Гастроли Артура Рубинштейна в советской России

Артуру Рубинштейну, одному из величайших пианистов-виртуозов XX столетия, прожившему долгую и красочную жизнь, кавалеру самых высоких наград стран мира и почётных степеней ряда ведущих университетов, может позавидовать любой. Где только ни бывал с гастролями прославленный пианист. Он объездил всю планету, его принимали короли и королевы, принцы и принцессы, он встречался и дружил с выдающимися музыкантами его времени, композиторы писали ему свои произведения, в том числе Стравинский, Вилла-Лобос, Мануэль де Фалья и другие. Артур Рубинштейн выступал с ведущими оркестрами мира и великими дирижерами от Кусевицкого до Тосканини. Он зарабатывал уйму денег, но тратил все на роскошные приемы, лучшие рестораны, дорогие гаванские сигары, самую модную одежду, на азартные игры и на блистательных дам, пока не женился в возрасте 42 лет. Известная итальянская сопрано Габриэла Бесанзони и другие навязывались ему в компаньоны на время многодневных переездов через океан или поджидали его в самых неожиданных местах, будь-то Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Лиссабон, Венеция, Париж или Нью-Йорк.Дружеские и творческие узы связывали его со многими знаменитостями века – с писателями Бернардом Шоу и Гербертом Уэллсом, с Альбертом Эйнштейном и Чарли Чаплином, с композиторами Клодом Дебюсси и Морисом Равелем, с художниками Марком Шагалом и Пабло Пикассо, который нарисовал двадцать четыре портрета великого пианиста.

Артур Рубинштейн. Рисунки Пабло Пикассо.

Медали гравированы с подписью Маэстро

В своих мемуарах – «My young years» (Дни моей молодости) и «My many years» (Моя долгая жизнь) Рубинштейн ярко описывает свою полную приключений жизнь и тот трагический момент, когда во время последнего выступления в 1976 году в Лондоне в возрасте 89 лет он вдруг обнаружил, что совершенно не видит клавиш. Проблемы со зрением у Рубинштейна обнаружились за несколько лет до этого во время выступления в Сиэтле, но он не обратил на это особого внимания и продолжал выступать. Только после завершения концертной деятельности стало известно, что пианист несколько лет играл, практически не видя клавиатуры. Слепота вынудила Рубинштейна оставить публичные выступления, без которых он не представлял себе жизни. Артур Рубинштейн был одним из редких музыкантов, который не только завоевал восхищение публики своим исполнительским мастерством, но также любовь миллионов людей.

Мне думается, что читателям было бы интересно познакомиться с фрагментом биографии Рубинштейна, в котором описывается впечатление, если не шок, который произвела на него поездка в советскую Россию в 1930 годах.

«Представитель Министерства культуры СССР посетил меня в Париже и предложил дать серию концертов в России, – вспоминает Артур Рубинштейн. – На мой вопрос о гонораре, он расплылся в благожелательной улыбке и сказал: «Мы заплатим вам по тысяче рублей за концерт и берем на себя все расходы, связанные с переездом в купе первого класса, оплату гостиниц и всё остальное для вас и вашей жены. Вы сможете использовать рубли для покупки необходимых вещей, и мы дадим вам экспортную лицензию».

Рубинштейну понравилось идея пожить месяц в России не тратя своих денег. Поездом он и его жена добрались до Варшавы, где пересели в поезд, следовавший в Россию. Вскоре супруги Рубинштейн увидели резкую разницу между Западным миром и коммунистической Россией. На польской стороне границы таможенники в чистеньких униформах быстро и аккуратно просмотрели их чемоданы. В привокзальном ресторане было много вкусных блюд польского кулинарного искусства. Посетители ресторана были увлечены беседой, и можно было слышать громкий смех, как повсюду в Польше. Как только они пересекли российскую границу в поезд вошли немытые в нестиранных униформах милиционеры и грубо выхватили из рук супругов Рубинштейн их паспорта. Таможенники около часа перетряхивали их чемоданы. Когда наконец эта процедура была закончена и им разрешили зайти в буфет, картина была совершенно иной. Буфетчица в грязном переднике поставила перед ними два стакана бледной желтого цвета жидкости, называемой чаем. Никакой еды в буфете не оказалось. Другие посетители буфета, сидевшие рядом, оглядывались по сторонам с каким-то чувством страха. Это было прелюдией к началу визита польского пианиста в советскую Россию.

В Москве их встретил бородатый мужчина в кожаной куртке и после вежливого приветствия по-русски, который Рубинштейн и его жена знали хорошо, сказал: «Мне поручили вас сопровождать, – и с саркастической улыбкой добавил, – я буду с вами всё время». Это прозвучало больше как угроза, чем предложение оказывать содействие.

Сопровождающий отвез их в гостиницу «Националь», в которой Артур Рубинштейн останавливался во время предыдущих визитов до революции. Прежде элегантная гостиница выглядела обветшалой и заброшенной. В ванне не было стопора, а кран в умывальнике прохудился сверху и струя холодной воды стреляла прямо в лицо.

Ситуация с едой была трагикомической. Один день посетителям ресторана предлагали хлеб без масла, а на следующий день масло без хлеба. Обслуживающий персонал был к посетителям совершенно равнодушен, а навязанный супругам Рубинштейн сопровождающий пытался убедить их в том, что жизнь в Советском Союзе была идеальной. Он посмеивался над их жалобами. В каждой произнесенной им фразе были слова «капиталисты» и «империалисты».

Первый концерт Рубинштейна состоялся в Большом зале Консерватории имени Чайковского. Пианист не может вспомнить всей программы, но припоминает, что играл «Петрушку» Стравинского и лучшие сочинения Шопена. Зал был забит до отказа и, как стало очевидно по аплодисментам, публике выступление очень понравилось, особенно Шопен в интерпретации Рубинштейна, и произведения Альбениса, с которыми она не была знакома. Исполнение «Петрушки», однако, было встречено жидкими аплодисментами. Сыгранные на бис «Наварра» и «Огненный танец» де Фальи вызвали бурную овацию. После концерта старый служитель консерватории, который работал там с царских времен, глубоко вздохнул и, как бы извиняясь, сказал: «Больше нет ни чая, ни лимона, ни пирожных. Нет тех прелестей, ради которых стоило жить». Это была единственная искренняя фраза, которую Рубинштейн услышал за всё время пребывания в России.

После концерта первым за сцену зашел Генрих Нейгауз, директор Московской консерватории, с которым Рубинштейн не виделся много лет. Они тепло обнялись, и Нейгауз с радостью принял приглашение поужинать с супругами Рубинштейн в гостинице «Метрополь». Во время ужина они увидели польского атташе, который сказал, что на концерте были все сотрудники посольства и что посол хочет устроить прием в честь своих земляков, на который намерен пригласить министра иностранных дел СССР Литвинова.

Нейгауз открыл секрет, почему «Петрушка» была холодно воспринята аудиторией. «Видишь ли, Артур, публика знает произведение наизусть, но поскольку балет в России никогда не показывался, они думали, что это было просто попурри на русские народные мелодии. Но так как произведение было довольно длинное, они почувствовали к нему определенное презрение несмотря на то, что ты исполнил его блестяще». Рубинштейн пригласил Нейгауза на ланч на следующий день.

Утром раздался телефонный звонок и Рубинштейн услышал дрожащий голос Нейгауза. «Я провёл всю ночь в ГПУ. Они хотели знать, почему меня отвезли домой в машине атташе иностранного посольства. Извини меня, но я не смогу придти на ланч, не говоря уже о приёме в польском посольстве». На приёме в посольстве у Рубинштейна была возможность встретиться с новым поколением российских музыкантов, которые забрасывали его вопросами о музыкальной жизни за пределами России. «Всё, что они знали и слышали это о забастовках, революциях, жестоких избиениях полицией рабочих и о подобной ерунде», – вспоминает Рубинштейн. Литвинов тепло высказался об игре пианиста, что, естественно, произвело хорошее впечатление на их сопровождающего, который стал проявлять к чете Рубинштейн больше уважения.

Следующее вступление Рубинштейна состоялось в Петербурге, который к тому времени уже назывался Ленинград. «Я был рад снова увидеть бывшую российскую столицу с её великолепными дворцами и церквями, город, где когда-то проводились фортепьянные конкурсы имени Антона Рубинштейна», – вспоминает Артур Рубинштейн. Их отвезли в гостиницу «Европейская», некогда одну из лучших гостиниц Европы. Сейчас она была в полном запустении. Концертный зал мало изменился за исключением названия. Бывшее Дворянское собрание теперь называлось филармонией. Публика в Ленинграде была намного приветливей, чем в Москве и, как вспоминает Рубинштейн, мало изменилась с царских времен. Люди были лучше одеты, у них были лучшие манеры и, как в былые времена, во время антракта Рубинштейну предложили чай и пирожные. На концерт пришел Сергей Прокофьев. Он был рад встретить и послушать старого друга и провел с супругами Рубинштейн весь следующий день. «В настоящее время интерес к музыке находится на самой низкой точке, – сказал композитор. Власти дошли до того, что запрещают играть произведения Шопена по причине их «крайней сентиментальности». Они считают эти произведения чуждыми духу русского народа. Меня самого до сих пор считают представителем декадентской музыки Западного мира. К счастью, музыканты проявляют ко мне определённое уважение».

Второй концерт Рубинштейна состоялся через два дня. После этого были концерты в Одессе и Киеве. «Сопровождающий» отвез чету Рубинштейн на вокзал, где они увидели грустную картину: десятки людей – мужчин, женщин и детей, от которых исходил ужасный запах, лежали на грязном полу. По всему было видно, что они были там не один день. Когда супруги Рубинштейн сели на поезд, они увидели, что там не было купе. На их жалобы «сопровождающий» ответил, что спальные вагоны зарезервированы для «высоких официальных лиц», но услышав резкие протесты, пообещал найти для них купе на следующей остановке.

После концерта в Одессе, который, как вспоминает Рубинштейн, прошел успешно несмотря на старый дряхлый рояль, он пригласил директора консерватории на ужин в ресторан гостиницы, где они остановились. Эта гостиница, прежде блиставшая роскошью, обветшала как все другие. «Жаль, что наши студенты не смогли послушать вашу игру, – сказал директор консерватории. – У нас были билеты только для самых способных. Один из них, тринадцатилетний подросток, мечтает поиграть для вас. Не могли бы вы придти утром, чтобы познакомиться с нашими студентами? Мы посчитали бы это для себя большой честью.

Поезд в Киев уходил через несколько часов, тем не менее Рубинштейн согласился. «Я всегда любил молодых талантливых студентов, для которых у меня есть много советов и идей», – вспоминает он.

После короткой беседы со студентами директор консерватории представил своего самого одарённого ученика. Невысокий рыжеволосый мальчик застенчиво пожал протянутую Рубинштейном руку и сразу направился к роялю. С первых же аккордов «Аппассионаты» знаменитый пианист почувствовал, что находится в присутствии Богом данного таланта. Он поцеловал робкого подростка в обе щеки и спросил его имя. Чтобы не забыть, Рубинштейн записал имя – Эмиль Гилельс – в свою записную книжку, так как непременно хотел рассказать о нём Генриху Нейгаузу.

Рубинштейн рассказывает о трогательной сцене на вокзале, куда Гилельс пришел прощаться с великим музыкантом. «Он был в лёгком пальтишке несмотря на страшный мороз. Из дыр в его перчатках высовывались покрасневшие пальцы. В руке он держал три розы, которые он робко протянул моей жене». Вернувшись в Москву, Рубинштейн рассказал о молодом пианисте Генриху Нейгаузу, на которого это произвело такое впечатление, что он немедленно пригласил талантливого музыканта в столицу и предоставил средства для его занятий в консерватории. В 1938 году Рубинштейн был членом жюри конкурса пианистов имени бельгийской королевы Елизаветы, на котором Эмилю Гилельсу единогласно была присуждена первая премия.

Рубинштейн вспоминает ещё об одном эпизоде. Как то на приёме в Нью-Йорке к нему подошел Святослав Рихтер и сказал: «Я был на вашем концерте в Одессе, когда вы исполняли «Петрушку». Тогда я изучал изобразительное искусство, но ваша игра настолько меня вдохновила, что я решил стать пианистом. В какой-то мере своей карьерой я обязан вам».

Через несколько часов «вонючий» поезд доставил супругов Рубинштейн в Киев. Местный «товарищ» отвез их в «Континенталь», некогда лучшую гостиницу города. Глядя на убожество гостиницы и всё окружающее её, жена Рубинштейна не могла поверить его рассказам о чудесном городе, где одно время жили такие знаменитости как Бальзак, Лист и другие.

Концерт Рубинштейна состоялся в том же зале, где двадцать лет назад он играл для элегантной городской элиты. Но даже эта убого одетая публика, от которой разило потом, проявила врождённую любовь к музыке и слушала выступление пианиста с вниманием и одобрением. На следующий день супруги Рубинштейн совершили прогулку, которая привела их к прекрасному Михайловскому собору. «Внешне собор не изменился, всё те же зелёные крыши и позолоченные купола, но внутреннее убранство было разграблено, – вспоминает Рубинштейн. – Куда подевались иконы Рублёва? Собор был превращен в музей атеизма».

Артур Рубинштейн был потрясен нехваткой всего необходимого, включая продовольствие, но имея удостоверение иностранца, он мог отовариться в специальных магазинах. Он зашел в один из таких магазинов, где его спросили, что он предпочитает – килограмм рыбы или килограмм икры. Он и его жена ели эту икру два дня, пока она не стала им поперёк горла. Бродя по улицам, Рубинштейн вдруг увидел магазин ликероводочных изделий. «Вот, где я могу потратить мои рубли», – подумал он. Водки в магазине не оказалось, но продавец предложил им кавказское вино. Увидев разочарование на лицах посетителей, он сказал: «Мы только что получили партию напитка, что-то вроде коньяка». На бутылке была польская наклейка. Супруги Рубинштейн чуть не потеряли дар речи – это был самый дорогой и самый лучший напиток в Польше. Знатные польские фамилии выдерживали бочки «Старки» в своих погребах десятилетиями. Бутылки, которые поступили в киевский магазин, были восьмидесятилетней давности и были доставлены прямо из погребов князя Сангушко. В Польше рюмка «Старки» продавалась за три доллара. Супруги Рубинштейн купили столько, сколько могли унести. Реальная стоимость добра, которое они купили за бесценок, была больше, чем всё, что Рубинштейн заработал во время гастролей в России.

Следующий концерт был в Харькове (в то время столице Украины). Об этом концерте Рубинштейн пишет: «Здесь публика состояла из высшего эшелона коммунистов, людей, у которых были лишние деньги на билеты. Студенты музыкальных вузов и любители музыки, которые жили на мизерную зарплату, не могли позволить себе такой роскоши».

Москва была последним городом концертного турне Рубинштейна в советской России. «После концерта у нас была целая неделя свободного времени, которое мы посвятили театрам. Художественный театр Немировича-Данченко, который я помню с прошлых времен, почти не изменился и даже стал лучше. Станиславский умер, но его партнер расширил репертуар театра, включив в него оперные постановки. Здесь мы слушали в блестящем исполнении «Евгения Онегина» Чайковского и смотрели «Вишневый сад» Чехова в постановке самого автора. Тогда еще нельзя было купить Мицубиси в Москве.

В этой главе книги Рубинштейн вспоминает некоторые эпизоды посещения Москвы после Первой мировой войны. «После концерта за сцену зашел отец Владимира Горовица, который рассыпался в комплиментах о моём выступлении. Но главной целью его визита было узнать о местопребывании его сына и о его успехах». Рубинштейн рассказал ему всё, что знал, и Горовиц-старший остался очень доволен.

Другой визит произвел на Рубинштейна грустное впечатление. Александр Затаевич, который много лет в царский период заведовал в Варшаве мероприятиями культурного порядка, часто приходил в отель «Виктория» для обмена мнениями о последних концертах. Большой поклонник Рахманинова, он сделал Рубинштейну большой подарок – первую запись Первого и Второго концертов своего большого друга. После последнего концерта в Москве за сцену зашел жалкий старик. На нём была поношенная одежда, а из обуви, только галоши. Затаевич рассказал Рубинштейну о своих мытарствах и о бедственном положении таких, как он.

Рубинштейн вспоминает трогательную картину, которая свидетельствовала о трагедии в прошлом состоятельных и могущественных людей. «В одном из театров нам достались билеты у прохода в последнем ряду. Две пожилые дамы с явно аристократическими лицами и манерами стояли рядом с нами, как и многие другие, которые, видимо, могли позволить себе купить только входные билеты. Неля и я встали и предложили им наши места. Сначала они отказались, но, в конце концов, согласились. Во время антракта одна из них дрожащей рукой вынула из потертой сумочки две большие галеты и протянула их нам. Мы полагали, что это был весь их ужин, – пишет Рубинштейн, – но взяли, чтобы её не обидеть».

Перед отбытием в Польшу супруги Рубинштейн решили как можно лучше отоварить оставшиеся рубли. В Москве было два вида магазинов – один для советских граждан, где всё продавалось за рубли, другой, так называемый торгсин, для иностранцев, где принимали только доллары. Многое, что предлагалось в этих магазинах, было украдено коммунистами из дворцов и домов богатых людей. Там были даже блюда, столовые приборы и салфетки из Зимнего дворца. «Мы смотрели на эти богатства жадными глазами, – вспоминает Рубинштейн, – но, к сожалению, у нас не было долларов. В рублёвых магазинах было всякое барахло». Рубинштейн припоминает, что купил три банные щётки с ручками из слоновой кости, а его жена, скрепя сердце, несколько безделушек.

В книжном магазине книголюб Рубинштейн отвёл душу, очистив полки. Книги были в плохом состоянии, но, к счастью, текст их не пострадал. Для книг Рубинштейну понадобились чемоданы и они отправились в самый большой в прошлом универмаг «Мюр и Мерилиз». Им повезло, где-то в тёмном углу они нашли гору чемоданов из какого-то неизвестного материала и загрузили туда свою кладь. На улице один из чемоданов развалился, и драгоценные книги оказались на снегу.

Самые яркие воспоминания от гастрольной поездки Рубинштейна в советскую Россию оставили встречи с Сергеем Прокофьевым и Генрихом Нейгаузом и вечера, проведённые в театрах. К большому удовлетворению Рубинштейна официальное советское концертное агентство настоятельно просило его снова приехать на гастроли.

На этом глава заканчивается. Хотелось бы отметить, что в 1910-1912 годах Рубинштейн ездил с концертами по городам России. В 1930 годы, он дважды побывал в стране Советов. Третий визит в СССР состоялся в 1964 году, когда ему было 77 лет.Вторжение советских войск в Чехословакию в 1968 году произвело на Артура Рубинштейна удручающее впечатление. Больше он в СССР не приезжал.

***

Мне хотелось бы остановить внимание читателей на том факте, что, будучи агностиком, Артур Рубинштейн никогда не забывал о своей принадлежности к еврейскому народу. Он страстно любил Израиль, помогал государству крупными пожертвованиями и всячески поддерживал его. Вот, что он вспоминает о предложении выступить в Лондоне, как он на это отреагировал.

Однажды Сол Юрок (американский импресарио Рубинштейна) позвонил ему и передал предложение самого влиятельного английского импресарио Гарольда Холта дать три концерта в Альберт Холле. «Холт сказал мне, что ваше имя широко известно в Англии благодаря успешным выступлениям в Америке и большому спросу на ваши пластинки». Рубинштейн был рад этому предложению. Он срочно вылетел в Нью-Йорк (Рубинштейн с женой и четырьмя детьми в то время жили в Лос-Анджелесе), чтобы договориться о всех подробностях. Несколько дней он находился в состоянии эйфории в ожидании возвращения в Европу и встрече со старыми друзьями в Лондоне и Париже, который он намеревался посетить после гастролей в Лондоне. Но в это время стали поступать сообщения об ужасных событиях в Палестине. На протяжении долгого времени Рубинштейн слышал рассказы о несчастных бездомных евреях, которым чудом удалось пережить Холокост и которые потеряли всякое желание оставаться в тех странах, которые это допустили. Было совершенно очевидно, почему они видели своё будущее и будущее своих детей в своём собственном отечестве на древней родине своих предков. Беженцы из Германии, Польши, России и Румынии добирались до Тель-Авива и Иерусалима разными путями, но здесь их ожидали новые преследования. Англичане, которым Лига Наций дала мандат на управление Палестиной и Трансиорданией после Первой мировой войны, продолжали оставаться там. Было создано новое королевство под названием Иордания, которое включало оба берега реки Иордан и старую часть Иерусалима. Остальная территория Палестины включала новые районы Иерусалима и быстрорастущие города Тель-Авив и Хайфу, куда устремились новоприезжие. Другие покупали землю у арабов, даже если это был только песок. Новое государство Иордания и другие арабы, опасаясь большого наплыва евреев, призывали британские власти пресечь иммиграцию. Пароходам с еврейскими беженцами на борту не позволяли причаливать к берегу и отправляли в лагеря на Кипре и даже обратно в Германию.

Тогда Артур Рубинштейн принял решение отказаться от гастролей в Лондоне. Юрок не был согласен с его решением, на что Рубинштейн дал такой ответ: «Ничто не может заставить меня играть в стране, которая героически отстаивала свою свободу во время Второй мировой войны, но которая не сочувствует моему народу».

Английский импресарио Гарольд Холт был разгневан решением Рубинштейна и высказал свое возмущение друзьям пианиста. Вскоре Рубинштейн получил письмо от леди Ридинг, вдовы вице-короля Индии сэра Руфуса Айзекса. Она выразила сожаление по поводу решения Рубинштейна и пригласила его в Лондон на встречу с влиятельными членами еврейской общины для обсуждения создавшейся ситуации. Сол Юрок в телеграмме из Лондона просил Рубинштейна приехать в английскую столицу и обещал уладить дело.

По приезде в Лондон Рубинштейн был приглашен к леди Ридинг домой, где его ожидало около двадцати влиятельных членов еврейской общины. Хозяйка дома сказала, что понимает причины отказа пианиста выступать в Лондоне и предложила выход из положения. Она была председателем благотворительной организации, оказывающей помощь еврейским детям в британских колониях. «Было бы очень благородно с вашей стороны, – сказала леди Ридинг, – если бы вы пожертвовали сбором с одного из ваших концертов в фонд нашей организации».

Рубинштейн резко оборвал её: «Я пожертвую сбором со всех трех концертов на помощь несчастным жертвам вашей жестокой палестинской администрации, которая отправила их в Гамбург, где они содержатся за колючей проволокой в ожидании отправки в новое изгнание». На этом встреча была закончена. Английский и американский импресарио удивились упрямству Рубинштейна, а англичанин даже сказал, что это вызовет гнев его соотечественников, если они узнают на какие цели пойдут сборы с концертов. «Господа, – ответил Рубинштейн, – я готов сыграть все три концерта, но при условии, что на афишах будет написано «На помощь евреям, жертвам Гамбурга».

Оба импресарио с ужасом восприняли твердое решение Рубинштейна, но когда они увидели, как распродаются билеты, они не могли устоять, особенно когда узнали, что глава лондонского отделения банка Ротшильда возглавляет комитет по сбору средств на помощь еврейским беженцам, стремящимся в Палестину и что он берет на себя распределение сборов от концертов Рубинштейна.

Некоторые из друзей Рубинштейна критиковали его за принятое им решение. «Артур, ты должен понять, что Палестина принадлежит арабам», – говорили они. – «Вы совершенно правы, – парировал Рубинштейн. – Я даже слышал, что евреи называют её Землей обетованной и что Иерусалим даже был ими построен. Возможно меня неправильно информировали. Конечно, все знают, что Индия, Гибралтар, Мальта и Сингапур часть Англии». Рубинштейн считает, что критики его решения прекрасно поняли, что он хотел этим сказать.

Артур Рубинштейн был награждён многими наградами стран мира. 1 апреля 1976 года в Белом Доме состоялась специальная церемония, на которой президент Форд вручил ему самую высокую гражданскую награду Соединенных Штатов – Медаль Свободы.

***

Артур Рубинштейн умер 20 декабря 1982 года в Женеве в возрасте 95 лет. В его завещании говорилось, что он хочет быть похоронен в Израиле. Через год урна с его прахом была доставлена в Израиль и погребена в Иудейских горах под Иерусалимом.