Возвращение Московии

Путин вновь заговорил об “исторической России”. Почему украинская государственность так уязвляет северного соседа и как от этого зависит будущее Европы

На этой неделе на сайте президента России Владимира Путина появилось интервью Об Украине, в котором он не только повторил свой тезис о том, что россияне и украинцы — один народ, но и развил его. Глава Кремля предположил, что люди, когда‑то ставшие “воспринимать себя с известной степенью независимости от российского государства, в будущем все же придут к осознанию необходимости объединения России и Украины ради возможностей и конкурентных преимуществ”. И хотя, скажем так, весьма нетрадиционные отношения Путина с историей известны широко, новые откровения лидера РФ требуют комментариев.

Древняя Русь до монгольского нашествия обладала тремя главными центрами: Новгородом и Псковом, откуда начался “путь из варяг в греки”; Киевом, ставшим “точкой сборки” нововизантийской цивилизации; и Владимиро-Суздальской землей, колонизированной младшими линиями киевских князей. Последняя первой приняла самый страшный удар кочевников и превратилась в центр сопротивления им. Возвысившаяся в XIV–XV веках Москва дала название новому великому княжеству, которое не только освободилось от ига, но и начало наступление на пришедшие в упадок ханства. В итоге к 1640‑м годам московиты дошли до Тихого океана, основали сибирские города и создали самую большую по территории колониальную империю.

Однако Московия XVI века еще не была Россией — название Рωσία, пришедшее из Константинополя, приживалось медленно. Оно распространилось в конце XVI столетия и окончательно закрепилось в нынешнем виде (“Россия”) в середине XVII века в том числе и потому, что расширявшееся государство вновь объединило три центра “исторической Руси” (Новгород по итогам походов 1478 и 1569–1570 гг., а после 1654 г. — и Киев). Московская империя превратилась в Россию и с начала XVIII века запустила новый имперский проект. Созданная уже не Московией, а Россией империя охватила Прибалтику, Польшу, Крым и Валахию, Закавказье и горные территории, а позднее и Среднюю Азию. Движителем этой волны имперского расширения были не только московиты, но и все те, кто влился в Россию, и даже те, кто пришел на ее службу из далеких земель.

Одна империя создала другую, образовав своего рода “матрешку”

Фактически одна империя создала другую, образовав своего рода “матрешку”, которой не знала ни одна западноевропейская страна (те сначала теряли одни владения (Перу и Венесуэлу, Аргентину и Бразилию, Луизиану и восточноамериканские колонии), а затем обретали другие (Филиппины и Анголу, Камерун и Индокитай, Малайю и Индию), чтобы потерять и их.

Российская империя разрушилась в 1989–1991 гг. специфическим образом. Метрополия не только утратила завоевания, сделанные в XVIII–XIX вв., — она сама распалась, тем самым перестав быть Россией и отступив к границам Московии по итогам Ливонской и шведской войн. Вспоминая инициативу депутатов Верховной Рады VIII созыва от Радикальной партии, в июле 2017 года предложивших называть северовосточного соседа не Россией, а Московией, я должен сказать, что такое разграничение понятий было бы совершенно правильным.

Кремлевские стратеги времен распада СССР не зря мечтали о некоем “славянском союзе” — случись он, события 1989–1991 гг. означали бы возвращение от Российской империи к России в том смысле, какой это слово имело во второй половине XVII века. Но распад пошел дальше, оставив Москву наедине с ее ранними колониями, от Татарстана и “русского” Севера до Чукотки и Приамурья. На протяжении нескольких десятилетий Кремль был занят выкорчевыванием элементов “случайно” допущенного федерализма и экономической эксплуатацией Сибири и Дальнего Востока — тем, чем баловался и в предшествующие пятьсот лет.

Однако ощущать себя Московией, даже называющейся иначе, тяжело: масштаб унижения не компенсируется ни ядерным оружием, ни пропагандистской риторикой. Именно поэтому в Кремле поминают “русский мир” и “историческую Россию”; именно поэтому украинская государственность так уязвляет соседа; именно поэтому “интеграция” с Беларусью становится поистине параноидальной идеей.

Мир XXI века сильно отличается от мира XVII. Однако нужно помнить, что тогда Московия консолидировала Русь, а не Русь изменила Московию. Нынешний конфликт Москвы и Киева отражает спор русской цивилизации, возникшей между Балтией и Византией (неслучайно Михаил Грушевский писал историю Украины-Руси), с московской, сформировавшейся не столько как “азиатская” под воздействием монголов, сколько как имперская в ходе противостояния им.

Увы, данный спор обернулся войной, которая, Бог даст, когда‑нибудь будет закончена, — но войной не Украины и России, а Украины-Руси и Московии. Противостоянием не Степана Бандеры и Иосифа Сталина, а Данилы Галицкого, провозглашенного Иннокентием III Rex Ruthenorum, и Александра Невского, получившего ярлык на владимирское княжение из рук хана Мунке. Противостоянием, от итогов которого, я убежден, зависит сегодня будущее всей Европы.