Можно ли жить без ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ?

В своё время, в начале 1990-х годов, будучи в Израиле, я прочёл оформленные в статью в русскоязычной газете «Глобус» (её ещё неофициально величали «Жлобус») горькие жалобы одной учительницы русского языка и таковой же литературы о том, что израильская-де молодёжь и израильские подростки прозябают во тьме невежества, так как в школьную программу не включены ни Пушкин, ни Гоголь, ни прочие Чернышевские с Толстоевскими. «Как можно жить без Пушкина?» — трагически восклицала она в письменном виде. Подозреваю, если бы у неё спросили, скажем, кто такой Хаим Бялик или, не приведи Ашем – Эфраим Кишон, она бы оказалась в затруднении с ответом. Ну, или без затруднений возразила бы: сравнили, мол – Пушкина с каким-то там никому не известным Бяликом… Юное поколение израильтян должно воспитываться на великой русской литературе, потому что никакой другой великой литературы в мире нет и быть не может.

А в самом деле – как прожить без Пушкина? Без Достоевского, без Тургенева и иже с ними? Давайте посмотрим, чего же лишились израильские, американские, европейские, все иные дети, потеряв возможность изучать в школе столь великие произведения.

Террариум единомышленников

Начнём, пожалуй, с миленькой, беленькой, трогательной собачки Муму, жестоко, хоть и не по своей воле, утопленной её собственным обожаемым Герасимом? Согласитесь: кто не возрыдал над её несчастной судьбой – тот, очевидно, абсолютно бесчувственный человек, а возможно – даже опасный, патологический психопат. Он её любил – он её убил. Но ведь, и, кроме несчастной Муму, там есть, над чем всласть всплакнуть. Прачка Татьяна, отданная за хронического ханыгу Капитона, опять же, против её воли. Самодурства мерзкой барыни-рабовладелицы. Зачем десяти-одиннадцатилетним детям весь этот непроходимый кошмар?

Кстати, об украинской тематике. Классическая вещь – «Тарас Бульба». Это романтика, это приключения, это беззаветные подвиги почему-то за Россию, война-мать родна и всё такое. Это — «великий сатирик, из шинели коего вышли все будущие поколения творцов» этого жанра в России. И это страсть, как патриотично: защита веры православной, великая дружба двух братских народов, которые при этом почему-то – один и тот же братский народ…

Ну да, ну да. Подвиги Тараса Бульбы по защите веры православной почему-то, в основном, сводились к еврейским погромам. Также, в порядке защиты своей веры, Бульба убил своего сына за то, что тот посмел полюбить польку, а это харам. Классика жанра: «Нас на бабу променял». Потом второго сына злобные поляки пытали и убили – и Тарас долго и очень кроваво мстил… почему-то опять-таки евреям. Потом Тараса сожгли на костре (длительное, трагическое и отвратительно красочное описание аутодафе – чтоб детки порадовались). Чудесное, просто чудесное произведение именно для пятого класса средней школы! Одна надежда, что его никто не дочитал до конца (я, увы, дочитал, причём именно в пятом классе), потому что от него можно, в самом деле тронуться. Судя по нынешней войне – многие таки тронулись.

Про народные песни о персидской княжне (уже упомянули) и о «поедем, красотка, кататься» — этому следует посвятить отдельную статью, тоже, знаете ли, тема та ещё. Так же, как и русским народным сказкам.

Не забыть Александра свет Сергеича «Нашевсё» Пушкина. Скажем, «Капитанская дочка» — эдакий «Дубровский-два», в детстве я эти произведения постоянно путал, потом научился различать: Дубровский – это там, где «Спокойно, Маша», а «Капитанская дочка» — это, где «Береги платье снову, а честь смолоду». Но зачем это детишкам-то давать? Пугачёвщина, русский бунт, который бессмысленный и беспощадный. Озверевшие бунтовщики убивают на глазах у девочки-подростка её мать. «Унять старую ведьму!» — сказал Пугачёв. Тут молодой казак ударил её саблею по голове, и она упала мёртвая на ступени крыльца» — дивный пример для подрастающего поколения! Промолчу уже о некоторых обязательных к прочтению стихотворениях: вот это вот «в распухнувшее тело раки чёрные впились» мне, пацану, потом полгода в кошмарах снилось…

Поехали дальше. «Спокойно, Маша, я Дубровский». Классический любовный/приключенческий роман, его, помнится, учительница наша в таком именно ключе и трактовала, но ведь он напичкан такими вещами, которым трудно подобрать название, не сверяясь с Уголовным кодексом. Благородный Дубровский запирает судейских в доме и сжигает их живьём. Палит. Живыми. При этом кузнец услужливо подпирает дверь, чтобы никто не выбрался из огня. Машу выдают замуж за мерзкого старикашку. Мама дорогая, зачем я прочёл в детстве эту гнусь? И сколько тех ублюдков — «освободителей от нацистов», устроивших резню в Буче под Киевом, выросли на этом замечательном примере?

Далее. Некрасов. Хрен с ними, с «Крестьянскими детьми» — возьмём чего попроще, более детское: «Мороз-Красный Нос». Помирает крестьянин, жена – за ним, подросткам лет двенадцати за школьной партой представляется красочное описание внешнего вида покойника. Подробное. Это, чтоб о доле народной как следует погоревали, да?

Дальше – особо любимый мной Достоевский. Старушка, зарубленная топором – да вообще ни разу не жалко. Мерзкая бабка (на самом деле, по роману, так ей было чуть больше сорока лет), туда ей и дорога. Любой настоящий советский ученик-читатель с огромным удовольствием зарубил бы её лично, тварь эдакую. Благо, соответствующая литературная «накачка» уже имеется (см. перечисленное выше). Ясное дело, что симпатии юных читателей – на стороне Раскольникова с Соней, с «убийцей и блудницей», как охарактеризовал их наиболее здравомыслящий и поэтому – особенно противный автору персонаж романа, следователь Порфирий Петрович.

Ещё один гениальный образ: тоскливый, унылый тургеневский Базаров. Впрочем, и он влюбляется, и делится с юными читателями мыслями по этому поводу: «Роскошное тело, хоть сейчас в анатомический театр». И сам красочно умирает от трупного яда…

Маниакальный, абсолютно нелитературный бред Чернышевского. Произведение «Что делать?», по правде говоря, может заинтересовать лишь психиатра – он почерпнёт там для себя немало интересных деталей сумеречного состояния души писателя. Революционный маньяк Рахметов, спящий на гвоздях по идейным соображениям – это, знаете ли, нечто…

О «гертрудах»

Но это всё была, так сказать, классика. А новейшая история что же? Вот, скажем, «Молодая гвардия». Умолчим о том, что историю молодогвардейцев господин Фадеев просто свистнул, представив её, как гибель некоего ужасно советского комсомольского подполья – на самом деле, в реальной истории, это было подполье не комсомольское, а… бандеровское, сформированное бойцами Украинской Повстанческой армии (УПА). Ну да ладно: не писать же о «гнусных украинских националистах», пусть это будут коммунистические герои. Но опять же, что это за литература для детей? Фашисты пытают молодогвардейцев, а автор подробно, красочно описывает эти пытки: у Ули Громовой вырезают на теле звезду, живых людей сбрасывают в шахту. Но это всё неважно – главное, раскрыть руководящую и направляющую роль коммунистической партии в героическом сопротивлении. А в остальном – охреневайте, детишки, от фашистских жестокостей.

Невнятный, косноязычный даже в письменном виде Николай Островский, прикованный к постели – это вообще идиллия. О, не забыть бы! Литературный вор, он же руководитель Союза писателей СССР, господин Шолохов. Нет, не «Тихий Дон» — это, уворованное им у белогвардейского офицера, гениальное произведение давалось исключительно в качестве внеклассного чтения, без «обязаловки». А вот «Поднятая целина» — извольте знать-с! Отрубленные кулацкие ноги в валенках, надеюсь, все помнят?

И это мы ещё скромно промолчали о попытках втиснуть в обязательную программу великую трилогию Леонида Ильича Брежнева – «Малая Земля», «Целина» и «Возрождение». Попытки, слава Богу, провалились: это же была вообще не перевариваемая мутация, которая просто колом поперёк мозгов вставала – не читал вообще никто, даже сам Брежнев. Ещё какие-то опусы каких-то совершенно бездарных, но идеологически выдержанных писателей-«гертруд» (то есть, Героев социалистического труда), они вообще как-то проскользнули мимо памяти, оставив по себе лишь общий фон: война, смерть, пытки, партизаны, изодранное красное знамя, кто-то бросается на пулемёт, кого-то вешают, кто-то спасает колхозное имущество, и везде суётся партия со своей руководящей и направляющей ролью…

В общем, всё в традициях упомянутой литературной классики, многообразие которых можно выразить одной-единственной фразой: «В общем, все умерли». И, как правило, не своей и далеко не самой лёгкой смертью. Такое себе обязательное наставление для советского школьника: будь готов к войне, к лишениям, к голоду, к пыткам. Убей, умри сам, если Родина в очередной раз потребует чего-то эдакого. Русский путь. Особый, так сказать. И гордись: да, мы такие, нас весь мир шугается.

В своё время великий американский фантаст Роберт Энсон Хайнлайн признавался, что выучил русский язык только по одной-единственной причине: он, этот самый великий-могучий-свободный-прекрасный, лучше всех других наречий подходит для выражения суицидальных и параноидальных мыслей. Судя по школьной литературной программе – он прав.

Возвращаясь к той давней, страдающей учительнице русского языка и литературы: в одном она права. Дети это всё не любят и не читают. И нельзя их в этом обвинять: нормальный человеческий мозг поступает совершенно правильно, отвергая весь этот ворох нелепых анахронизмов и идеологизированного членовредительства с летальным исходом.

«Что мертво – умереть не может»

И, честное слово – я совершенно не против некоторых из помянутых писателей. Просто нельзя столь убийственно выборочно подходить именно к обязательному включению непременно самых мрачных, самых ужасных их произведений в школьную программу (а, если говорить о Достоевском с Чернышевским – то ну их вообще в баню!). Тот же Гоголь – ведь обязательно было читать именно «Тараса Бульбу» с еврейскими погромами и общерусским единением против мерзких иноверцев, а вот блестящие, искрящиеся лунным светом и переливающиеся всеми цветами украинской веселки (то есть, радуги на «единственно правильном» языке) «Вечера на хуторе близ Диканьки» — это так, в свободное от основных кошмаров время…

В школе, наверное, стоило читать Стругацких – «Трудно быть Богом», «Обитаемый остров» и «Попытку к бегству» — вот там всё-превсё про то, какие есть и какими стали эти жуткие постсовки, гордо именующие себя нынче русскими (про «Град Обречённый», «Отягощённых Злом» и «Жидов города Питера» промолчу – это для взрослых). «Бабий Яр» Кузнецова надо было читать – старшеклассникам. А детям – «Гарри Поттера», «Джен Эйр» вместе с Джейн Остин. Чехова и Шолом-Алейхема (опять же – про Менделе Мойхер-Сфорима не скажу, это для очень русской литературы уж слишком).

Так что – не жалейте, милые мои. Оставьте несчастную Муму навеки утонуть в Лете. Худа от этого не произойдёт.

От редакции: Конечно, было не мало замечательных русских писателей, таких как Платонов, Шаламов, Ходасевич, Шукшин, но их советским школьникам знать не полагалось…