Советский Человек определялся совокупностью разрешенных и запрещенных чувств. Чувств прогрессивных и чувств реакционных. Чувств наших и вражеских.

   

 

Советский Человек определялся совокупностью разрешенных и запрещенных чувств. Чувств прогрессивных и чувств реакционных. Чувств наших и вражеских.

Ури Мазлтов.

В Советском Союзе были чувства разрешенные и чувства запрещенные. Человеческие чувства – чувства как таковые – подразделялись на прогрессивные и реакционные, советские и антисоветские, капиталистические и буржуазные. Сострадание в СССР было настолько враждебным Советскому Человеку чувством, что слово это (отчетливо помню) было страшно произносить. Так же как слово “милосердие”. Считавшееся антисоветским. Которое, напомним, у христианина (от которого человек-совок произошел, как обезьяна от человека в процессе противоестественной эволюции, или если перевернуть направление времени из прошлого в будущее на противоположное), является не только действием, но и состояньем души. Милосердие в СССР было вражеским чувством не только лишь потому, что официальной идеологией было Воинствующее Безбожие, но также и потому, что милосердие как состояние души советских людей противоречило духу Советского Строя и искоренялось каленой метлой. За проявление милосердия во время выявляющего врагов народа собрания можно было самому оказаться в числе врагов. Милосердие было вражеским состоянием души не только во времена Сталина, но также во времена Брежнева, Андропова и Черненко. Не человеческое лицо социализма (который строили в Пражскую Весну и так и назвали), а человеческая душа социализма, она же и человеческая душа (отличающаяся от “Души Советского Человека” как “старая перечница” от перечницы), выйдя из под контроля в Горбачевскую Перестройку, разрушила СССР. Правильным состоянием Советского Человека была бдительность c ненавистью к врагам. С правильными выражениями лица, увековеченными на портретах членов политбюро и плакатах: либо умилительно-сладкое, либо презрительно-бдительное. С соответствующими им правильными Советскими Чувствами. Состояния, закрепленные в главных словах главной советской песни: НО СУРОВО БРОВИ МЫ НАСУПИМ (первое состояние советского человека бдительно-ненавидящее) и сразу за этим КАК НЕВЕСТУ РОДИНУ МЫ ЛЮДИМ (ласково-умилительное). И ничего между! Никаких северных сияний эмоций!

Не только слова, мысли и анекдоты в СССР были разрешенными или же запрещенными, находясь под строжайшей цензурой Власти и контролем доносчиков. Запрещенными и разрешенными в СССР были чувства. Чувства как таковые. Совокупность которых определяла Советского Человека. Человека-Совка.

Чувства романса, являвшиеся своего рода северным сиянием страсти, в котором во время пения чувства и у поющего, и у слушателя переходили друг в друга, были запрещены. Чувства в романсе были палитрой чувств, всех цветов эмоционально-человеческой радуги. Что само по себе было вражеским, империалистическим, буржуазным. И это неудивительно. Чувства простого советского человека должны быть так же просты, как он сам. Вопрос: “ты почему улыбаешься?” мне задавали множество раз в самых разных ситуациях&местах от набережной Невы в Белую Ночь до парткома, на который меня “на ковёр” вызывали.  Не только мелодия или слова, а чувства как таковые в СССР являлись прогрессивными или реакционными. Чувства, вызываемые романсами, были чуждыми Советской Власти! Свойственными только реакционному буржуазному человеку. Не случайно романс в Сталинском СССР называли жестоким.

До возникновения СССР романы жестокими не были, а во времена Сталинщины стали. При том, что в них ничего не менялось! Романсы были русскими, были цыганскими, могли быть и городскими – но жестокими никогда! А в СССР стали – не меняя слов и душевного строя.

Пытки  в НКВД жестокими не были.

Голодомор в Советком Союзе не был жестоким.

Большой террор и каторжный труд в Гулаге были не жестокими, а исправительно трудовыми.

КГБ – наследник НКВД и ЧК -  был не жестоким, а бдительным.

Так же, как само собой разумеется Ленинское Политбюро. Являвшееся не бесчеловечным, а мудрым.

Жестоким в СССР являлся романс. И только романс! Слово ЖЕСТОКИЙ употреблялось с словом РОМАНС как почти обязательное дополнение. Такой вот “идиоматический обормот”.

Романс по своей природе Жестокий – глядя из Советского Сердца. Так же как слово ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ с прилагательным ГНИЛАЯ. А если словосочетание ГНИЛАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ полностью не произносилось, то подразумевалось.

Театровед Алла Цыбульская в статье о Изабелле Юрьевой приводит поразительные слова Великой Исполнительницы Романсов: “в молодости моей все понималось по-другому, и что теперь приветствуется, тогда отвергалось. Говорили : уберите эту ноту, от нее пахнет цыганщиной, а она была просто  страстной, дурновкусия я бы не допустила. Говорили:  “жестокий” романс  с насмешкой, а он оказался вечным,  ведь  мир чувств, заключенный в - нем, – это мир красоты и драматизма…”  Свидетельство легендарой певицы, карьера которой началась при царизме и продолжилась (несмотря на преследования жанра, в котором она была королевой) вплоть до брежневского СССР, беcценно. Оно открывает забытое, и более того сознательно отрицаемое жлобство Советской Цензуры. Искоренявшей живое и насаждавшей животное. Преследованию подвергались не только мысли или мелодии, действия и убеждения, но даже эмоции. Искоренялись на интуитивном животном уровне. Искоренялись НА НЮХ. Советские песни должны были вызывать только советские чувства. Которые ни сострадания, ни милосердия, ни страсти (за исключением случая, когда страстно обличались враги) не допускали.

Преследование Советской Властью страстности, страстности как таковой, будь то поэзия, журналистика, проза, выступление на собрании, хоровое пение или романс, логически объяснимо. От человека страстного можно ожидать всякого. Особенно от страстной толпы, которая непредсказуема и опасна. Чувства народных масс и каждого её винтика (каковым в Советском Союзе по мудрому указанию товарища Сталина объявлен был человек) должны  находиться под строжайшим контролем. Правило, в СССР выполнявшееся неукоснительно и повсеместно. 

Отношение к джазу Советской Власти определялось не его, "классово-прогрессивными негритянскими корнями", а тем, что его основу составляла импровизация. В которой места цензуре не могло быть, так как не было нот, которые можно было бы запретить или же разрешить. Джаз являлся состоянием не только музыки, а души. Состоянием непредсказуемости, импровизации. А разрешить импровизацию, основу которой составляла непредсказуемость и стало быть бесконтрольность, Советская Власть не могла. Ни советским людям взятым поодиночке, ни коллективам, ни обществу. "Сегодня слушаешь ты джаз, а завтра Родину продашь" было не шуткой Власти, а самой серьезной угрозой. КВН, появившийся в хрущевскую оттепель как остроумие, рождавшееся на глазах телезрителей, с появлением видемагнитофона стал редактируемым перед показом по телевидению после того, как прошел. А затем и запрещён вовсе.  Потому что, как заявил идеолог Суслов с Самой Высокой Трибуны, "В Советском Союзе нет ни одного начинания, которое не исходило бы от Центрального Комитета Коммунистической Партии и его Ленинского Политбюро". Директива, которую зал встретил не ужасом, а радостными овациями. 

Под особым надзором Партии и ее Компетентных в гражданах Органов (карающего меча и чистого сердца ЧК-ГПУ-НКВД-КГБ) находилась любовь. Формулировка МОРАЛЬНО УСТОЙЧИВ, ПОЛИТИЧЕСКИ ГРАМОТЕН, завершавшая положительную характеристику для поездки за границу или для вступления в Партию, была не простой формальностью, а сублимацией предъявляемых к Советскому Человеку требований на уровне его чувств. Слова В СССР СЕКСА НЕТ вызвали хохот, потому что были произнесены в перестройку Советского Каземата. Если бы они были сказаны на собрании времен товарищей Сталина, Брежнева и Андропова, они вызывали б бурные и продолжительные аплодисменты, сопровождавшиеся вставанием и овацией. Главной любовью в Советском Союзе считалась любовь к Партии. За ней следовала Любовь к Родине - понимавшаяся как прославление всего, что делала Партия, и готовность выполнить любой приказ Партии от переселения куда будет велено до отдачи за неё жизнь. Двенадцать половых заповедей пролетатиата, заменившие в двадцатые и тридцатые годы Заповеди Христа (среди которых пятая заповедь ПОЛОВОЙ АКТ НЕ ДОЛЖЕН ЧАСТО ПОВТОРЯТЬСЯ была первой среди равных) в Хрущевскую, Брежневскую и Андроповскую эпохи изменились лишь лингвистически, но не по сути. Любовь человеческая, при которой происходили соприкосновения тел мужчины и женщины, нежность и ласки считалась антисоветской. Так же как человечные чувства, воспевавшиеся в "жестоких" романсах.  

Резюмируя повторим. В Советском Союзе были чувства разрешенные и чувства запрещенные. Человеческие чувства – чувства как таковые – подразделялись на прогрессивные и реакционные, советские и антисоветские,  пролетарские и буржуазные. Как только чувства Советского Человека в Перестройку перестали подразделяться на разрешенные и запрещенные, Наши-ненаши, СССР развалился и рухнул.

06 01  20 20