — наверстывание девяностых, когда Запад несправедливо обошелся с Россией, неотвратимое противодействие, размазанное во времени. На шкале мировой истории это просто ребалансировка отношений.

На Западе мы видим в России и Путине страшных кукловодов, которые стоят за каждым событием. Но, вместо того чтобы жить в постоянном страхе, нам нужно относиться к этому проще и держать в голове, что Россия не является чудовищной угрозой Западу — по тем причинам, которые я уже обозначил.

После Путина

Я не разделяю мнения, что с уходом Путина Россия погрузится в кровавый хаос и междоусобицу. Прежде всего, Путин сам будет разбираться с передачей власти, а хаос не в его интересах. Заметьте, сейчас все говорят о преемнике, нашумевшая статья Суркова в «Независимой газете» сняла табу на эти разговоры. Интересно наблюдать, что будет в Казахстане. Возможно, эта модель будет принята на вооружение в России — конечно, это очень разные страны, но тем не менее.

Безусловно, проблемы со здоровьем или что-нибудь еще могут резко помешать Путину передать власть, но я думаю, что он постарается предусмотреть все варианты. Но, даже если он отойдет от власти внезапно, я думаю, что все понимают: новая смута будет большой бедой для всех частей общества, в том числе для элит, — поэтому, несмотря на возможную турбулентность, эту проблему постараются оперативно уладить, пока она не стала катастрофической. Возможно, это будет коллективное управление государством при участии нескольких сторон со слабым президентом как связующим звеном между группами элит. И я думаю, что большинство элит не поддерживает курс на открытую конфронтацию с Западом. Скорее, они будут ориентироваться на политику Путина времен первого срока, который мог жестко высказываться в духе «строителя нации», но был очень прагматичен в отношениях с западными странами. Я думаю, это и может стать моделью дальнейшего взаимодействия. Для кого-то — потому что им нравится быть в безопасности, а их деньги находились на счетах западных банков, а кто-то искренне полагает, что курс на конфронтацию может повредить России. Я думаю, есть достаточно сил, которые будут стараться обеспечить максимально безболезненный процесс перехода. Потому что мы знаем, что это произойдет. Мы не знаем когда, но мы знаем точно, что это случится.

 

Мафия бессмертна?

Не думаю. Один из моих самых долгих проектов — краткая мировая история организованной преступности начиная с Древнего Египта и античности. Вывод, к которому я пришел: организованная преступность приобретает свою форму благодаря организации общества. Чем сложнее оно устроено, тем более сложная структура у гангстерских объединений. Я приведу такой пример: после падения Рима мы долгое время не можем отыскать следов организованной преступности хотя бы потому, что не было закона. Но, когда стали появляться первые признаки власти, мы сразу находим в источниках упоминания о разбойниках и их группах.

Другая важная особенность организованной преступности в том, что она заполняет лакуны, провалы, которые неминуемо образуют общество и государство. Например, этническое сообщество, считающее, что его несправедливо обошли, и организующееся в новую силу, с которой нужно считаться. Или законы государства и представления обычных граждан не совпадают.

Вспомните, например, антиалкогольную кампанию в СССР. Если государство неспособно или не хочет удовлетворить нужды граждан — организованная преступность спешит на помощь. До тех пор, пока мы не будем жить в «идеальном обществе» — а при этом мне представляется мир, населенный послушными биороботами с промытыми мозгами, — будут эти лакуны.

Знаете, раньше был термин «война с терроризмом». Меня это словосочетание дико возмущало — потому что у войны по определению есть конец: победа или поражение. В случае с терроризмом вы можете его уменьшить. Но победить целиком? Вряд ли. Так же все обстоит и с организованной преступностью.

От тени не убежать, и надо признать, что организованная преступность — это тень общества. Да, вы можете двигать источник света, чтобы ее уменьшить, но вы не избавитесь от нее совсем.