19 июля исполняется 125 лет со дня рождения Владимира Маяковского. Похоже, что к этой дате ничего нового о жизни и смерти «лучшего и талантливейшего (по определению Сталина) поэта нашей советской эпохи» нам не подарили: ни сборника рассекреченных архивных документов, ни новых версий его гибели. Учитывая насыщенную белыми пятнами биографию поэта, это очень странно

На вопросы стандартной советской анкеты Маяковский мог бы ответить, что в большевистской партии не состоял, в оппозициях не участвовал, на занятых белыми территориях не находился, к судебной ответственности не привлекался, чистку государственного аппарата не проходил, наград не имел и в выборных органах не заседал. Одним словом, занимался исключительно творчеством — где тут взяться белым пятнам?

Да известно где: «не состоя, не участвуя и не привлекаясь», он постоянно и подолгу (причем без сопровождающего) ездил за границу (это в годы, когда каждая такая «командировка» была сродни полету в космос), участвовал в закрытых совещаниях в штаб-квартире ВКП(б) на Старой площади, писал бумаги в ЦК. Знать бы подробности этих аппаратных историй…

Только в последние полгода своей жизни он то ли сам вышел из номенклатурного полуподполья, то ли его вывели: тогда Кремль решает объединить журналы «Чудак» и «Крокодил» и сделать «основной массовый журнал политической сатиры» — в список кандидатов в редколлегию внесен Маяковский. Быть может, потому, что пятью годами раньше на траурном собрании в Большом театре в годовщину смерти Ленина он читал поэму о вожде главному слушателю — в царской ложе сидел живой «Ленин сегодня» — Сталину (ему и его жене Надежде Аллилуевой выступление, кстати, понравилось).

Дело № 50

К столетию со дня рождения поэта архив президента РФ сделал отечественному литературоведению вообще и Музею Маяковского в частности беспрецедентный подарок. Ему передали дело № 50 из первой описи фонда № 57 бывшего архива Политбюро в Общем отделе ЦК КПСС. Фонд называется «Ежов Николай Иванович». Единица хранения: «О выполнении Н.И. Ежовым отдельных поручений ЦК». Подзаголовок: «Следственное дело в связи со смертью В.В. Маяковского <…> об издании литературного наследия поэта и увековечении его памяти <…>» (музей полученные документы опубликовал только спустя 10 лет — в специальном сборнике). Потом историкам стали доступны еще полторы сотни дел из этого же фонда, что предоставило возможность архивные «дары» сравнить. Сравнение обнаружило… дыры, в наличии которых никто сознаваться не хотел.

«Огонек», например, обратился с вопросом в Государственный музей В.В. Маяковского: «Дело № 50 вами опубликовано полностью?» Хранитель музейных предметов Дмитрий Карпов ответил, что да. А нас интересовал один конкретный документ, которого в публикации нет, но существование которого отрицать невозможно.

Документ этот называется «лист-заверитель», и в архивном деле — это элемент крайне важный. На территории Российской Федерации он завершает любое архивное дело. Это паспорт и приписное свидетельство. В нем сказано, что в таком-то деле, описи, фонда № столько-то (прописью) листов плюс листы внутренней описи. Здесь же отмечается, на каком листе неразборчивый текст, где склейка и разрыв, в каком конверте с маркой оказался засушенный лепесток розы, где фотография, а где следы пятен бурого цвета (это относится к протоколам допросов). Венчают весь этот перечень подробностей и деталей выходные данные: должность, подпись заверяющего и дата.

Так вот, если в ответе на запрос «Огонька» нет лукавства, значит, в Музей Маяковского «архивный дар» был передан без этого документа. Спрашивается, где он? Ведь только по нему можно судить, передано ли в Музей подлинное архивное дело № 50 вместе с бесплатным приложением к нему — пистолетом, кобурой и пулей (без спецификации). Ведь так и игрушечный пистолет из «Детского мира» можно было подложить.

Для юбилейной публикации о Маяковском мы специально проверили в ежовском фонде соседние дела № 49 и № 51 (сегодня они хранятся в федеральном архиве РГАСПИ в Москве). Согласно листам-заверителям их оформляла младший референт Общего отдела аппарата президента СССР (бывшего Общего отдела ЦК) Маргарита Захарцева. Дело № 49 оформлено 30 января 1991 года, а дело № 51 — 28 января 1991 года. Кто заверял переданное музею дело № 50 — тайна.

В переданном музею деле «Внутренняя опись» (перечень документов к делу) подписана специалистом-экспертом архива президента Российской Федерации З. Черновой, и дата здесь стоит 14 мая 1993 года. И эта опись отличается по оформлению от остальных — отсутствуют хронологические рамки. И это еще один «красный флажок»: получается, что дела 49 и 51 оформила в январе 1991 года одна архивистка, а дело 50 — другая, причем не сразу, а через два с половиной года. История — мутная.

Читатель может возразить, что все это какая-то ведомственная казуистика, подавляющему большинству непонятная и неинтересная. Позволим с этим не согласиться: это один из тех редких случаев, когда архивное начальство можно уличить если не в подлоге, то в признаках какой-то махинации.

Что пропало при ее подготовке? Вот самый занятный вопрос.

Что могут скрывать?

Да многое. В деле № 50 есть отдельные агентурно-осведомительные сводки 5-го отделения Секретного отдела ОГПУ с донесениями источников «Валентинов», «Михайлов», «Арбузов», «Шорох», «Зевс», «Михайловский». Их объединяет то, что все они составлены после смерти поэта. А что, с 1917-го и до 15 апреля 1930 года чекистских сводок о лучшем и талантливейшем не было? Нет ни одного документа о прижизненных отношениях поэта с органами, нет сообщений и отчетов о его многочисленных зарубежных поездках.

Уже сказано, что в деле № 50 оказались «пистолет, кабура (так в тексте.— "О"), пуля». В Музее есть удостоверения ВЧК и ОГПУ на право ношения Маяковским оружия: там указаны револьвер системы Велсдок, пистолеты браунинг и маузер (все без номеров). Только когда в 1995 году Музей организовал экспертизу дарованных архивом пистолета и пули в Российском федеральном центре судебной экспертизы Министерства юстиции, пришел ответ: пуля отстрелена не из браунинга. Тогда откуда эта пуля? Выяснилось — из маузера модели 1914 года. Маузера, однако, в деле не оказалось…

В опубликованном в «Правде» 16 апреля 1930 года некрологе «Памяти друга» первой стояла подпись начальника Секретного отдела ОГПУ, будущего комиссара госбезопасности первого ранга, начальника Главного управления Госбезопасности НКВД и первого заместителя наркома НКВД Якова Агранова. Здесь же подписи заместителя начальника Иностранного отдела ОГПУ Михаила Горба и начальника 1-го отделения (нелегальной разведки) ИНО Льва Эльберта. Вопросы об «институциональной принадлежности» усопшего после подписей таких друзей не могут не иметь права на существование.

Они и существуют. Ответов только нет. Как нет и прецедента: в истории русской литературы до Маяковского подобного не бывало.

Леонид Максименков, историк

 

========================================================================

Послесловие редактора журнала Новых Концепций:

статья историка Максименкова примечательна не только своим экстраординарным содержанием, но также и констатацией важнейшего факта: государственный архив СССР и его правонаследницы Федерации фальсифицируется. Фальсифицируется профессионально, последовательно и коварно. Фальсифицируется таким образом, чтобы восстановить прошлое, каким оно было, оказывалось невозможным. И даже еще хуже (а с точки зрения кураторов фальсификаторов лучше) того: фальсификация архивов страны создает иллюзорное прошлое. Такое, каким оно никогда не было, но в сознании будущих поколений будет. 

Причем фальсификации эти проводятся настолько высокопрофессионально, секретно и планомерно, что даже об их существовании до этой статьи Максименкова и немногих подобных им и общественность, и историки не более чем робко догадывались.

Вот это по настоящему страшно (с точки зрения "зазомбированного" нравственностью человека). Или же грандиозно (если смотреть на страну глазами заказчиков фальсификации прошлого, а с ним и будущего, и настоящего).