В доме, на последнем то ли 6-м, то ли 7-м этаже (без лифта – так что пока вскарабкаешься – запыхаешься) живет один из собравшихся. Логично было бы собраться у него дома, но места для всех будет маловато. Определенный опыт в том деле, которое здесь затевается, у меня есть, но я все же по большей части молчу – меня многие не знают, и пока лучше слушать.

Так вспоминается мне одно из многочисленных собраний, предшествовавших историческому теперь открытию Ленинградского рок-клуба 30 лет назад – в марте 1981 года.

Тайное общество

В доме на Софьи Перовской жил Гребенщиков, насчет запыхаться я, пожалуй, преувеличил, так как стены подъезда на всю его семиэтажную высоту были расписаны постоянно обновляющимися рисунками и надписями (слово граффити тогда еще не прижилось), и я поднимался по ним всегда медленно, с интересом разглядывая все эти перлы посвященного БГ народного творчества. Все соглашались, что неплохо бы каким-то образом все это зафиксировать, но, насколько я знаю, руки до этого так ни у кого и не дошли, и все это богатство кануло в лету. Много-много лет спустя я зашел в подъезд, надеясь, что каким-то чудом все эти надписи и рисунки там сохранены и покрыты несмываемым прозрачным лаком. Встретил лишь лоск евроремонта…

На встрече той речь шла о создании в Ленинграде рок-клуба. Главным мотором всей затеи был человек по имени Гена Зайцев – заслуженный хиппи-системщик, с которым я был знаком довольно давно.

БГ позвали не только как музыканта – к тому времени пусть в рок- среде уже и известного, но еще не лидера – но и как человека, способного генерировать идеи на структурном, стратегическом уровне. Ведь именно он придумал журнал "Рокси", он же первым начал выпускать записи своей группы в виде концептуально выстроенных и соответствующим образом визуально оформленных "альбомов".

Меня же БГ позвал потому, что я тогда был председателем Клуба современной музыки, где мы с Сергеем Курехиным и будущим коллегой по Би-би-си Ефимом Барбаном занимались музыкальным авангардом, и куда частенько захаживали и нередко поигрывали друзья-коллеги Курехина по "Аквариуму".

Рок-музыканты, однако, хотели своего собственного пристанища, где нашлось бы место не только эстетствующему "Аквариуму", но и хард-роковым "Россиянам" и "Мифам" и всей другой, вполне разношерстной рок-братии.

Теорий о том, каким образом и почему ленинградские власти дали возможность непослушным, неподвластным и идеологически чуждым музыкантам создать свою пусть и скромную, полулегальную, но уже не подпольную организацию существует немало. Одна из них гласит, что клуб был создан чуть ли не по инициативе КГБ. Не стану ничего не подтверждать, ни опровергать – расскажу лишь о том, что видел и что помню.

Половинчатая революция

К началу 80-х годов ситуация в культурной жизни Ленинграда сложилась крайне любопытная. Постепенно нараставшая интенсивность полуподпольной культурной активности достигла таких масштабов, что не только бороться с нею, но и даже отслеживать ее властям становилось все труднее. В Москве, впрочем, было то же самое, но Москва носила "гордый" титул "образцовый коммунистический город", и именно Ленинград – не менее культурный, но менее официозный - решили сделать площадкой невиданного со времен 20-х годов культурно-политического эксперимента по умеренному высвобождению искусства.

На каком уровне – обкома, горкома, ЦК, или и в самом деле КГБ – принимались эти решения мне, разумеется, неведомо. Действительно, ходили слухи, что всесильная "контора" была чуть ли не инициатором революционных перемен, что по сравнению с косным, насквозь забюрократизированным партийно-советским аппаратом там пробуждались если не фрондерские настроения, то, во всяком случае, основанное на большей информированности более здравое осознание идейно-психологической ситуации в стране и необходимости хоть каким-то, пусть и робким, половинчатым образом ее менять.

Как бы то ни было, но весной 1981 года ютившиеся по постоянно разгонявшимся квартирным выставкам неофициальные художники получили право объединиться в более или менее официально зарегистрированное Товарищество экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ) и проводить, уже не таясь, более или менее регулярные выставки в городских Домах и Дворцах культуры.

Неофициальные прозаики, поэты и критики, до тех пор собиравшиеся лишь по квартирам, и публиковавшие свои тексты либо в "самиздате", либо в "тамиздате", получили возможность объединиться в так называемый "Клуб-81" и проводить – опять же не таясь! - свои встречи в крохотном, но невероятно уютном и для полуподпольной богемы чрезвычайно привлекательном полуподвальном (!) зальчике дома-музея Достоевского.

Ну а рок-музыканты, издавна привыкшие к жесткому - вплоть до уголовного наказания - пресечению любых попыток организовать концерт, получили возможность объединиться в Ленинградский рок-клуб и собираться в обшарпанном, малоуютном, с разбитыми креслами зале до того времени мало кому в городе известного Межсюзноого дома самодеятельного творчества. Недостатки внутреннего убранства и полное отсутствие аппаратуры вполне компенсировались необыкновенно удачным месторасположением унылого МДСТ – на самой что ни на есть центральной улице Рубинштейна, в полуквартале от Невского и в пяти минутах от легендарного "Сайгона".

Я не случайно назвал все эти новообразования с одной стороны революционными, с другой – робкими и половинчатыми. Да, разрешили собираться. Да, перестали "вязать". Да, можно было теперь свободно играть рок.

Пестрое сборище

Но – поначалу концерты проходили не чаще раза в месяц. Но – билеты продавать было нельзя (Дом самодеятельного творчества!). Да, концерты проходили, но никакого доступа ни к средствам массовой информации, ни к студиям грамзаписи, ни даже к мало-мальской пусть и самодеятельной рекламе не было вовсе.

Впрочем, в чем-чем, а в рекламе концерты рок-клуба не нуждались. Задолго до назначенного часа улица Рубинштейна заполнялась в высшей степени колоритной толпой молодых людей. Полностью игнорируя робко пробивающиеся сквозь это пестрое сборище автомобили, юноши и девушки часами ждали концерта – общаясь, потягивая пиво, распевая песни. У большинства вожделенного билета не было – чтобы получить его, нужно было быть тем или иным образом причастным либо к Совету клуба, либо к одной из выступающих групп. По мере приближения времени начала, появлялась милиция, толпу сгоняли с проезжей части, вход в ЛМДСТ огораживали, и счастливые обладатели билетов с трудом протискивались сквозь толпу, смущенно стараясь не замечать умоляюще-просящего взгляда многочисленных менее удачливых знакомых.

Клуб-катализатор

Не знаю, то ли открытие рок-клуба стало катализатором творческого процесса (безусловно, стало!), то ли внутренняя эволюция рок-движения естественным образом вывела его к началу 80-х годов на пик своего развития (что тоже бесспорно), но первая половина и середина десятилетия в Ленинграде стали стали звездным часом, золотым веком российской рок-музыки. Если на историческом первом концерте играли теперь уже полузабытые "Пикник", "Россияне", "Мифы" и "Зеркало", то очереди своей ждал и только что записавший "Треугольник", "Акустику" и "Электричество" "Аквариум", успевший уже вступить на путь и всесоюзной скандальной славы своим выступлением на рок-фестивале в Тбилиси в 1980 году.

За спиной "Аквариума" стояли его друзья Майк Науменко и Виктор Цой, только-только образовавшие свои группы, через год появились "Странные игры", затем в ленинградскую "Алису" влился москвич Костя Кинчев, а потом поток талантов казался нескончаемым: "Секрет", "Джунгли", "Телевизор", "АукцЫон", "Ноль". Потянулись иногородние: из Череповца перебрался Башлачев, из Уфы – Шевчук.

Звук поначалу был ужасным, настройка аппаратуры между группами, которой командовал чаще других великий кудесник Андрей Тропилло, затягивалась порой на час-полтора.

Никого это, впрочем, не волновало. В ЛМДСТ было прекрасное фойе, исправно работал буфет, и это пространство и было по сути дела настоящим клубом – местом бесконечного, увлекательнейшего общения, обсуждения, споров и "планов громадья".

На главные концерты, а особенно на фестивали из Москвы и из других городов приезжали десятки, а то и сотни гостей.

Накаленная атмосфера

Атмосфера в зале и в фойе была невероятно возбужденной, а нередко и накаленной. Помню, как вдруг по залу пронесся слух, что басиста "Аквариума" Сашу Титова "повязали". "Кино", которые должны были выступать следующими, уже наготове стояли на сцене. Услышав о случившемся, Цой заявил, что группа играть не будет, пока Титова не отпустят. Зал не только проявил не малейшего недовольства, но и бурно приветствовал слова Цоя.

Казалось бы, что милиции до того, будет ли играть какая-то там группа или нет? Однако после примерно сорока минут напряженного противостояния Титова все же отпустили. "Кино" отыграли с таким накалом, какого я не помню на их концертах ни до, ни после.

Конфликты с властью не прекращались. Администрация ЛМДСТ, хоть и была настроена к рок-братии в целом положительно, вынуждена была, тем не менее, играть по никем не отмененным советским правилам, и к "нарушителям" применялись строгие меры. Помню, после путешествия "Аквариума" в Архангельск в адрес руководства Рок-клуба пришла из местного горкома ВЛКСМ "телега", в которой выражалось недовольство идейной позицией заезжих рок-музыкантов. "Аквариум" в наказание был на полгода отстранен от концертов.

Своей непримиримо бунтарской позицией славился и Миша Борзыкин из группы "Телевизор". Тексты песен должны были перед выступлением проходить так называемую "литовку" - то есть, попросту, цензуру руководства ЛМСДТ. И хотя люди там сидели вполне музыкантам симпатизирующие (литовкой занималась журналист Нина Барановская), и планка дозволенности стояла намного выше, чем в официальных советских медиа, предел все же был. Какая-то из наиболее дерзких песен Борзыкина литовку не прошла, но он ее все равно спел. "Телевизор" в результате был на полгода отстранен от концертов.

Творческий взрыв и инцест

Чисто в творческом плане ситуация складывалась парадоксальная. Брызжущих идеями талантов было чуть не больше чем крепких мастеров, способных эти идеи воплощать в звуки. Музыкальный "инцест" стал отличительной чертой клуба: бас-гитарист Александр Титов играл одновременно и в "Аквариуме", и в "Кино", сменивший его в "Кино" Игорь Тихомиров до звездности группы Цоя успешно сочетал работу в "Кино" со своей первой группой – "Джунгли". Бесспорным рекордсменом был барабанщик Александр Кондрашкин, который успел поиграть в "Аквариуме", "Странных Играх", "АВИА", "Джунглях", "Тамбурине" и "Объекте насмешек", не считая еще эпизодических появлений в менее значимых группах.

Квинтэссенцией этого всеобщего братства стала курехинская "Поп-механика", собиравшая на одну сцену чуть ли не весь рок-клуб с вкраплением в него джазменов, фолькористов, классических музыкантов, а чуть позже хоров, духовых оркестров, циркачей, оперных звезд и животных.

68-й вернулся!

Довольно быстро ленинградская рок-активность стала обращать на себя внимание и западных друзей, журналистов, музыкантов. Помню лица заезжих гостей, светящиеся подлинным счастьем после шквала концертов, перформансов, галерей и мастерских (и людей!): "Господи, да у вас тут прямо будто 68-й год вернулся!". Мы были вне себя от гордости.

Пиком заезжей активности стала Джоанна Стингрей – обычная американская девушка, любившая рок и влюбившаяся в ленинградскую рок-сцену – всю, целиком. У ее лос-анджелесской семьи были и средства, и связи, и Джоанна беспрестанно возила в Питер гитары, модную рок-одежду, порто-студии и даже консервные банки Энди Уорхола с автографом художника. Кончилось все тем, что Джоанна выпустила в 1986 году в Штатах грандиозный двойной альбом Red Wave ("Красная волна") – по стороне винилового диска для "Аквариума", "Кино", "Алисы" и "Странных игр" - первый западный релиз русского рока.

Рок-братство

Я не случайно употребил слово "братство". Было бы наивной идеализацией утверждать, что в рок-среде, как, впрочем, в любом другом человеческом сообществе, не было своих разногласий, ревности, конкуренции, симпатий и антипатий. Но в ленинградской рок-среде действительно было братство.

Помню, с каким недоверчивым изумлением в году примерно 83-84-м, познакомившись в Москве с Васей Шумовым из группы "Центр", я слушал его недовольное брюзжание: "Что это еще за фигня у вас там в Ленинграде: Боб, Майк, Цой – все друзья-братья? Какое еще братство в рок-н-ролле? Каждый должен быть за себя!"

Пример Ленинградского рок-клуба оказался заразителен. Подобные образования с большим (Свердловский рок-клуб) или меньшим (Московская рок-лаборатория) успехом стали появляться и в других городах.

С перестройкой рок-клуб практически мгновенно, неизбежно и необратимо утратил свою актуальность. Какой там 500-местный зальчик на улице Рубинштейна, если уже осенью 1986-го "Аквариум" играл в "Юбилейном"?

Попытки возродить рок-клуб предпринимались неоднократно – честь и хвала энтузиастам!

Но у меня в памяти есть только один рок-клуб – тот самый, из начала 80-х.