ТАЛМУДИЧЕСКИЕ СКАЗАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ МАКЕДОНСКОМ

1. I.Талмуд вавил. Иома.
   II.Синедрион
    Тамид
   IV. Берешит Рабба
   V. Вайикра Рабба
   VII. Бамидбар Рабба

Великие люди, знаменующие собой эпохи в истории человечества, оставляют по себе равно глубокие следы как в летописях науки, так и в живой памяти народной. Тем не менее, характер оценки тою и другою значения и деятельности великих людей существенно различен. В то время как наука тщательно собирает самые мелочные данные, могущие сколько-нибудь уяснить нам значение той или другой исторической личности, принимает их только после строгого критического анализа и на основании достоверных фактов лишь старается определить характер ее в действительности — живое воображение народной массы поступает гораздо свободнее. Не стесняясь условиями места и времени, восполняя пробелы истории с помощью вдохновенного творчества, оно широкими размашистыми чертами живописует своего любимца, который, таким образом, часто является нам в мифическом ореоле, в ущерб исторической правде. Отсюда проистекает другое, не менее существенное различие между научными и народными представлениями о значении великих исторических деятелей. Историческая наука все более и более приходит к сознанию того, что и великие люди суть дети своего времени; что великими делами, ими совершенными, мы обязаны чаще их веку, чем им самим, и что, следовательно, их слава меркнет перед славой окружавшего их общества, а заслуги как бы исчезают в великом деле развития рода человеческого. Не так поступает народная толпа. Неспособная возвышаться до умозрений, всегда склонная к олицетворению в природе, как и в делах человеческих, всего отвлеченного, она сосредотачивает всю свою любовь или ненависть на самых выдающихся личностях, служащих представителями известного направления, не обращая внимания на условия, их окружающие.

Этим не ограничивается, однако, различие между отношениями массы и науки к историческим личностям; они отличаются между собой и степенью оценки значения этих личностей. История насколько возможно старается произнести свой приговор над известной личностью на основании совокупности всех данных, имеющихся о его жизни и делах, как можно беспристрастнее, не увлекаясь отдельными его действиями, и если она не всегда достигает такого беспристрастия, то это оттого, что и ее представители не могут совершенно освободиться от известных предрассудков в отношении к тому или другому историческому деятелю. Но в то время, когда новейшая историческая наука обязывает таким образом все более и более к полнейшему беспристрастию — суждения народной массы о великих людях, управляющих его судьбами, редко отличаются беспристрастием, уже потому, что суждения эти, так сказать, субъективны. Отсюда тот известный факт, что одна и та же историческая личность является в совершенно различном, часто противоположном свете в представлениях различных народностей. [1] Немного в истории таких людей, которые пользовались бы одинаковой симпатией и известностью у всех национальностей, с которыми они приходили в столкновение. К числу этих избранных принадлежит Александр, сын Филиппа, царь Македонский. Это один из самых любимых героев народных преданий. Многочисленные легенды наполняют всю его жизнь, от колыбели до могилы. Все соединилось в нем, чтобы обворожить Восток, на который главным образом направлена была его деятельность. Его истинно эллинское изящество, его великодушие к побежденным врагам, столь редкое на Востоке даже теперь, его изумительные подвиги, совершенные с незначительными средствами и не нуждавшиеся в прикрасах фантазии — столь были они чудесны, — его ненасытная жажда завоеваний — все располагало суеверного жителя Востока видеть в Александре более чем человека — полубога. Даже изнеженность и сладострастие, сильно развившиеся в нем в последние годы его жизни и сильно повредившие ему во мнении суровых воителей-македонян, не могли, конечно, унизить его в глазах восточного человека, привыкшего к безвкусной роскоши и расточительному великолепию своих ничтожных, женоподобных владык. Таким образом, несмотря на кратковременность его владычества, метеором промелькнувшего на горизонте истории, имя Александра и до сих пор есть одно из самых известных на Востоке.

Каждый из восточных народов, которого судьба столкнула с великим завоевателем мира, сохранил о нем много воспоминаний. К числу этих народов принадлежат и евреи, предания которых мы намерены изложить здесь. Но чтобы уяснить себе их, мы должны ознакомиться с отношениями македонского героя к еврейскому народу. История повествует об этом следующее. После победы при Иссе Александр пошел с войском по направлению к Тиру, покорил его и тогда же вознамерился разрушить Иерусалим и жестоко наказать евреев за их преданность Дарию, которому они помогали всеми силами. Но навстречу Александру, приближавшемуся к священному городу, вышел тогдашний первосвященник Симеон, известный в еврейских преданиях под именем праведного, — муж чудодейственный и очень уважаемый в иудаизме. Он был облачен в священную одежду и походил в ней (по талмудическому выражению) на ангела Иеговы Вседержителя. Его сопровождали все священнослужители, тоже в священническом облачении. Вид их произвел сильное впечатление на Александра. Он принял Симеона ласково — и священный город был пощажен. Александр мирно вошел в Иерусалим. Предание говорит, что ему было прочтено пророчество Даниила, в котором, по еврейским толкованиям, находится указание на судьбы Александра и его наследников. Затем он посетил храм Иеговы, велел было поставить там свою статую; но ему растолковали, что это противно еврейской религии, и взамен предложили в честь его назвать всех мальчиков, которые должны были родиться в том году у священнослужителей, его именем. Это как нельзя более польстило тщеславию Александра, и он оставил Иерусалим очень довольный евреями, которым он до смерти оказывал особенное покровительство. Понятно, что еврейский народ вынес из своего столкновения с македонским героем самое благоприятное воспоминание. Любовь и уважение к личности Александра проглядывает посему и во всех преданиях о нем еврейского народа, к которым мы теперь и переходим.

I
(Талмуд вавил. Иома. f. 69 а)
[Поскольку работа печатается по изданию 1867 г., перевод талмудических сказаний сохранен в старом варианте. — Прим. ред.]

25-й день месяца Тевеса есть день праздничный, в который нельзя поститься. В этот день хутеи [2] просили у Александра позволения разрушить иерусалимский храм, и он позволил им это. Дали знать Симеону праведному. Что же сделал он? Он облекся в священные одежды и взял с собою знатнейших лиц Иерусалима; в руках у них были факелы; они шли целую ночь и к рассвету встретились с Александром у Антипароса [3]. «Кто эти люди?» — спросил царь. «Это иудеи, непокорные тебе», — ответили ему (т. е. хутеи). Когда царь увидел Симеона, он сошел с колесницы и поклонился ему. «Такой царь, как ты, кланяется этому иудею?» — спросили его. «Когда я иду на войну, ангел, имеющий вид этого человека, помогает мне одерживать победы над врагами моими», — отвечал Александр [4]. Затем он спросил их (иудеев): «Зачем пришли вы?» — «Храм, — отвечали они, — в котором мы молим Бога о тебе и о царстве твоем, — да не разрушится оно во веки — храм этот должен ли быть разрушен, по навету этих людей!» — «Кто они?» — спросил Александр. «Вот эти хутеи, стоящие перед тобой». — «Они в вашей власти», — сказал царь. [5]

II
(Синедрион, f. 91 а)

В 24-й день месяца Нисана с евреев сняты были изветы их врагов. В этот день африканцы (вероятно пунийцы, карфагеняне) судились с евреями перед Александром Македонским. «Палестина, — говорили они, — принадлежит нам, ибо она везде в Библии называется страной Ханаан, а мы потомки Ханаана, сына Хамова». Тогда Гевига бен Песиса, еврейский мудрец, которого Талмуд изображает горбатым уродом, сказал мудрецам: «Пустите меня судиться с ними пред царем; если они победят, то скажете: вы одержали победу над идиотом (т. е. можно будет послать другого умнейшего еврея состязаться с ними); если же я одержу победу, то скажете: Тора (учение) нашего учителя Моисея одержала верх». Ему позволили, и он предстал пред царем. Когда африканцы начали излагать свои притязания, он отвечал: «Откуда приводите вы ваши доказательства — из Торы? из нее же я докажу вам нашу правоту. В Библии (Быт. 9) сказано: и сказал он (Ной): проклят Ханаан: рабом да будет он своим братьям! Раб же, приобретший имущество, кому принадлежит оно: разве не его господину? (т. е. нам — потомкам Сима и, вероятно, царю Александру, потомку Яфета) [6]. К тому же, сколько уже времени вы не служили нам!» Услышав его слова, царь сказал африканцам: «Отвечайте ему!» — «Царь, — сказали они, — дай нам срок три дня» (обдумать ответ). Он дал им время. Но три дня прошли, а ответа они не могли придумать. Тогда они убежали, бросив засеянные поля и засаженные виноградники. В другой раз египтяне судились с евреями пред Александром: «Возвратите нам золото, серебро и дорогую одежду, которые вы забрали у нас, выходя из нашей страны, как сказано в Библии (Исх. 12)». Опять пошел судиться с ними Гевига бен Песиса. «Вы приводите доказательства из Торы? — сказал он. — Я тоже из нее приведу доказательства нашей правоты. Сказано в ней, что евреи сидели в Египте 430 лет. Заплатите же нам за 600 000 человек (столько евреев Библия считает по выходе из Египта), работавших у вас 430 лет». «Отвечайте ему», — сказал царь египтянам. Они отпросились на три дня. Когда эти дни прошли, а ответа не было наготове, они убежали, бросив засеянные поля и засаженные виноградники.

В третий раз евреи судились пред Александром с сыновьями Измаила (арабами). «Половина Палестины принадлежит нам, — говорили они, — ибо предок наш Измаил был сыном Авраама (которому Бог дал Палестину), так же как Исаак (от которого происходят евреи)». Опять пошел судиться с ними Гевига бен Песиса: «Вы основываете ваши притязания на словах Торы; из нее же я докажу вам их несправедливость. Сказано в ней (Быт. 25): и отдал Авраам все свое имущество Исааку; детям же своих наложниц (к которым относится и Агарь, мать Измаила) Авраам дал подарки и отослал их от себя. Если же отец при жизни разделил своих детей, то разве могут они потом иметь притязания друг к другу?» Так говорил Гевига бен Песиса. «Отвечайте ему», — сказал царь арабам. Они попросили сроку три дня, но дни эти прошли, ответа они не давали; а затем они также убежали, бросив засеянные поля и засаженные виноградники.

III
(Тамид, f. 31 в)

Десять вопросов предложил Александр Македонский мудрецам Юга [7]. 1) «Что дальше, земля ли от неба, или восток от запада?» — спросил он их. «Восток от запада, — отвечали они, — ибо когда солнце находится на востоке или на западе, мы можем смотреть на него (значит, оно тогда далеко от нас); когда же оно находится над нашими головами, мы не можем смотреть на его блеск (значит, оно тогда ближе к нам)». [8] 2) «Что сотворено было прежде — небо или земля?» — «Небо; сказано в писании: в начале сотворил Бог небо, а потом и землю». 3) «Что сотворено прежде: свет или тьма?» — «На это нет ответа», — сказали мудрецы. [9] 4) «Кто может назваться мудрым?» — «Предвидящий будущее». 5) «Кто может назваться героем?» — «Удерживающий свои страсти». 6) «Кто может назваться богатым?» — «Довольный своей участью». 7) «Что должен человек делать, чтобы жить (т. е. счастливо)?» — «Пусть убивает себя (т. е. воздержится от излишества)». 8) «Что должен человек делать для того, чтобы умереть?» — «Пусть живет (т. е. роскошно, широко)». 9) «Что должен человек делать для того, чтобы снискать благоволение людей?» — «Пусть удаляется от почестей и власти». — «А мой совет, — сказал Александр, — лучше вашего: пусть добивается власти и почестей, чтобы благодетельствовать людям». 10) «Где лучше жить, на море или на суше?» — «На суше, ибо мы видим, что все мореходы не успокаиваются, пока не выйдут на сушу». — «Кто из вас умнее?» — спросил царь мудрецов. «Мы все равны, — ответили они. — Ты видишь, что все мы одинаково отвечали тебе на твои вопросы». — «Отчего вы мне воспротивились?» — спросил царь. «Сатана (т. е. дух противоречия, борьбы) одолел», — отвечали мудрецы. [10] «Но я велю казнить вас». — «Власть в руках царя, но не приличествует царю лгать (т. е. ты обещал нам безнаказанность за ответы)».

Тогда царь велел одеть их в пурпурные мантии и возложить на них золотые цепи. [11] И сказал царь мудрецам: «Я хочу идти в страну африканскую». — «Но ты не можешь идти туда, — сказали они, — потому что на дороге стоят горы Тьмы (которых нельзя перейти)». — «Но я должен непременно идти туда, и я спрашиваю у вас совета (как перейти горы Тьмы)». — «Возьми ливийских ослов (привыкших ходить в темноте) и перевези на них свое войско. В том месте, где начинаются горы Тьмы, привяжи веревку и тяни ее до тех пор, пока не минешь царство Тьмы, для того чтобы потом по следу веревки воротиться назад». Царь послушался их, и пришел он таким образом в страну, которая была населена одними женщинами (очевидно, амазонками). Захотел он воевать с ними. И сказали они ему: «Для чего тебе воевать с нами? Если ты одержишь победу над нами, то скажут: он победил женщин! (т. е. это не увеличит твоей славы). Если же мы победим тебя, то скажут: о герой, побежденный женщинами! (тебе будет стыдно)». — «Так вынесите же мне хлеб (т. е. знак покорности)», — сказал царь. Они вынесли ему золотые хлеба на золотых столах. «Разве едят люди золотой хлеб?» — спросил царь. «А если ты хочешь простого хлеба, то разве его нет в твоей стране, что ты пошел так далеко искать его?» [12] Когда царь вышел из их города, он написал на воротах его: «Я, Александр Македонский, был всю жизнь глупцом, пока не пришел в африканскую страну, страну женщин, и не научился у них мудрости».

Во время шествия своего по этой стране он сел раз у источника живой воды для трапезы. Были у него соленые рыбки; когда их начали омывать в живой воде, то они ожили и уплыли с течением. [13] «Значит, этот источник идет из рая», — сказал царь и пошел вверх, пока не пришел к вратам рая. Начал он стучаться и кричать: «Отворите мне!» Тогда раздался голос: «Это врата Божий, в них войдут только праведники!» (Пс. 118). — «Но я царь, имя мое славно на всей земле, дайте мне что нибудь» (на память, что я был здесь). Дали ему человеческий глаз. Взял царь этот глаз с собой, и когда он возвратился в свою страну, он спросил мудрецов, что бы это значило, что ему дали простой глаз, и на что это указывает. «Глаз этот, — отвечали мудрецы, — есть символ ненасытного корыстолюбия и властолюбия твоего, которые стараются подчинить себе все, что только завидят. Если не хочешь нам верить, возьми и свесь этот глаз против всех твоих богатств». Царь велел положить на одну чашку весов чудный глаз, а на другую все свое золото и серебро — и что ж? Чудный глаз перевесил все несметные царские сокровища! «Теперь, — сказали мудрецы изумленному царю, — положи на этот глаз немного земли». [14] Царь велел это сделать — и чашка с глазом тотчас упала. (Смерть уносит всю алчность и жадность человека.)

IV
(Берешит Рабба, с. 61)

И сказали хутеи Александру: «Берегись, евреи тебя обманут и не пустят тебя во внутренность их храма, в Святую Святых». Когда Гевига бен Песиса узнал об этом, то (страшась, чтобы царь не настоял на том, чтобы его впустили в Св. Святых, а это запрещено моисеевым законом) он сделал для царя драгоценные сандалии, украшенные еще более драгоценными каменьями. Когда царь, в сопровождении его, осмотрев Иерусалим, приблизился к святой горе, на которой стоял храм Божий, Гевига обратился к нему и сказал: «О царь, надень эти сандалии» (для того, чтобы не поскользнуться на гладком каменном полу, которым был вымощен храм). [15] Царь осмотрел весь храм. Когда же они подошли к Святой Святых, Гевига бен Песиса сказал ему: «До сих пор мы могли вести тебя — дальше мы не смеем проникать». Раздосадованный царь ответил ему: «Когда я выйду отсюда, я выровню тебе твой горб» (Гевига, по рассказам Талмуда, был горбат). «Если сделаешь это, шутливо ответил Гевига бен Песиса, — то ты получишь большую плату и прослывешь великим мастером».

V
(Вайикра Рабба, с. 27)

Александр Македонский пришел в одну страну, лежащую за горами Тьмы. Страна эта называется Карфагеном (?) и вся населена женщинами [16]. Вышли женщины к нему и сказали ему: «Ты хочешь воевать с нами, но подумай: если ты победишь нас, скажут: царь, победивший женщин! Если же мы победим тебя, скажут: о царь, побежденный женщинами!» Царь послушался их, и, когда он вышел из их страны, он написал на воротах города: «Я, Александр Македонский, был глупцом, пока не пришел в страну карфагенскую и не научился мудрости у женщин!»

Потом он пошел в другую страну, называющуюся Африкой (?). Жители этой страны вышли встретить его с золотым хлебом, золотыми яблоками и золотыми гранатами. «Разве у вас едят золото?» — спросил их царь. «Нет», — отвечали они. — А в вашей стране разве не едят его? (Так за чем же ты пришел к нам?)» — «Я пришел видеть, как вы судитесь», — отвечал Александр.

Между тем как они сидели и говорили таким образом, двое людей пришли судиться пред царем этой страны. «Государь, — начал один из них, — я купил вот у этого человека, который пришел со мной, пустошь. Начал я рыть в ней землю и нашел клад. Говорю я ему: возьми себе свой клад, ведь я купил себе только землю, но не клад! Не прав ли я, великий государь! Вели ему взять клад». Но лишь только этот окончил свою речь, как другой начал говорить. «Праведный царь! — сказал он. — Я так же, как и этот человек, боюсь присвоить себе чужое добро. Вели ему, о государь, взять себе клад, ведь я продал ему пустошь и все, что в ней находится». Подумав немного, царь позвал одного из них. «Есть у тебя сын?» — спросил он его. «Есть», — отвечал он. «А у тебя есть дочь?» — спросил он другого. «Есть, великий государь», — отвечал тот. «Ну так жените их друг на друге, и пусть найденный клад будет их приданным».

Тяжущиеся ушли довольные и счастливые. Александр не мог скрыть своего удивления. «А разве я не хорошо рассудил их? — спросил царь. — Как бы решили подобное дело в вашей стране?» — «У нас, — отвечал Александр, — убили бы того и другого (тяжущихся), а клад был бы взят в царскую казну». [17]

Царь поднял глаза к небу. «Великий Боже, — произнес он. — А светит солнце в вашей стране?» — «Светит». — «И дождь идет?» — «Идет». — «Так, вероятно у вас есть животные, ради которых солнце светит и дождь идет!» (Ибо люди, столь грешные и неправосудные, не достойны небесной благодати.)

VII
(Бамидбар Рабба, с. 13)

Рабби Иона рассказывал: когда Александр Македонский поднялся над землей, то он долетел до такой высоты, откуда вся земля казалась ему шариком, а море тарелкой. Поэтому его изображают с шаром в руке. [18]

Вот все, что сохранилось в талмудической литературе в древнееврейских преданиях об Александре Македонском. Вдумавшись в эти рассказы, можно впасть в сомнение в отношении характера народности их происхождения. В них нет и следа той мифической грандиозности образов, того безотчетного благоговения к всемогущей личности героя-полубога, которыми отличаются героические сказания народов индоевропейских. Напротив, проникнутые духом аллегории и дидактизма, запечатленные холодной рассудительностью, указывающей более на историческое,
 

Александр Македонский убивает дракона. Из альбома бухарского эмира. Персия, начало XVII в. Нью-Йорк, Библиотека Пьерпонт Морган
 

чем на народное их происхождение, они походят скорее на вымыслы досужего благочестивого аскета, презирающего мирское величие и человеческие страсти, чем на произведения живой фантазии народной массы, всегда благоговеющей пред гением, даже безрассудным.

Так оно кажется с первого взгляда, но более внимательное обсуждение приведенных сказаний убедит нас в несостоятельности такого сомнения.

Поэтические создания народного воображения всегда носят на себе характер того народа, среди которого они родились. Следовательно, для того чтобы уяснить себе народные еврейские предания, мы должны ознакомиться с характером самого еврейского народа. В чем же состоит сущность этого характера? Еврейский народ исконно отличался двумя характерными чертами: во-первых, религиозностью — религия легла в основу жизни и истории еврейского народа, во-вторых, здравым суждением вообще и житейской мудростью в особенности. Рационализм составляет основу еврейской религии (монотеизм), в противоположность эстетическому характеру религий всех древних народов — политеизма. Но религия, научающая нас, что человек сам по себе ничто, что он только орудие в руках Всевышнего, употребляющего избранных людей как орудие же для достижения Им предначертанных великих целей, — сильно способствует ослабеванию благоговения к личностям героев (см. начало этой статьи). Мы убеждаемся в этом и из того, что эпос, особенно героический, никогда не мог развиться у евреев, поэзия которых, по преимуществу, лирическая.

Этим, да еще тем обстоятельством, что народ, который, подобно еврейскому, вследствие вековых угнетений делался миролюбивым до трусости и равнодушным к жизненным благам до стоицизма, не мог сочувствовать непомерно жажде славы македонского героя, — объясняется характер приведенных рассказов и вся кажущаяся в них странность.

Принимая в соображение сказанное, я полагаю, и читатели, надеюсь, согласятся со мной, что приведенные рассказы суть вполне народного происхождения. [19]

Александр Македонский до сих пор живет в памяти еврейского народа как представитель величайшего героизма и как благодетельный гений иудаизма, подобно тому как в его памяти сохранились и теперь имена Навуходоносора и Титуса Гараша (злодея Тита), как бы представителей злодейства и зверства, Соломона, представителя мудрости, и Рамбама (Маймонида) — как величайшего медика-чудодея всех времен и народов.

 

1. Разительный пример тому представляет нам римский император Тит, прослывший у римлян, а за ними и в истории, одним из лучших людей, существовавших когда-либо на земле. Между тем этот же Тит в еврейских преданиях, сохраненных Талмудом, является извергом, дерзко оскверняющим святыню и оканчивающим жизнь в ужаснейших мучениях, ниспосланных на него Богом за его злодеяния. Некоторые еврейские ученые старались согласить эти противоречия тем, что Тит действительно прежде был таким, каким изображает его Талмуд, но по вступлении на императорский престол, мучимый угрызениями совести, старался загладить свои прежние вины добродетельною жизнью и благодеяниями, упрочившими за ним завидное прозвание «amor generic humanis». Они не поняли, что в основе римских и еврейских преданий о Тите лежат воззрения чисто национальные; что евреи не могли не считать извергом рода человеческого того, кто нанес последний удар самостоятельной жизни еврейского народа, они не могли не считать богохульником, дерзко вызывающим на борьбу Всемогущего (Вавил. Талмуд, Гитин, f. 57 b), того, кто разрушил их национальную святыню — иерусалимский храм. С другой стороны, римляне, привыкшие к безрассудному деспотизму и жестокости своих императоров, не могли не любить и не уважать от всего сердца кроткого, мягкосердного Тита. Сама жестокость его обхождения с непокорными сынами Израиля могла только возвысить его в их глазах, как одного из последних представителей староримской доблести (virtus romana).
2. Хутеи, или самаритяне, — отпавшая от иудаизма секта, жалкие остатки которой, в числе немногих семейств, живут и поныне у подножия священной для них горы Геризим (в Палестине). Первое основание этой секты положили иноземцы, поселившиеся в Палестине, по приказанию ассирийского царя Санхериба (см. 2 Цар. 17). Они приняли еврейский закон, смешав его с языческими верованиями. Находясь в постоянной вражде с евреями, которые считали их язычниками и не хотели с ними смешиваться, они постоянно клеветали на них перед персидскими царями и особенно старались не допускать их выстроить храм, что и удавалось им несколько раз. В то время, когда Александр вступил в еврейские пределы, борьба между евреями и хутеями была в самом сильном разгаре, благодаря проискам честолюбивого Манассии, брата первосвященника Симеона (у Флавия). Естественно, что хутеи старались выхлопотать у Александра позволения разрушить ненавистный им храм. Впрочем, об этой попытке хутеев говорит и Иосиф Флавий (Иуд. древн. 50. 2, с. 8.).
3. Флавий говорит, что встреча происходила на месте, называемом Цофим, но народному воображению казалось эффектнее поместить это событие на самой границе еврейской земли. Антипарос всегда упоминается в Талмуде как северная граница еврейских поселений в Малой Азии; см. напр. «Синедрион, 946 в. Иебамот 62».
4. Предание это, как видно, было сильно распространено в иудаизме. О нем упоминает и Иосиф Флавий (ibid.).
5. История говорит, что Александр, которому, конечно, не было дела до мелкой вражды соседних племен, равно покровительствовал как иудеям, так и хутеям. Дальнейшие же жестокости, упоминаемые в Талмуде, которые позволили себе евреи в отношении хутеев, очевидно, зависели от враждебного настроения толпы.
6. См. «Берешит Рабба» (талмудические схолии на Книгу Бытие), с. 61.
7. Под именем Юга (Даром, Негев) в Талмуде известна южная часть Палестины, Иудея (Judaea).
8. Здесь в тексте Талмуда есть позднейшая вставка, которую я пропустил, как не идущую к делу.
9. «Отчего же не сказали ему, что тьма сотворена была прежде, как сказано в писании?» — спрашивает здесь Талмуд. «Оттого, — отвечает он, — что они боялись, чтобы он не спросил их: что было до сотворения мира, и что будет после его разрушения?»
10. Смысл этого вопроса и ответа довольно темен. Вероятнее всего, что (см. схолии Магарша р. Самуила Эйдлиса к этому месту Талмуда) Александр заметил тонкие укоризны его поведения в некоторых ответах мудрецов (что такое геройство, мудрость, богатство, чем заслужить любовь людей и др.).
11. У Плутарха (Алекс. Вел. 85) мы читаем: когда Александр был в Индии, он взял в плен десять гимнософистов (индийских мудрецов), которые были в числе восставших против него туземцев. Так как они были известны своей мудростью, то он предложил каждому из них вопрос, сказав им наперед, что велит казнить прежде всех того, который ответит хуже всех. Самого старшего из них он назначил быть судьей их ответов. Вопросы были следующие. «Кто больше численностью, живые или мертвые?» — спросил царь первого из девяти мудрецов. «Живые, — отвечал он, — потому что мертвых нет уже». — «Море или суша производит самых больших животных?» — «Земля, которой море составляет только часть». — «Какое животное самое умное?» — «То, которого человек еще не знает». — «Зачем ты возбудил против меня царя Саббаса?» — «Для того, — отвечал мудрец, — чтобы он умер в несчастии или жил бы в доброй славе». — «Что было прежде: день или ночь?» — «День предшествовал ночи одним днем». Когда Александр усомнился в смысле этого ответа, мудрец сказал ему: «Странные вопросы требуют странных ответов». — «Чем можно сделаться приятным людям?» — «Не поступая жестоко ни с кем, даже будучи могущественнее всех». — «Чем человек может сделаться Богом?» — «Делая то, чего люди не могут делать». — «Что сильнее: жизнь или смерть?» — «Жизнь, выдерживающая много горестей». — «Сколько человек должен жить?» — «Пока не предпочтет смерть жизни».

«Кто из них отвечал хуже всех?» — спросил Александр десятого мудреца. «Каждый отвечал хуже своего предшественника», — сказал мудрец. «За такой умный ответ ты заслужил быть казненным прежде всех», — заметил царь. «Но в таком случае ты не останешься верным своему слову: ибо ты сказал, что велишь казнить прежде всех того, который ответит хуже других». Тогда царь дал мудрецам подарки и отпустил их с честью.

Сравнивая этот рассказ с сообщенным в тексте, мы не только замечаем между ними сходство, что заставляет нас предполагать, что один из них послужил основанием другому, но после тщательного критического анализа, в который неуместно было бы здесь вдаваться, убеждаемся, что талмудический рассказ происхождения более древнего и что он послужил моделью позднейшему плутарховскому рассказу.

12. При этом мы невольно вспомнили следующий рассказ Ливингстона. «Когда дикие бывали свидетелями опасностей, которым подвергаются из-за какой-нибудь мелкой дичи европейские охотники, то они не упускали случая смеяться над ними от всего сердца. „Разве у них нечего есть дома.” — спрашивали они, и удивление их увеличивалось, когда им говорили, что эти охотники большей частью богатые люди, покинувшие свои роскошные яства ради скучной дичи в пустынях Африки. Дикие никак не могли понять этого». Считаю не лишним указать здесь также на следующий исторический факт, подавший, может быть, повод образованию сообщенного в тексте предания. Аболитес, персидский вельможа, которого Александр сделал начальником одной из покоренных провинций, не привез к означенному царем сроку провизии для войска, а вместо нее привез 300 талантов серебра. Александр велел бросить серебро лошадям, и, когда они, разумеется, не тронули его, он гневно обратился к Аболитесу: «Зачем же мне твое серебро?» — сказал он ему и велел казнить его (Плутарх, Алекс. Вел. 99).
13. Подобный же рассказ находится в одной из арабских легенд о жизни Моисея, собранных д-ром Франклем в его сочинении «Aus Egypten». Основываясь на аналогии с этим преданием, я читаю это место в Талмуде (в котором здесь приводятся два различных предания) так, как оно переведено в тексте.
14. В размещении последнего диалога между царем и мудрецами я уклонился от текста Талмуда, в котором здесь очевидные несообразности.
15. По еврейскому закону, в окрестность храма нельзя вступить босым. Боясь сказать об этом Александру, чтобы не возбудить его гнева, Гевига придумал уловку с сандалиями.
16. Здесь видны следы позднейших понятий о неправосудии язычников (Малхус Гаршаа).
17. Из самого оборота речи р. Ионы видно, что предание о том, будто бы Александр летел по поднебесью, было сильно распространено между евреями. О нем упоминается также в самаритянской хронике, известной под именем «Сефер Уошуа» («Книга Иисуса Навина») (Карме Шомрон Кирхгейма, с. 84), а также в книге, известной под именем Иосифона бен Гуриона, которую прежде приписывали Иосифу Флавию.
18. Страннее всего это может показаться относительно рассказов, сообщенных в главе 2. Они кажутся слишком книжными, для того чтобы могли быть произведением народного духа. Но не должно забывать, что нет в свете народа более книжного, чем евреи. Для еврея книга, буква — все, особенно буква закона. Не говоря уже о позднейшем времени, в котором буква решительно играла первую роль в умственной и нравственной жизни иудаизма, — еще во времена Талмуда рабби Акиба извлекал (по выражению Талмуда) целые горы галах (религиозных законов) из каждой йоты писания.