Правда о ВОВ которая до сих пор засекречена

Могут ли повторить?

Что знают энтузиасты «победобесия» о настоящей войне? Они ссылаются на ветеранов. Какие могут быть ветераны, если мы, дети войны, уже стали стариками. Ветеранов, по-настоящему воевавших, не в штабах, а с оружием в руках ходивших в атаку, практически не осталось. Даже тем, кто начинал войну добровольцами в 16 лет, сегодня было бы далеко за 90.

Задумывались ли они, почему война 1941-45 гг. названа «Великой»? Не потому ли что победе в ней над Германией предшествовала победа Сталинского режима над собственным народом? Возможно, в том и состоит величие победы над Германией, что она была одержана побеждённым народом.

Побеждённый народ - это наши деды и отцы, которых гнали «не в бой», а «на убой». И ценой их неисчислимых жертв была достигнута победа. Двести миллионов своих соотечественников превратили в бесправных рабов, которым не только привилегированные условия жизни, но и сама жизнь предоставлялись за послушание и беспрекословную преданность своему начальству (а не своему делу).

До сих пор идут споры о числе погибших. А многие ли знают, что 46 миллионов 250 тысяч вернулись домой ранеными: с разбитыми черепами, одноглазыми, слепыми, с изуродованными лицами, с кривыми шеями,  с разорванными животами,  с поврежденными позвоночниками, с ранениями в области таза,  с оторванными половыми органами, однорукими,  безрукими, одноногими,безногими,  с частично оторванными руками и ногами, безрукими и безногими (т.н. «самовары).

А все ли знают, как воевали? «Атаковать! - звонит Хозяин из Кремля. Атаковать! - телефонирует генерал из теплого кабинета. Атаковать! - приказывает полковник из прочной землянки. И встает сотня Иванов под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны - давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца.

Вот так и воевали год за годом. Дивизия, например, начиная сражение, имела 6-7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10-12 тысяч. Это не абсурд – так происходило за счет постоянных пополнений. Хозяин из Москвы, ткнув пальцем в карту, велит наступать. Генералы гонят полки и дивизии, а начальники на месте не имеют права проявить инициативу. Приказ: «Вперед!», и пошли умирать безответные солдаты. Пошли на пулеметы. Обход с фланга? Не приказано! Выполняйте, что велят. Да и думать и рассуждать разучились. Озабочены больше тем, чтобы удержаться на своем месте да угодить начальству. Потери значения не имеют. Угробили одних - пригонят других. Иногда солдаты погибали, не успев познакомиться перед боем. Людей много. А людей этих хватают в тылу, на полях, на заводах, одевают в шинели, дают винтовку и - «Вперед!» Растерянные, испуганные, деморализованные, они гибнут как мухи... Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: «Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!» (из книги Никулина «Воспоминание о войне»).

По образному выражению того же Николая Никулина «в начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа... Но вот нож остановился...». Произошло это в Смоленске, когда до Москвы оставалось 300 км.

Москвичам тогда показалось, что немецкий блицкриг выдохся у Смоленска, где немцы с середины июля держали оборону на Ельнинском выступе. Об этом до сих пор пишут историки, ссылаясь на мемуары советских военачальников. Например, Ерёменко в своих мемуарах утверждал, что Гудериан повернул на юг, так как не сумел прорвать оборону на Брянском фронте. На самом же деле немецкие дивизии стояли без движения, защищая свои позиции и неся бессмысленные потери, ожидая принятия Гитлером окончательного решения, а не потому что якобы не могли преодолеть сопротивления московских ополченцев.

Мы знаем, как были вооружены те ополченцы: 1 винтовка на 10-12 человек, а бывало и хуже - на 30 человек. Но все ли знают, что те винтовки были музейными: польскими, французскими, английскими, канадскими, немецкими и, конечно, русскими 3-х линейками. Патроны одних винтовок не подходили к другим, на большинстве винтовок не было мушек. Правда, большинство ополченцев впервые взяло в руки винтовку, и стрелять всё равно не умело.

На самом деле, Гитлер решил на ходу изменить как-то сбалансированный план восточной кампании. То ли его охватил мистический страх повторить судьбу Наполеона, то ли в нём колониальный завоеватель вытеснил политика и военного стратега, когда он начал доказывать своим генералам, что они не понимают военной экономики, и что овладеть зерном Украины и промышленными районами Донбасса важнее, чем захватить Москву.

Кадровая армия была разгромлена в самом начале войны. В немецком плену оказались миллионы советских военнослужащих.  Немцы были не готовы к такому числу пленных. У них не было ничего, кроме колючей проволоки, чтобы огородить место их содержания. В самый страшный для военнопленных период - зима 1941-1942 годов - немцы начали формировать русские военные подразделения из военнопленных. Те, кто отказывался, практически обрекали себя на смерть.

Тем не менее, не все военнопленные соглашались взять в руки оружие, убедив себя, что будут воевать вместе с немцами против большевиков, но не против России. Ситуация изменилась после пленения летом 1942 года Власова, оказавшегося самым старшим по званию и по должности среди 83 пленных генералов Красной армии.  Имя Власова много значило для военнопленных, и его появление повлияло на них. Они почувствовали себя не предателями, а борцами с жидо-большевизмом. Хотя сам Власов отказывался от антисемитской риторики, как в контролируемых им печатных изданиях, так и в публичных выступлениях. Да и ближайшим соратником Власова был еврей, известный под псевдонимом Милентий Зыков.

Но немцы набирали добровольцев для службы в вермахте, а не для формирования русской освободительной армии. Мысль о создании вооруженной оппозиции, готовой вступить в борьбу с существующей сталинской властью и, что самое страшное было для той власти, начавшей искать опору в русском народе, возникла у группы немецких офицеров Генштаба.

После пленения Власова началась его вербовка – подготовка к роли председателя антисталинского правительства и формирование подчиненной ему армии освобождения России от советского строя и Сталина. Власов и без этой роли имел все шансы сохранить в плену жизнь. Он попал в особый лагерь для пленных старших офицеров и генералов Красной армии. Там с военнопленными обращались гораздо лучше, чем с рядовыми бойцами и младшими командирами в обычных лагерях.

Возвратившись после войны на родину, Власов мог бы занять номенклатурную должность, например, начальника кафедры в каком-нибудь вузе. Таких примеров существует немало. Впрочем, могли и повесить на него вину за гибель 2-й Ударной армии, и вообще списать на него всю неудачу по деблокированию Ленинграда. Не признавать же Сталину с Мерецковым свою вину за это.

Но, главное что не Власов, а немцы начали формировать русские военные подразделения, которые вплоть до начала 1945 года служили исключительно немецким интересам. Лишь в феврале 1945 года появилась полностью укомплектованная первая дивизия русской освободительной армии. К тому моменту крах Германии был уже неизбежен. На что могли рассчитывать Власов и его сподвижники?

 Во-первых, Власов руководствовался представлениями 1941 года относительно многих генералов Красной армии, полагая, что их не устраивает сталинский режим, особенно тех, кто прошел застенки НКВД. На деле же большинство из них, как оказалось, изо всех сил старались доказать, что они не «враги народа», при этом не жалели ни себя, но ещё больше - своих подчиненных. И это соучастие в уничтожении миллионов советских военнослужащих выполнением преступных сталинских приказов лишило их опоры в народе. Поэтому после победы, вместо того, чтобы показать Сталину, кто ее истинный творец, преподнесли ему «генералиссимуса».

Во-вторых, он надеялся, что ситуация изменится, когда перед советскими войсками окажется русская освободительная армия. Но в Красной армии царила в те дни атмосфера упоения военными успехами. Многие верили, что победа повлечет за собой смягчение режима, и эти соображения не могли отступить перед обещанием свободы, исходившим из такого источника, как Власов. К тому же, преступления немцев во время оккупации оставили неизгладимый след в русском сознании, и остается до сих пор преобладающим при оценке власовского движения.

И, наконец, в-третьих, Власов рассчитывал на то, что Запад даст отпор сталинской экспансии. Власов, как и немецкие генералы, чувствовал, насколько хрупким было взаимное доверие между союзниками. Например, Сталин обвинял Черчилля и Рузвельта в тайных контактах с генералом СС Вольфом. Черчилля, действительно, очень пугала перспектива, что вся восточная Европа окажется под господством России, о чем он писал Идену, который находился в то время в США. Обсуждение вопроса о полномочиях временного польского правительства вылилось в перепалку между лидерами союзнических государств. Есть и другие примеры.

Несмотря на это, Черчилль и Рузвельт скрупулезно выполняли условия Ялтинского соглашения, и были совершенно не готовы после разгрома Германии начать войну со сталинским режимом, с его к тому времени 12-ти миллионной Красной армией даже при условии, что ударным кулаком в этой борьбе станет Русская Освободительная Армия, которую ещё только предстояло создать. Поэтому судьба Власова и всех власовцев, которым не удалось скрыться от советских органов, оказалась весьма трагической.