30 лет назад, 14 декабря 1989 года, ушел из жизни человек, чье имя связано одновременно и с величайшим триумфом советского режима, и с его крахом. Создатель первой в мире водородной бомбы, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской и Ленинской премий... И — лауреат Нобелевской премии мира; диссидент и правозащитник, бросивший вызов вождям СССР и одержавший в итоге победу. Нет, это не две разные исторические личности, это все о нем — Андрее Дмитриевиче Сахарове.

За отпущенные ему 68 лет Андрей Сахаров успел прожить несколько жизней. Как минимум три.

В первой он обласканный властью ученый-оборонщик. Во второй — «духовный отщепенец, порочащий советский государственный строй», как писала о нем советская пресса.

В третьей — народный депутат СССР, один из лидеров Межрегиональной депутатской группы, первой в Союзе легальной парламентской оппозиции.

Лучше всего, казалось бы, изучена последняя ипостась. Во-первых, потому, что на сей раз деятельность Сахарова проходила на глазах у всей страны. Во-вторых, потому, что продлилась она очень недолго. Академик умер через полгода после своего первого выступления на Первом съезде народных депутатов. Но, похоже, здесь тоже есть свои загадки, ждущие своих исследователей.

Это явствует из статьи, написанной Анатолием Собчаком (1937–2000). С 1991 по 1996 год Собчак занимал пост мэра Санкт-Петербурга, а в 1989-м был народным депутатом СССР и одним ближайших политических соратников Сахарова. Текст, предоставленный «МК» вдовой Анатолия Александровича, Людмилой Нарусовой, был создан в декабре 1998 года и ранее никогда не публиковался.

Сахаров, Старовойтова — кто следующий?!

«Трудно поверить, что в этом году мы отмечаем девятую годовщину смерти Сахарова. Великий гуманист и борец за свободу был бы сильно поражен, если бы смог увидеть картину сегодняшней политической жизни России.

Думаю, что его первой реакцией было бы не возмущение, а чувство глубочайшего удивления. Например, при взгляде на тех, кто составляет нынешнее руководство России, было бы трудно удержаться от вопроса: «Как они туда попали?». И от другого вопроса: «Где же все те, с именами которых в 1989 году связывали будущее страны?».

Иных уж нет (в том числе самого Сахарова), другие далеко (в изгнании), а третьи ушли из политики в науку, журналистику, преподавание, чтобы не иметь дела с существующим режимом. Из всей знаменитой депутатской межрегиональной группы на политической арене осталась лишь тень Б. Ельцина, завершающего в состоянии маразма свою политическую карьеру.

Когда Сахаров в одиночку начал свою, казалось, бессмысленную из-за очевидной обреченности борьбу с коммунистическим режимом, многие в среде интеллигенции ворчали, оправдывая собственный конформизм: «И чего ему неймется? С жиру бесится!».

А затем неожиданно оказалось, что именно Сахаров был прав, именно его позиция стала нравственным критерием для всех остальных. Даже для тех, кто его захлопывал и освистывал на съездах народных депутатов!

Само присутствие Сахарова в политической жизни оказывало сдерживающее, урезонивающее влияние на всех, кто в ней подвизался. И, конечно же, раздражало и вызывало ненависть его номенклатурных оппонентов, бывших тогда еще в полной власти.

Думаю, что поэтому его и убили. Я не верю в естественность смерти Сахарова — слишком она была неожиданной и очень кстати для его политических противников. Напомню, что на двадцатые числа декабря была намечена общесоюзная стачка шахтеров, которая сильно беспокоила власти, а Сахаров был одним из инициаторов и вдохновителей этого выступления. Кстати сказать, после смерти Сахарова эта акция прошла практически незаметной.

Сахаров умер (точнее — погиб) накануне Второго съезда народных депутатов, на котором коммунисты готовились взять реванш у демократической оппозиции за поражение на Первом съезде. Естественно, что смерть Сахарова существенно ослабила позиции демократических сил, чем и воспользовалась правящая номенклатура.

В отличие от Сахарова, Старовойтову убили открыто, нагло и жестоко, с тем хладнокровием и уверенностью, которые дает только безнаказанность. Это убийство показало, насколько изменились политические и общественные нравы в стране со времени смерти Сахарова и насколько далеко зашел процесс криминализации власти.

На фоне жестоких реальностей российской жизни сегодня отчетливо понимаешь, какими непрактичными идеалистами и романтиками были все те, кто рассчитывал за 3–5 лет после краха коммунистической системы наладить экономическую жизнь и заложить основы демократии в такой стране, как Россия.

Мы, как показали прошедшие годы, к сожалению, действительно отличаемся от других стран и народов. Если в Польше, Венгрии, Чехии, Словении и других бывших соцстранах жизнь в основном нормализовалась и течет в демократическом русле, то у нас страна в очередной раз оказалась на краю финансовой, а главное — психологической пропасти.

Изнуренные коммунистической идеологией, десятилетиями втиравшейся в кожу и мозги, приученные к политической мифологии и демагогии, к сознанию своего несуществующего превосходства над другими народами, никогда не жившие для себя, экс-советские люди оказались неспособными воспринять свободу и демократию.

Свобода была воспринята как возможность безнаказанно воровать, грабить, убивать; а демократия — как свобода говорить, как словоговорение, за которым нет ни дела, ни ответственности за сказанное. А тут еще и пример разгульной, похмельной, нечистой жизни, которую постоянно демонстрировали президент и его холуйское окружение.

Можно ли удивляться падению нравов в обществе, если его правящая элита демонстрирует полное отсутствие какой-либо нравственности?

Не удивительно, что демократия как способ жизни, как форма организации власти в обществе оказалась скомпрометированной в глазах большинства населения. Удельный вес людей, понимающих, что такое демократия, и ценящих ее преимущества перед тоталитарным режимом, оказался слишком незначительным, чтобы противостоять лжи, демагогии и ностальгии по прежней рабской, но спокойной жизни.

Быстро оправившаяся от растерянности и хорошо организованная коммунистическая номенклатура (напомню, что к моменту краха в 1991 году компартия имела около 3 миллионов профессиональных партийных функционеров) вновь заполнила собой все поры власти. Сегодня в России коммунисты, однако, не просто вернулись во власть, но пришли туда в новом качестве — в качестве собственников бывшего государственного имущества, в качестве состоятельных людей, которые не хотят расставаться ни с приобретенным богатством, ни с прежними идеями и взглядами. Но совместить это невозможно. Отсюда их бессилие и неспособность решить экономические и социальные проблемы страны.

Одновременно это и новый шанс для демократии. Уже сегодня можно предсказать новую волну демократических настроений и тяги общества к демократии. Важно вовремя разглядеть и использовать эти настроения. Россия неумолимо идет к смене режима полудемократии (точнее — бюрократической плутократии).

Чтобы послеельцинская Россия выбрала демократический вектор развития, необходимы: во-первых, объединение всех демократических сил; во-вторых, смена лозунгов и программ демократических партий и организаций на более реалистические — отвечающие требованиям времени.

12.12.1998, Париж»