Эммерлих Кальман и Имре Кальман - не два композитора, а один

В нем уживались два композитора, творчески не похожих друг на друга –
Эммерлих Кальман и Имре Кальман. Эммерлих сочинял фортепианные пьесы,
скерцо, симфонию, и к «легкомысленному» жанру оперетты относился с
презрением.
Однажды к нему обратились с оскорбительным предложением сочинить
незатейливую песенку для нового кабаре со странным названием
“Бонбоньерка”. Как?! Ему – серьезному композитору, для какой-то
“Бонбоньерки”?! Унизиться до шлягера?! И он унизился, но ему было так
стыдно, что счел необходимым спрятаться за псевдоним. Но случилось
невероятное –вдруг весь Будапешт запел его песенку. Это было
потрясением. Он написал еще одну, и она, к удивлению автора, затмила
популярность первой. И тогда во второй раз родился композитор. Имя его
– Имре Кальман!

Кальман был скучным, замкнутым, невеселым, порой угрюмым человеком. Он
не любил танцевать, и во время балов, проходивших в его доме,
частенько посиживал на кухне со своим другом Эрихом-Мария Ремарком.
Часто довольствовался обществом своих такс (в доме их было несколько)
и созерцанием своей коллекции часов. При нем всегда были часы – в
жилетном кармашке, в портмоне, на руке и в кармане пиджака.
Как вы думаете, что он хранил в верхнем ящике своего письменного
стола? Огрызки карандашей, которыми композитор написал свои оперетты.
Был очень суеверен. По пятницам и 13 числа каждого месяца умирал от
страха. А что с ним происходило, когда 13 число выпадало на пятницу,
трудно передать.


Он был трижды женат. Первая жена была старше его на десять лет, вторая
– младше на тридцать, зато на ней он был женат дважды.

  Однажды он сидел в кафе, в котором обычно пировали артисты, и пил
пиво. В сопровождении элегантных молодых людей вошла стройная красивая
женщина. Она здесь знала всех, но вдруг увидела скромного, сидевшего
за столиком в дальнем углу, незнакомого мужчину. Не дожидаясь, когда
их познакомят, подошла и назвала себя:
-  Паула Дворжак.
Он встал.
-  Имре Кальман.
-  У вас мания величия? - она засмеялась шутке этого невысокого
полноватого мужчины. - Сегодня, если быть, то быть Имре Кальманом. Не
правда ли?
-  Конечно. Тем более, что для меня это не составляет труда.
-  Вы актер?
-  Нет, композитор.
-  Ну, будет вам! Итак – Паула Дворжак, - снова представилась она.
-  Имре Кальман, - поклонился незнакомец. - Надеюсь, что это не самое
большое ваше разочарование.
Эта обаятельная и умная женщина была старше его на десять лет, но они
стали мужем и женой. И были счастливы. Лишь ее смерть разлучила их.
Как-то Вера, вторая жена Кальмана, спросила:
-  Ты часто вспоминаешь Паулу?
-  Нет, - ответил Имре, - я просто никогда ее не забываю...

Паула частенько задумывалась над удивительными чертами характера
своего мужа и не могла объяснить их для себя. Но однажды догадалась, и
в правильности своей догадки убеждалась все больше и больше.
Неуверенность в своем будущем и постоянное ожидание несчастий, которые
могут вдруг обрушиться на него и его семью, Кальман унаследовал от
гонимых отовсюду своих предков. А его скупость в жизни и безумная
щедрость в музыке, где он дарит людям радость и наслаждение! А
недоверчивое отношение к своим успехам и восхищение зрителей на каждом
спектакле! А острое, почти физическое ощущение зыбкости всего того,
что он имеет, которое в любой момент может рассыпаться и превратиться
в прах!

Да, конечно, ей было известно происхождение Имре. И хоть он впитал в
себя венгерскую культуру, в нем легко узнаются национальные черты
народа, родившего его. Он потрясающе талантлив, и поражает
удивительной легкостью музыкального мышления. Из грусти и тоски
безудержно вырастают искреннее веселье, юмор и смех, свойственные миру
еврейских местечек, когда они примеряют роскошные одеяния Мечты.

Его угнетал гадюшник венских антисемитов. Вдруг они вспомнили и
опубликовали давнишний пасквиль Рихарда Вагнера на Феликса Мендельсона
под названием «Евреи в музыке», а в небольшом комментарии к нему были
прозрачные намеки на Легара и Кальмана. Заголовки статей в венских
газетах того времени такие: «Ограничить деятельность евреев», «Во всем
виноваты евреи!», «Австрия погибнет от засилья евреев». И Австрия
перестала быть Австрией: она стала немецкой провинцией «Остмарк».
Значимость Кальмана как композитора была такой, что даже фашисты не
решились его убить. Только лично Гитлер мог причислить неарийца к
арийской расе. Кальману было присвоено звание почетного арийца,
которое давало возможность не разделить ему участь австрийских евреев.
Он отказался от этого звания и покинул страну.

Принцы от рождения – они наследуют почитание, власть и богатство. Есть
принцы по уму и таланту – они, не имея титулов, своим трудом добывают
все это в сердцах и душах людей. Паула считала, что в Вене живут два
императора: Франц-Иосиф, власть которого распространялась на всю
Австро-Венгрию, и Имре Кальман, власть которого над сердцами людей не
знала границ.  Его музыка приносила людям радость. Поэтому она звучала
в блокадном Ленинграде. Поэтому еще в 1944 году, во время войны, вышел
на экраны страны знаменитый кинофильм «Сильва». Среди нищеты и
убогости послевоенной жизни в души людей входил недосягаемый светлый
мир. В нем были красивые женщины, музыка, счастье, достаток, любовь и
мир, который наполнен блеском беззаботной жизни.