НЕВЕРОЯТНАЯ ИСТОРИЯ ЭРМИТАЖА С РОЖДЕНИЯ ДО НАШИХ ДНЕЙ

 

 

Культурная общественность России и всего цивилизованного мира сегодня отмечает 255-летие Эрмитажа. Сам день 7 декабря 1764 года в истории музея ничем примечательным отмечен не был. Тем не менее ни у кого нет сомнений, что именно 1764-й — это год, а 7 декабря — день его рождения. 

Фридриху назло

В истории многое зависит от случая. И судьба Эрмитажа тому наглядное подтверждение. Ни его возникновение, ни расположение, ни даже название не имело под собой никакого стратегического замысла — всё произошло само собой. И теперь тысячи людей ежедневно толпятся в очереди, чтобы попасть в «приют отшельника», как, собственно, и переводится французское слово Hermitage.

Началось всё с того, что немецкий негоциант и коллекционер Иоганн Эрнст Гоцковский обанкротился. Виной тому оказались Семилетняя война и императорская непоследовательность. Сначала Фридрих II, слывший большим поклонником искусства, попросил его как знатока европейской живописи сформировать королевскую коллекцию. По договоренности, Гоцковский на свои средства закупал произведения известных (и не очень) голландских, фламандских и итальянских художников, потом они должны были перейти в казну, не без выгоды для комиссионера. Но началась война, и Пруссии стало не до искусства. Несмотря на славу великого полководца, Фридрих был разбит русскими войсками, которые вступили в Берлин.

Гоцковский от имени горожан даже вел переговоры с командованием нашей армии об условиях оккупации. Когда мосты были наведены, коммерсант решил заработать на поставках зерна для русского экспедиционного корпуса и, взяв кредит у амстердамских банкиров, заключил большой контракт. Но императрица Елизавета неожиданно умерла, а взошедший на престол Петр III заключил с Фридрихом мир. Русские войска ушли, зерно пропало, а долг требовалось отдавать. Денег у торговца не было, зато оставалась коллекция картин, так и не выкупленных Фридрихом. Ее-то и предложил незадачливый коммерсант Екатерине II, которая ровно через девять дней после подписания мира между Пруссией и Россией возглавила заговор гвардейских офицеров и свергла с трона несчастного супруга. Фридрих, надеявшийся на дружбу с новой русской императрицей, обещал беспошлинно выпустить картины из страны и обеспечить их безопасность. Екатерина, видимо, рассудив, что ничего другого с разорившегося торговца всё равно получить не удастся, согласилась.

Переговоры вел русский посол в Берлине князь Владимир Долгорукий. Примерную стоимость коллекции оценили в 317 тыс. голландских гульденов. Вряд ли в сложившейся ситуации кто-то собирался всерьез торговаться: Екатерина хотела продемонстрировать старшему «коллеге» Фридриху (который, кстати, был одним из самых активных пропонентов брака захудалой немецкой принцессы Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской с внуком Петра I Карлом Петером Ульрихом Гольштейн-Готторпским), что в отличие от прусской российская корона может себе позволить тратить большие деньги на произведения европейского искусства.

Точного списка картин, которые летом 1764 года на 39 подводах прибыли в Санкт-Петербург, не сохранилось, даже их количество вызывает споры среди искусствоведов. В утерянной описи были перечислены 227 полотен, но дополнительно упоминалось, что: «еще имеется 90 картин, которые все весьма хороши, но поскольку я не уверен, на самом ли деле все оные оригиналы, то я указываю их общее число». В собрании были произведения Рафаэля, ван Дейка, Рубенса, Рембрандта, Халса, Ливенса, Гвидо Рени, Йорданса. Так было положено начало императорской коллекции, которая со временем трансформируется в то, что мы называем Эрмитажем.

Но Эрмитаж — не только коллекция, но и название конкретного здания, даже не одного. Их история началась примерно тогда же. Вскоре после того, как Екатерина взошла на престол, она попросила возвести рядом с помпезным растреллиевским дворцом небольшой павильон, где можно было бы укрываться от придворной суеты. Ей хотелось иногда чувствовать себя не императрицей, а молодой женщиной и радушной хозяйкой, проводить время в кругу избранных гостей, отдыхая от государственных забот.

В здании, задуманном архитектором Жан-Батистом Валлен-Деламотом, должны были разместиться оранжереи, несколько небольших кабинетов и комнаты с подъемными обеденными столами, где трапезы проходили без слуг. Там же она решила развесить свои полотна, чтобы иметь возможность наслаждаться ими вдали от суеты. Этот уголок уединения императрица стала называть на французский манер Эрмитажем.

Постепенно императорская коллекция картин стала прочно связана с названием «Эрмитаж». Рядом с первоначальным (Малым) Эрмитажем появятся Большой, а потом и Новый. Позже и сам Зимний дворец будет заполнен произведениями искусства, которые постоянно множились. Как дань уважения основательнице, появилась традиция 7 декабря, в именины императрицы (день великомученицы Екатерины Александрийской), отмечать день Эрмитажа.

Эстетическое «обжорство»

Екатерина считала знакомство с высоким искусством одним из путей просвещения общества. Мода на прекрасное постепенно расходилась по дворянской России. Но любой увлеченный собирательством человек знает, что это страсть, которая полностью поглощает коллекционера. Так случилось и с императрицей.

«В отношении картин она подвержена страшным и внезапным болезням, подлинному обжорству»

Так писал о Екатерине барон Фридрих Мельхиор Гримм — один из эмиссаров императрицы. В этом высказывании не было осуждения, скорее, в нем слышалось восхищение непреодолимой страстью Екатерины к искусству. Пополнением императорской коллекции занималась целая группа доверенных лиц, к которым относится и немецкий публицист, друг Дидро барон Гримм. А еще русские дипломаты: посланник в Дрездене князь Андрей Михайлович Новосельский, посол в Лондоне граф Алексей Семенович Мусин-Пушкин и, конечно, князь Дмитрий Алексеевич Голицын, представлявший Россию в Париже. Последний был другом Вольтера, Дидро, Монтескье и д’Аламбера, он был знаком со многими художниками и скульпторами (это он привел в Россию автора Медного всадника Этьена Фальконе), считался знатоком и тонким ценителем искусства. Благодаря этой замечательной когорте, а также бездонности русской казны Эрмитаж при Екатерине пополнялся действительно лучшими произведениями, которые можно было приобрести в Европе.

В 1768 году были выкуплены собрания картин фламандской и голландской школ австрийского графа Иоганна Карла Кобенцля и бельгийского принца Шарля-Жозефа де Линя. В следующем году Голицын сумел приобрести собрание известного коллекционера живописи советника Франсуа Троншена, а потом и знаменитую коллекцию барона Пьера Кроза — одно из лучших собраний Франции тех лет. Так в императорском Эрмитаже оказались такие шедевры, как «Юдифь» Джорджоне, «Святое семейство» Рафаэля, «Даная» и «Святое семейство» Рембрандта, «Прачка» Шардена и многие другие. А еще была куплена коллекция министра Саксонии графа фон Брюля и знаменитая галерея выдающегося английского государственного деятеля сэра Роберта Уолпола, которая украшала стены его резиденции Хоутон-холл.

Согласно описи, сделанной сразу после смерти Екатерины, в Эрмитаже и во дворцах было уже 3996 картин. Но этим собрание не ограничивалось. В большом количестве приобретались скульптуры, в основном античные (хотя подделок тоже хватало), которые украшали Царское Село. Екатерина приобретала книги — достаточно вспомнить знаменитую библиотеку Вольтера, хотя это было не единственное привезенное в Россию собрание. Подлинной страстью императрицы стало собирание гемм. Дополняли эту коллекцию монеты, минералы, ювелирные изделия, восточные редкости. В 1790 году императрица хвасталась в письме Гримму:

«Мой музей в Эрмитаже состоит, не считая картин и лоджий Рафаэля, из 38 000 книг, четырех комнат, наполненных книгами и гравюрами, 10 000 резных камней, приблизительно 10 000 рисунков и собрания естественнонаучного, заполняющего две большие залы»

Как любой истинный коллекционер, императрица нуждалась в том, чтобы делиться своими сокровищами с людьми. Но царский дворец не мог стать настоящим музеем, вход в него по определению был ограничен узким кругом придворных и высших сановников. Императрица повелела пускать во дворец учеников Академии художеств, но это серьезно не изменило ситуации. О том, что ее коллекцию видят «только мыши, да я», сетовала императрица в письме всё тому же старому другу Гримму.

Рождение музея

В первой половине следующего века ситуация принципиально не менялась. Эрмитаж оставался закрытым частным собранием, куда могли попасть лишь избранные. В качестве иллюстрации достаточно вспомнить, что даже Александру Пушкину не хотели давать постоянный пропуск, и лишь после ходатайства наставника императорских детей Василия Жуковского в 1832 году ему удалось испросить разрешение на беспрепятственное посещение.

Коллекция исправно пополнялась — например, в 1815 году Александром I было приобретено собрание картин из дворца Мальмезон, принадлежавшее первой супруге Наполеона Жозефине Богарне. Они составили отдельный зал, названый Мальмезонским. В 1820–1830 годы были куплены великолепные образцы испанской живописи. Важной вехой стало создание Военной галереи 1812 года — коллекции портретов героев Отечественной войны. Ее заказал Александр I, но открыта она была уже после его смерти, в правление его брата Николая.

С именем Николая I связано и изменение статуса Эрмитажа. Известно, что путешествуя по Европе, он познакомился с лучшими публичными музеями и задумался о создании такого на базе императорской коллекции. Считается, что эта здравая мысль посетила императора в Баварии при посещении короля Людвига, превратившего Мюнхен в Новые Афины. А тут еще в 1837 году в здании Зимнего дворца произошел грандиозный пожар, и оно требовало серьезного ремонта. Из всего этого и сложилась идея разделить государевы покои и императорскую коллекцию, которую решено было сделать публичной.

Замечательному баварскому архитектору Лео фон Кленце был заказан проект Нового Эрмитажа, который он решил в классическом стиле со знаменитыми атлантами, поддерживающими портик главного входа. Реконструкцией Зимнего, а также двух корпусов Эрмитажа руководил академик Василий Стасов, а после его кончины академик Николай Ефимов.

«Императорский музеум Новый Эрмитаж», как теперь он официально именовался, открылся для посещения 5 (17) февраля 1852 года. Это был комплекс зданий, построенных или переделанных по последнему слову музейной моды. Строения были снабжены переходами, залы отапливались. Представлены были не только картины и скульптура, но и великолепная коллекция древностей. В том числе состояла она и из артефактов, найденных на территории Российской империи. Можно сказать, что с этого времени Эрмитаж становится не только собранием ценнейших произведений искусства, но и научным центром, который занимается их поисками и изучением.

Своими руками

И здесь снова стоит вспомнить об императоре Николае I. Именно он понял, что раскопки могут стать важным источником пополнения коллекции, и поручил Министерству Двора финансировать археологические исследования на юге России. Эрмитаж стал регулярно получать памятники из античных городов Северного Причерноморья: Пантикапея, Ольвии, Херсонеса, Нимфея, Феодосии, поселения на острове Березань. А в 1859 году организационные и финансовые вопросы перешли к специально созданной Императорской археологической комиссии, которая также возглавила работу по изучению и публикации памятников древности.

В 1859 году в Эрмитаже были впервые выставлены переданные из Кунсткамеры материалы Сибирской коллекции, которую собирали еще со времен Петра I и экспедиции Даниэля Готлиба Мессершмидта. До этого артефакты мертвым грузом лежали в хранилищах, но теперь они «заговорили». Так начались полноценные научные исследования древностей востока нашей страны.

Постепенно формировалась и скифо-сарматская коллекция. В начале 1860-х Иван Забелин раскопал самый грандиозный курган в причерноморских степях — Чертомлык. Его разграбили еще в древности, но уцелевших сокровищ хватило, чтобы поразить воображение публики. Здесь было и богато украшенное оружие — например, обкладка горита (деревянный футляр для лука и стрел) со сценами из мифа об Ахилле и золотая обкладка ножен меча со сценой битвы скифов и амазонок. Множество разнообразных по сюжетам и формам золотых бляшек и, конечно, знаменитая серебряная с позолотой амфора.

Вскоре был найден Новочеркасский клад — погребение знатной сарматской женщины, вероятно, жрицы, обнаруженное при строительных работах в кургане Хохлач. А потом был курган Солоха — нетронутое скифское царское погребение, полное золотых украшений, оружия и других предметов, среди которых гребень с изображением сражающихся воинов и серебряная чаша со сценой охоты на рогатую львицу. Вместе с более ранними находками, прежде всего из керченского кургана Куль-Оба, эти артефакты стали основой самой богатой в мире коллекции степной культуры Северного Причерноморья.

Революция стала жестоким испытанием для музея. Коллекцию вывозили в Москву, потом ее пытались раздать небольшим провинциальным музеям, чтобы широкие массы трудящихся могли приобщаться к высокому искусству. Это было пагубно для целостности собрания и убийственно для музейной науки. Но Эрмитаж выдержал. Пережил он и грандиозную распродажу, которую устроила советская власть в начале 1930-х. Отчасти это было компенсировано послевоенными репарациями, хотя и не полностью. Но самое важное: удалось сохранить и развить научные традиции музея. Эрмитаж сегодня знаменит не только как крупнейшее собрание уникальных артефактов, а прежде всего как культурный и научный центр, возможно, лучший в стране. Во всяком случае, среди отечественных музеев он точно вне конкуренции.

Достаточно сказать, что Эрмитаж ежегодно отправляет 20 археологических экспедиций, которые трудятся в Сибири и горах Тянь-Шаня, в Бухаре и Зеравшане, Адыгее и Хакасии, в Александрове и под Псковом, в Забайкалье и Италии. Только в Крыму работают шесть археологических экспедиций Эрмитажа — в Нимфее и Мирмекии (окрестности Керчи), в Судаке, Солхате (Старый Крым), Чембало (Балаклава) и Херсонесе (Севастополь).

Ученые Эрмитажа ведут огромную исследовательскую работу, в его мастерских на современном уровне проходит реставрация находок, регулярно проводятся научные конференции, выходят сборники и монографии. А еще открываются новые выставочные площади и филиалы в других городах и странах. Старый Эрмитаж переживает новый «золотой век» и остается только надеяться, чтобы он продлился как можно дольше.