Кто во время ВОВойны разрушил Царскосельский дворец - русские или немцы?

        При кажущемся обилии сведений многие существенные аспекты остались обойденными в литературе. Вопросы я задавал заместителю директора ГМЗ, главному хранителю, искусствоведу Ларисе БАРДОВСКОЙ.
 
Куда исчезли вещи из дворца

– Начать я хотел не с войны, а с неизученного периода в истории Екатерининского дворца и других дворцов Царского Села – с 1930-х годов. Отсюда были продажи за границу музейных предметов?
– Да, конечно. Продаж было много, начало им положил Алексей Максимович Горький. И потом это шло по нарастающей. Достаточно долго сотрудники, как могли, защищали экспонаты, намеченные к продаже. Некоторые вещи хранители пытались спасти, меняя этикетку и снижая ценность картины. Скажем, вместо итальянской школы – испанская. Некоторые ребусы мы до сих пор пытаемся разгадать…

– Какие ребусы?
– Скажем, на аукционах попадаются вещи, и нам не совсем ясно, когда они ушли из музея. В Эрмитаже проще: у них сохранились архивы, Ленинград не был оккупирован и подвержен такому разорению, как мы. У нас пропало всё. И про многие вещи мы думали, что они ушли с немцами во время оккупации, а на самом деле они ушли в 1920-е и особенно в 1930-е годы. 

– А кто был тогда директором дворцов-музеев и парков?
– Всеволод Иванович Яковлев. Он не был человеком власти, сопротивлялся продажам музейных ценностей. На посту директора он сменил Георгия Лукомского. В 1918 году под руководством Лукомского стали составлять первые описи, а в 1920-е годы эти описи пришлось переписывать, потому что пошла распродажа. Инвентаризация 1939–1940 годов, на которую мы все время ссылаемся, уже не содержит того, что было продано. У нас очень большой экспроприации подвергся Александровский дворец. Из него покупали вещи, которые были достаточно интересны людям Запада. Причем комиссия, которая отбирала вещи для продажи, явно работала под заказ. Был такой господин Вейс, который, например, покупал в большом количестве антикварные вещи, опустошая находившийся в Пушкине дворец Палей, который находился в ведении дирекции нашего музея. Вейс делал очень большие покупки. Был очень большой скандал, многие вещи пытались вернуть, но это оспорила владелица.

– Это в какие годы был скандал?
– В 1930-е годы. Причем вещами, которые забирали у нас, закрывал свои пробоины Эрмитаж. И когда из Эрмитажа уходили очень серьезные вещи, для компенсации брали от нас. Просто приходили и забирали.

– Так можно было?
– Никого не спрашивали! Эрмитаж есть Эрмитаж, это святое. Уходила живопись, скульптура, прикладное искусство – очень много. Бытовые предметы. Кроме того, мы лишились детских игрушек. В царской семье они были первоклассные. Вот, скажем, комплекс детских игрушек на половине царевича. Детские учебники, диапозитивы, гербарии, карандаши, тетради. Это все было отдано в детские колонии, потому что голодных детей Петрограда, лишившихся родителей, всех привозили сюда. И здесь создавали колонии детей. Особняк Юсупова занимали голодные дети из Петрограда. А рядом стояла великокняжеская дача – ее занимали дети, больные туберкулезом. И бытовые предметы детского комплекса были утрачены полностью! 

И вот получилось, что дворцы Пушкина от продаж – если вернуться к ним – пострадали очень сильно, но у нас нет четкого списка. Драгоценности изымались в первую очередь, и уже в 1920 году драгоценностей здесь не было. Потом пошли ризницы, предметы культа… Все было очень последовательно. А по поводу конкретных утрат есть такая интересная история. Вы, конечно, помните, как на капремонт поставили гостиницу «Англетер».

– Да, в 1987 году была полностью разобрана, в советское время называлась «Ленинградская».
– Там было очень много вещей. Музеям предложили взять их на хранение. Временно разместить – с тем чтобы потом возвратить. Мы тогда пробежались по интерьерам. И не зря. Потому что в одном из интерьеров мы увидели картину Р. Френца «Боярский выезд на охоту» 1914 года. Огромное полотно… Потом смотрели мебель, стекло, все это можно было взять сюда, чтобы от 3 до 5 лет этим пользоваться. Насчет картины решили, что это древнерусская тема, надо забрать. Перевезли сюда, стали поворачивать, разглядывать и увидели надпись, что картина из Александровского дворца. Были поражены. Стали искать по архивам, нашли, что картина была предложена к продаже, причем выяснили, что торги происходили прямо на набережной…

– На улице?
– У Медного всадника есть спуск к Неве, пристань, и прямо там проводили торги, сразу грузили – и все. Еще покупали там, где сейчас Морской регистр, дом Ратькова-Рожнова. Туда привозили на продажу вещи, там происходили аукционы. Картина Френца оказалась невостребованной. И ее отправили в гостиницу, и она там висела, потому что рассчитывали, что, может быть, кто-то из постояльцев посмотрит и купит. Но никто не купил. А мы выяснили, где она находилась в Александровском дворце, изучили всю ее историю и стали приставать к дирекции отеля, чтобы нам позволили сделать копию. Сначала нам сказали: забудьте. Мы стали писать… А через три года администрация отеля прислала нам письмо: можете картину забрать. Мы получили картину назад, привели ее в относительный порядок. Это единственный счастливый случай.

– Иными словами, вещи из дворца-музея расходились черт знает куда.
– Да, и самое главное – не оставалось следов. Я считаю, что все документы делались с копиями, и может быть, мы не очень тщательно искали, и где-то эти списки есть…

– А в Эрмитаже ничего не припрятано? Произведения какие-то?
– Про это мы знаем. В 1925 году Эрмитаж делал выставку итальянского искусства и попросил у нас на эту выставку вещи. И к нам они не вернулись.

– Вопрос возврата не обсуждается?
– Мы решили, что внутреннюю реституцию мы форсировать не будем.

По чьей вине горел дворец

– Теперь давайте перейдем к войне. Что происходило с Екатерининским дворцом и парком во время войны.
– Я вас перебью, потому что хочу рассказать историю, которая связана с ленинградским поэтом Владимиром Лифшицем и с укрытием парковой скульптуры перед самой оккупацией. Крупные, тяжелые, хрупкие предметы надо было спрятать в земле. При помощи лебедки их поднимали с места и опускали в ямы глубиной до 3 м, которые рыли рядом с постаментами. Укладывали на доски, закрывали рогожей, рубероидом, а сверху насыпали песок и землю – вровень с дерном вокруг. Так укрыли 34 мраморные скульптуры, стоявшие в парке. Были закутаны и бронзовые скульптуры: «Девушка с кувшином» Соколова из фонтанной композиции «Молочница», статуя Пушкина работы Баха и статуя Ниобеи около Камероновой галереи. Эти работы помогали выполнять ленинградские ополченцы. Среди них был молодой поэт Владимир Лифшиц. В январе 1942 года он написал стихотворение, в котором иносказательно – ведь шла война, и нельзя было раскрывать ориентиры – описал место укрытия «Девушки» на случай, если все участники акции погибнут. А выжившие, прочитав стихотворение, найдут скульптуру, закопанную в августе 1941 года недалеко от полуторастолетней липы и кустов сирени. Статую откопали ранней весной 1944 года. «Девушку» посадили на задрапированную табуретку в комнате первого этажа Лицея. Так была открыта первая символическая выставка.

– А стихотворение-то сохранилось?
– Да, мне рассказала о нем жительница Ленинграда Зоя Иосифовна Левит – она знала поэта. Вот оно: «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. / Косо прицельным огнем бил из дворца пулемет. / Мы, отступая последними, в Пушкинском парке священном / деву под звяканье пуль в землю успели зарыть. / Время настанет – придем, и молча под липой столетней / десять саперных лопат в рыхлую землю вонзим. / Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой, / Льется, смывая следы крови, костров и копыт». Здесь зашифровано место, в котором была спрятана «Девушка с кувшином».

– Ополченец Лифшиц не сомневался, что вернемся и статую откопаем. И это в январе 1942 года. Но вот что меня интересует – это история разрушений дворца. Когда это произошло, кто разрушил – фашисты или это результат обстрела Красной армией. Недавно была опубликована трофейная фотография 1942 года – какой-то немец стоит на фоне фасада Екатерининского дворца, и видны следы разрушений и пожара. Мы знаем, что пострадал Большой зал, видимо, уже в 1942 году он был разрушен.
– Мы стали заниматься судьбой дворца в военный период после огромной работы по реставрации. Пока шла реставрация, мы не изучали вопрос о разрушениях дворца.

– Но кто произвел разрушения: немцы или наши?
– Этого я не могу сказать. До сих пор мы этого не знаем. Приведу в качестве примера документ. Вера Владимировна Лемус, которую я знала как заместителя директора по научной работе, в мемуарах засвидетельствовала, что к моменту захвата немцами города 17 сентября все музейные дворцовые здания находились в полной сохранности, за исключением пострадавшего от обстрела Китайского театра в Александровском парке и стен рабочего кабинета Александра I и малой столовой Екатерининского дворца, куда попал снаряд, и они были разрушены.

– А чей снаряд?
– Думаю, что обстреливали немцы, поскольку работники музея еще находились здесь. Лемус писала: все парковые павильоны находились в своем обычном состоянии и были подготовлены к зиме. В городе также были целы почти все здания. Немцы вошли в город 17 сентября, а Вера Владимировна со своими коллегами ушла в ночь с 16 на 17 сентября. А дальше так. 29 сентября 1941 года в полевом журнале боевых действий 18-й армии группы армий «Север» была сделана запись. Ротмистр граф Сольмс, которому было поручено отобрать произведения искусства в императорских резиденциях, просит поставить охрану в Пушкине, где взрыв авиабомбы причинил некоторые повреждения.

– А чья авиабомба?
– Экспертизу никто не проводил и осколки не исследовал. Возможно, и  с советской стороны. Но здесь проходила линия фронта. Их разделяла улица Пушкинская. По ночам с советской стороны производились вылазки, обстрелы, закидывали гранаты. Шла перестрелка.

– Но точно сказать, чья бомба 29 сентября 1941 года разрушила центральную часть Екатерининского дворца, в частности, Большой зал, нельзя?
– Нельзя.

– В 1944 году никто следствие не проводил?
– Нет.

– А вот есть описание, опубликованное 22 сентября 1942 года в нацистской русскоязычной газете «За Родину», которая издавалась в Пскове. Плескау, как его именовали немцы.

«В Пушкине большевики заранее, чувствуя неминуемое падение города, постарались вовсю. <…> Дворцовые парки изрыты окопами и бомбоубежищами, завалены спиленными деревьями и уничтоженным военным имуществом. Памятника Пушкину – поэта, сидящего в раздумьи на парковой скамейке, нет, только один пьедестал.

Екатерининский дворец, один из лучших дворцов в мире и лучший в России, сожжен и разграблен. По уцелевшей лестнице, со стороны дворцовой церкви, мы поднимаемся в анфиладу бельэтажа. Дворцовая церковь уцелела, дверь ее заперта и она охраняется. Но дальше… китайская, малая зеленая гостиные: мебели нет, мозаичные, орнаментированные розовым, черным, красным, палисандровым и другими ценнейшими породами деревьев полы замазаны и исцарапаны так, что мозаику почти нельзя рассмотреть, она исчезла в общем сером, изборожденном царапинами фоне, жалко выглядят изломанные двери и оконные рамы, украшенные золоченой резьбой, нелепы разбитые барельефы на стенках… Картин нет. Очевидно, они были вывезены, об этом говорят оставшиеся висеть на стенах клочья от вырезанных впопыхах и просто содранных драгоценных французских гобеленов. Чудом среди этого разгрома уцелели 2-3 трюмо с рассыпавшимися, когда-то роскошными рамами. Это все, что осталось.

Идти дальше нельзя, уже четвертая пройденная нами гостиная наполовину закопчена, с потолка свешивается обуглившееся полотно плафона, на котором можно еще различить выступающие из черноты цветы и фигуры работы итальянского живописца, а дальше – за зияющим отверстием двери этой гостиной, далеко внизу рухнувшее перекрытие, полуобгоревшие балки и груды кирпичей… под открытым небом в траурном обрамлении закопченных наружных стен. Янтарная комната, <…> ослепительный тронный зал с перекликающимся эхом – чудом акустики, благодаря чему ансамбль музыкантов гремел, как большой оркестр, изящная комната – «табакерка» Екатерины Великой. Они были именно здесь, на месте этой жуткой кучи развалин.

На глаза навертываются слезы, ведь никогда больше не увидеть этих чудных произведений искусства… <…> Спрашиваем идущую с молоком старуху: «Кто же это сделал?» – «Известно кто, – отвечает она, точно удивившись нашему вопросу. – У них все уже заранее было сделано, как подошли немцы, все и запылало, и мины были заложены раньше…»» (Левский М.  Что осталось от дворцов // За Родину (Псков). 1942, 22 сентября).

Описание любопытно. Как видим, здесь сказано о том, что Красная армия перед отступлением дворец заминировала. В принципе, могли бросить авиабомбу. Наверное, могли ее и заложить заранее, а потом взорвать. Но если 17 сентября немцы заняли Пушкин, то вряд ли они сами кинули бомбу на дворец 29 сентября.

При этом как бы между прочим в статье проведена мысль о том, что и Янтарная комната не была украдена фашистами еще 14 октября 1941 г., чему есть документальные подтверждения, а тоже погибла во время взрыва авиабомбы. Тут уже видна цель: зафиксировать в газетном материале ложь о судьбе Янтарной комнаты.
– Откровенно говоря, я не занималась историей пожаров дворца, поэтому сказать не могу. Не понимаю также, почему сразу после войны все эти вопросы не изучили по горячим следам, когда были живы свидетели, тот же граф Сольмс, например. Кстати, немцами было заложено 11 авиабомб во дворце перед их отступлением. Есть воспоминания двух военных, в числе первых вошедших во дворец, – Иванова и Прохорова. Иванов увидел в парке провода, ведущие к этим бомбам, и перерезал их.

– Янтарная комната могла теоретически сгореть от бомбы, взорвавшейся в Большом зале?
– Нет, это разные помещения дворца, между которыми находятся шесть комнат анфилады и лестница.

– А в 1944 году при наступлении Красной армии ничего она не разрушила? Или немцы?
– Раньше было ясно: если что и разрушили, то немцы. Сейчас я не знаю. С документами, которые проливали бы на это свет, я не сталкивалась. Кстати, у нас есть свидетельство одного немецкого офицера, который получил приказ взорвать церковь во дворце. И он не выполнил приказ. Не так давно он приезжал к нам, лет пять тому назад, и рассказывал об этом факте.

– Но в части описания замазанных и исцарапанных полов и тому подобных деталей репортаж из газеты «За Родину» дает правдоподобную картину того состояния, в котором дворец находился весной 1942 года?
– Да, грязные и исцарапанные полы и прочий беспорядок – это все могло произойти при эвакуации. Таскали тяжести по полу женщины, ведь оставались только они, все мужчины, которые работали во дворце, уже были в армии, поднимать тяжести сил не было, волокли по полу. Немцы уже наступают… Эти женщины просили ополченцев снять картины из Картинного зала и видели, как они это делали: ходили прямо в сапогах, испачканных  землей при рытье окопов в парке.

– А вот в газете написано, что погибла «табакерка» Екатерины II. Это тоже из-за авиабомбы?
– Нет, не из-за нее. «Табакерка» находилась в Зубовском флигеле, от Большого зала это далеко, а когда горел флигель – неизвестно. Ничего не могу сказать.

– Наверное, если здесь было гестапо, то горел при наступлении Советской армии в 1944 году. А кто и когда разрушил Малую анфиладу Екатерининского дворца, так называемую половину Марии Федоровны, которая так до сих пор не восстановлена?
– Вот это тоже вопрос. Есть фотографии, я их видела в Интернете: стоят гитлеровцы, из окон дворца идет дым. Горит Малая анфилада. Это 1942 год. Какое-то время оккупанты находились во дворце, жили здесь, а потом они перебрались в Софию, в дома на Кадетском бульваре, а там военные городки, казармы, у которых стены по метру толщиной. Я предполагаю, что когда фашисты оставили дворец, здесь могло что-то произойти. Но пока это догадки. Надо искать материалы.

– Теперь уже, наверное, никогда не найдем документов.
– А я думаю, что могут найтись. На Украине большое количество документов. В Киеве, в Центральном государственном архиве Украины. Именно там хранятся материалы о вывозе музейных ценностей из Екатерининского и Александровского дворцов. Мы получили эти материалы через Министерство культуры РФ. В этих материалах есть сведения о ротмистре графе Сольмсе, например. И о других оккупантах, которые вывозили наши произведения искусства. Там же полевой дневник командования группы армий «Север». Можно по датам посмотреть в полевом дневнике, есть ли там запись о пожаре в Малой анфиладе.

Янтарная комната и могила Распутина

– А что нового вы можете сказать про Янтарную комнату?
– Я считаю, что к ее похищению имели отношение германские аристократы, тот же доктор Альфред Роде, директор Кёнигсбергского музея, крупнейший специалист по янтарю. Который считал, что Фридрих Вильгельм I совершил колоссальную ошибку, подарив Янтарную комнату Петру I. «Поэтому мы, немцы, – говорил он, – должны ее вернуть в Германию. 

– То есть это для них, как чаша Грааля.
– Хорошее сравнение. И думаю, что она где-то все еще хранится.

– Распутин сейчас – модный персонаж, поэтому обязан спросить про могилу Распутина в Александровском парке.
– Могилы не было. Стоял гроб с телом Распутина. Там была часовня Серафима Саровского. Это земли, которые императорская семья подарила Вырубовой после того как она получила жуткое увечье в железнодорожной катастрофе. Она выжила, причем считается, что ее спас Распутин. Она была его почитательницей, и он ее вылечил. Когда началась Первая мировая война, Вырубова, как и императрица, стала сестрой милосердия. И на своем куске земли рядом с  Александровским парком Вырубова построила свой лазарет и чуть дальше – часовню Серафима Саровского. И лазарет и часовня были сделаны из дерева. Временные постройки, быстро сооруженные во время войны. И тут происходит вот эта жуть с Распутиным. Тело действительно привозят в Царское Село и гроб устанавливают в часовне. И он стоит там какое-то время. Как говорили, в гробу было маленькое окошечко, иллюминатор.

– Это не было захоронение?
– Нет, нет. Его должны были захоронить, но была смута, не хотели лишний раз дразнить восставших людей. В то же время к гробу с телом Распутина многие проявляли «нездоровый интерес». Люди узнали и стали к гробу похаживать – так же, как и сейчас, кстати. И Временное правительство решило этому положить конец, гроб увезли в Петроград, тело сожгли, а пепел развеяли.

Про веера Елизаветы

В Зубовском флигеле Екатерининского дворца, в подвале которого во время войны размещалось гестапо, в бывших комнатах Александра II сейчас размещена выставка вееров, которой Лариса Бардовская очень гордится:

– Дама, нами очень любимая, Елизавета Петровна, дочь Петра, имела огромную коллекцию вееров…
– У нее же и платьев было аномальное количество…
Да, она поздно начала, что называется, ей было за 30 уже, поэтому быстро надо было все сделать. Вещи при ней были очень красивые, в частности, вот этот веер с видами дворца. Веер очень дорогой, с эмалью, золотом, серебром. Вееров в фондах немного: они же хрупкие, когда была эвакуация, их плохо упаковали, многие пришли в состояние совершенно не экспозиционное. Мы выиграли грант и приступили к реставрации вееров. Искусство навевать прохладу – это и есть веер. Большая часть вееров – французские, в России их тоже делали. У нас были и детские веера, и кукольные веера, для детских кукол, но они утрачены.