О природе отечественной ментальности. Травма вхождения в историю.

 

 

                                                        И.Г.Яковенко

 

 Автор давно   пишет о традиционной ментальности нашего отечества. Выстраивается набор характеристик. Все вроде бы складывается, но повисает вопрос: а почему именно эти характеристики возобладали. Почему  деспотия, коррупция, антиправовое сознание, противостояние истории, движение к точке антропогенеза и т.д.? Россия складывалась вне Средиземноморья, на территории, по которой не ступала нога римского легионера.  Имеет специфические ландшафтно-климатические характеристики. Все так, но Финляндия  имела те же исходные позиции.

Можно зайти с другой стороны – Киевская Русь приняла православие, а православие задает базовые характеристики социокультурного целого и логику исторического  развития. Здесь все,казалось  бы,согласуется. Византия – азиатская версия христианства, сакральная власть, неспособность к саморазвитию, медленное угасание, окостенение  и гибель в 1453 году. Причем в 988 году, когда Владимир Святославич крестился и крестил Русь, Византия под скипетром Василия II Болгаробойцы (976-1025 гг.), находилась на подъеме. И , если учесть, что торговля по пути «из варяг в греки» шла по преимуществу с  Константинополем, выбор совершенный князем Владимиром понятен и оправдан.

Возьмем к примеру Болгарию,  славянскую страну которая была крещена  в 865 году. В Болгарии шли напряженные процессы интеграции булгар и славянских племен, проживавших на территории страны. Общая религия вписывала Болгарию  в цивилизованный мир и объединяла народ.  Восприняв православие, Болгария  включилась в модель имперского центра и стала соперником Византии. Правитель Второго Болгарского царства Калоян (1197-1207) получил прозвище «ромеебойца». В первой половине XIII века в эпоху правления Ивана Асеня II Второе царство достигает высшего могущества. К концу правления Ивана  Асеня Болгария контролирует почти весь Балканский полуостров. Но далее следует монгольское нашествие, эпоха раздробленности. Болгарское государство восстанавливается только к  середине 30-х годов XIV века.  Но вскоре надвигается турецкое завоевание и к концу XIV века Болгария завоевана турками. Далее рисунки исторических судеб наших народов расходятся.

Россия стала отрабатывать византийскую модель существенно позже, после падения Константинополя. Инок Филофей в послании  Великому князю        Василию III заявил знаменитый тезис «Москва – Третий Рим». Московское царство, а за ним Российская империя последовательно реализуют стратегию «Третьего Рима». Россия видит себя центром православного мира и, в качестве некоторой сверхцели, провидит  водружение креста на Святую Софию Константинопольскую. Большевистская революция не изменила базовой парадигмы, но теперь Москва несет народам мира новую –  коммунистическую доктрину. После Второй мировой войны Россия становится одной из двух  сверхдержав и достигает наивысшего могущества, притязая на глобальное первенство в контексте эсхатологической перспективы победы Мировой революции. Проигранная Холодная война, крах коммунистического проекта, распад  Социалистического лагеря и СССР, казалось бы, знаменуют конец движения по пути, начертанным иноком Филофеем. Однако три десятилетия постсоветского существования  свидетельствуют о реставрации базовых характеристик российского общества и  осторожном воскрешении устойчивых претензий.

   Вектор исторической эволюции Болгарии иной. Более  четырех веков, (с конца XIV, до  концаXIX века) Болгария  существовала под властью Османской империи.  Шла исламизация и потуречивание коренного населения страны. Сверх этого османы расселяли в Болгарии  этнических турок. При всем этом страна развивалась экономически и превратилась в житницу Османской империи. Со второй половины XVIII века  разворачивается Болгарское национальное возрождение. Борьба с турками за освобождение своей страны идет на разных  направлениях: культурной работы, создания политических  структур,  участия в греческих и валашских  восстаниях. Наконец в 1877 году Россия начинает войну с Турцией, которая завершается  обретением вначале вассального статуса, а затем в 1908 году Болгария обретает независимость.

Однако, после обретения независимости Болгария устойчиво ориентируется на Европу и отстаивает свою европейскую идентичность достаточно энергично, в  том числе, и идя на конфликт с Россией. У нас все  по другому.

Мы имеем в виду конфликт связанный с планами постройки сети железных дорог в стране. Российский план жестко привязывал Болгарию к России. Болгары отвергли этот план,  и построили дорожную сеть,  включавшую страну в европейскую целостность.

 

Есть одна идея. Включение в государство и цивилизацию; Переход от  догосударственной архаики, которая переживается как вечная и неизменная,  к бытию в истории; Распад догосударственных/предгосударственных форм бытия и переход к собственно государству несет в себе трагедию, стресс, разрыв, который застывает и отливается в формах ментальности, а эта ментальность задает социально-культурную реальность. Данное переживание передается от поколения к поколению. Стресс, трагедия становятся системообразующей характеристикой культуры.

Проблемы качественного скачка.

   Зафиксируем важный социокультурный процесс, разворачивающийся на наших глазах: отрыв поколения начинающегося с миллениалов от классической русской, да и мировой культуры. Студенты- гуманитарии читали Гоголя, Толстого и Достовского (по крайней мере утверждают это).[1] Что же касается остальной молодежи, то она в той или иной мере включена в качественно иной континуум произведений искусства и массовой культуры.

Актуальные культурный смыслы надежно  фиксируются  в интернете. Если вы  в потоке текстов встречаете упоминание табакерки, или фразу «Аннушка уже разлила масло» - перед вами люди классической российской культуры, в той ее редакции, которая  сложилась во второй половине ХХ века. А если в поле авторских ассоциаций  встречается Мордор и читателя отсылают к сериалам последних десятилетий – вы в потоке современного сознания, оперирующего своими  актуальными знаками.

Эти наблюдения важны. В  интернет-общении  автор отсылает к актуальным образам, знакам и ценностям, известным и понятным каждому адекватному читателю. В каждую эпоху есть культовые произведения, которые разбирают на мемы, вставляют в речевой поток и мгновенно схватывают в акте коммуникации. Шестьдесят лет назад фраза «автомобиль не роскошь, а средство передвижения» звучала парадоксально, ибо в СССР частный автомобиль  был именно роскошью. Все знали, откуда эта фраза. Само ее упоминание включало  широкий контекст, в который входили и искристая ирония Ильфа и Петрова, и отсылки к НЭПу, который воспринимался как сладостная  эпоха по крайней мере экономической свободы, и уникальный  для советской литературы жанр  авантюрного   романа.  Сегодняшние знаки так же  актуализуют для адекватного читателя широкий  контекст. Но  это уже  - контекст  другой  эпохи.

В этой связи стоит осмыслить важный социокультурный процесс, на котором мы не склонны фиксировать свое внимание. Поток мировой и отечественной культуры дробится на ряд периодов или этапов, разделенных качественной дистанцией. Культура классического средневековья и культура Возрождения различаются сущностно. Мы -  люди совсем иной эпохи готовы воспринимать и оценивать оба этих феномена. Что-то нам ближе, что-то – доступно интеллектуальному постижению. Если же взять человека, принадлежащего одной из этих культур, то вторая являла себя отрицанием его актуальной культуры. Она и непонятна, и неприемлема.  Люди, принадлежащие Возрождению, активно профанировали культуру Средневековья. Вспомним историю термина «готика». Прекрасная готическая архитектура трактовалась как порождение племен диких готов, которые пришли на римские просторы и отказались от классической архитектуры античности.

 Граница между двумя качественно различными  культурными комплексами рождает экзистенциальную дистанцию.  Если  феномен, принадлежащий  «своей» культуре, понятен, доступен целостному  эмоциональному постижению, то феномен чуждой культуры требует специальных усилий для включения в тот ритм, образный строй, систему самоочевидных постулатов, норм и принципов, в рамках которого это произведение возможно и понятно. На  такие усилия способны историки культуры, антропологи. Массовый человек   как правило просто отторгает сложно постигаемое как чужое, непонятное и, в сущности,  ненужное. Ибо его система восприятия задана другой культурной реальностью.

В равной степени отторгается новое, идущее на смену, а потому уродливое, непонятное, смешное. Вспомним что понятие «имперессионизм», исходно,  звучало как насмешка.  Над импессионистами смеялись, а их картины не покупали. В итоге импрессионисты победили, но сама борьба за утверждение  нового стиля фиксирует смену мироощущения, которая  требует длительного времени и происходит через  смену генераций.

От суждений общего характера перейдем к частному. Отметим, что русская литература начинается для нас, с  начала XIX века. Гоголь и Пушкин стоят у основания того русского языка, который мы  склонны воспринимать своим, органичным. Поэты и писатели XVIII века писали на другом языке. Чтение этого пласта русской литературы требует особый усилий и, если ты не филолог и не историк культуры, труд по включению в отживший строй языка съедает удовольствие от чтения. Поэтому авторы XVIII века мало востребованы и скорее осваиваются в рамках специальных курсов, чем в процессах добровольного чтения. Читать Фонвизина можно в рамках курса истории литературы. Однако, мне не доводилось встречать человека, который читал «Недоросль»  по собственному почину.

   Сейчас мы переживаем типологически сходный процесс. Молодые ребята могут читать ту литературу, на которой воспитывались  и которой зачитывались мы, но   им это не в радость. Во первых, они включены в другие  коммуникативные системы (прежде всего – гаджеты).  И, во вторых,  их система восприятия, ожидания, воспитанная актуальной для них культурой система критериев подсказывает, что это не нужно и не интересно. Мои студенты –гуманитарии утверждают, что  читали и читают классическую русскую литературу. Но говорится это как-то механически. Ребята осознают, что  погруженность в нашу литературу осознается как норма «хорошего тона». А вот  младший шестнадцатилетний сын, который растет на моих глазах являет собой пример иного выбора.  Русская литература открывается ему в ходе изучения школьной программы. И ничего за рамками программы в него не входит. Причем, это гуманитарный ребенок. Он не по годам погружен в  мировую историю, географию, историю культуры. Здесь вспоминается Юрий Слезкин. В необычайно яркой книге «Эра Меркурия. Евреи в современном мире» Слезкин снова и снова подчеркивает, что верность Пушкину – родовая черта российского интеллигента. Надо признать,  на наших глазах вырастает поколение отчужденное от Пушкина, Толстого, Достоевского.

   В историческом  развитии культуры есть некоторые пороги, фиксирующие качественные переходы. Такой переход  происходит сравнительно быстро. Новое качество формируется в течении жизни одного поколения. А далее,  в действие вступает процесс отсечения/маргинализации  предшествующего пласта культуры в рамках межгенерационной преемственности. Вступающим в жизнь молодым людям просто чуждо, ненужно и не интересно то, чем жило поколение их отцов и дедов.

   Такова природа вещей. Хотя, для уходящих из жизни старших, отчуждение молодых от того, что волновало  их, и приводило в восторг может переживаться как печальная и необъяснимая примета новых времен. Таквыглядит диалектика процессов качественного скачка социокультурного целого. Разрыв преемственности поколений на этапе формирования нового качества – важный механизм историко-культурной динамики. А то, что такой разрыв оборачивается  драмой  для многих представителей уходящего мира –такова природа вещей. Будем помнить: человек – расходный материал истории.

Это наши наблюдения. А что стоит за этими процессами, какие изменения в ментальности и моделях мышления сопутствуют описанным процессам?  Сегодня мы можем обратиться к исследованиям профессионалов. Перед нами лекция кандидата психологических наук Людмилы Аполлоновны  Ясюковой, суммирующая результаты  тестирования пяти тысяч учащихся девятых классов в течении 1990 – 2020 годов. Автор фиксирует качественный скачек в системе мышления: «Сравнительное исследование показало, что на рубеже 2000-х годов произошло качественное изменение типа интеллекта подростков: логическая систематизация информации, основанная на понятийном мышлении, сменилась на формально-образные обобщения, при которых суть явлений не выделяется и не понимается, хотя большие объемы информации могут удерживаться в памяти».[2] Этот тип мышления  носит  поверхностный характер.

«Для «нового» типа интеллекта характерны: 

• поверхностность мышления, 
• пренебрежение качественным анализом, 
• абсолютизация методов математического анализа, 
• ошибки при принятии решений из-за непонимания причинно-следственных связей,
• неадекватность перспективного планирования и прогностической деятельности в целом.»[3]

Сегодня эти люди входят во взрослую жизнь. Интеллект «представляет собой структуру операций, которая формируется, как подчеркивал Л.С. Выготский, в результате обучения ребенка».[4] Такова реальность. Нам необходимо осмысливать ее и думать, что с этим делать.

Становление государства и формирование устойчивой модели.

   Обратим наше внимание на то, что процессы становления ранних государств происходили вокруг городов, которые возникали так сказать, сами по себе, в рамках процессов общеисторической эволюции. В практическом плане такой город  становился  малым государством (Месопотамия, Финикия, греческие полисы по всему Средиземноморью). В данном случае государство возникало естественным путем.

    Это очень важно и задает глубинную суть культуры полисного человека и полиса как социокультурного организма. Как говорил Фукидид «Полис - это люди, а не  стены, и не корабли». Полноценный горожанин (владелец некоторой собственности, не раб, не женщина) по своей воле участвовал в  сходах и обсуждениях общегородских проблем,охотно избирался на любые должности и выполнял возложенные на него функции, ибо это был его город. Участие в общественной жизни рассматривалось,  одновременно, как право, и как обязанность.  Горожанин  принимал участие в  общегородских праздниках, как правило входил в разнообразные профессиональные или территориальные сообщества. Избранные лидеры этих сообществ входили в городской совет. Обобщая, возникновение раннего  города рождало полисное сознание и человека органично вписанного в городскую культуру.

    Читателю данного текста важно осознать качественную дистанцию описанной  нами типологии от реальности,  в которой мы живем. В  нашей стране собрать людей на общее собрание членов жилищного товарищества  – сложнейшая задача.  Кворум не набирается. Любые аргументы о том, что это наш с вами дом, мы его хозяева,   и мы заинтересованы в результатах общего собрания  уходят в пустоту. В сознании каждого россиянина на уровне спинного мозга закреплено фундаментальное разделение: есть мы – пасомые, и есть начальство – пастыри. Все аспекты управления, не важно домом, улицей или городом – компетенция начальства.

Соваться в это  незачем, да и опасно. Что же касается собраний, то это пустой ритуал, если можно, его желательно   избежать. Если нельзя, то придется отсидеть пару часов, быстро проголосовать и разойтись  по квартирам. И уж категорически не стоит соглашаться на избрание в какою-либо  комиссию. И дело бессмысленное, и хлопот не оберешься, и, если что, тебя же назовут виноватым.

      Потом эти же люди будут азартно злословить относительно избранных на том собрании, называть их ворами, предаваться праведному гневу. Однако, это не заставит их прийти на следующее собрание с тем, чтобы избрать достойных людей в правление или войти в него самому.

     Деление мира на пастырей и пасомых – фундаментальная характеристика отечественного сознания. Из этого не следует, что все пасомые отказываются от бремени «начальства». В данной среде есть и инициативные, и честолюбивые, которые охотно идут во власть. Но при этом они пересекают незримую границу между «нормальным, простым человеком» и «начальством».  И оказываются в пространстве лежащим вне какого-либо  контроля  со стороны общества. С этого момента они зависят только от  своего начальства. Понятно, что в такой ситуации расцветает  служение своекорыстным интересам, коррупция, презрение к простым смертным.

    Так мы выходим на базовые, устойчивые  характеристики российского  целого. Эта целостность не родилась из пены морской. Она сформировалась в ходе драматичной эволюции  общества в  первые века его  существования. Зафиксируем, российское государство возникает IX -X веках. Как указывают специалисты: «Государство не может организовать один человек или несколько даже самых выдающихся мужей. Государство есть продукт сложного и долгого развития социальной структуры общества». [5] События изложены в летописном своде «Повесть временных лет» следующим образом: южные славянские племена платили дань хазарам, а северные – варягам. Однажды северные прогнали варягов, но передумали и призвали к себе варяжских князей. Варяжские князья пришли на Русь в 862 году и сели на престолы: Рюрик  - в Новгороде, Трувор – в Изборске, Синеус – в Белоозере.

Из этого текста мы узнаем, что на Руси существовали города. Города эти возникли однажды и существовали как центры племенных союзов (Новгород) а также торговые и ремесленные центры. Иными словами на Руси мы видим естественный  исторический процесс формирования государства. Процесс этот рождал полисное сознание в той версии, которая была возможна на северной окраине Европы.  Новгород –  родина российских демократических и республиканских традиций. Великий Новгород или Новгородская республика  оставался таковой до конца своего существования.

   Однако, далее с демократической традицией начинает конкурировать власть князя. По крайнем мере, начиная с  князя Андрея  Боголюбского  (1111-1174)  мы видим последовательную борьбу с вечевой традицией и демократическими установлениями. Борьба эта шла как  на низовом уровне (упразднение веча), так и  на уровне боярского окружения князя.  В итоге происходит следующее: Великий Новгород и прилегающие к нему регионы остаются в рамках демократического развития, а Владимир, а затем Москва становятся центрами   автократической модели.  Князья смогли одолеть  вечевую традицию в союзе с татаро-монгольской администрацией  (с 1240-х годов), а также опираясь на церковь, идеология которой исходно предполагала опору на самодержавного монарха.

 В исторической конкуренции победила автократия, которая выкорчевала (1478 г. ликвидация Новгородского государства), а затем выжгла каленым железом (1570 г. Новгородский погром Ивана Грозного) все  воспоминания о демократических вольностях, и утвердила тот порядок вещей, который сформировал наших современников и задал устойчивые характеристики российского целого.

    При этом потомственный  горожанин, как исторический тип, исчезает. Старые города,  в известном смысле, пересоздаются заново (любые формы вечевой традиции и вечевого сознания изживаются, слово «вечевик» становится ругательством), а новые строятся по воле сакральной власти. Их заселяют «правильные» подданные, чуждые  всяческих демократических глупостей. По этому, когда мы сталкиваемся с представителем «широких  народных масс» надо помнить, что эта типология тщательно и последовательно формировалась.  Всех же  остальных отсеивали.

Это – одна сторона проблемы. Другая состоит в том, что процессы формирования государства происходили на ограниченном пространстве, население которого соответствовало,  в стадиальном отношении,  данным процессам. Города эти тяготели к «пути из варяг в греки». Транзитная торговля и ремесло лежали в основе их экономики.  Что же касается российского государства, которое разрослось позже и охватило необозримые пространства,то онорекрутировало в государство  массы людей, переживавших фазу племенного быта.

   Учебники истории и историческая литература представляют утверждение государственности как  безусловно благое дело и позитивный процесс. В общеисторическом смысле это так и есть. Однако дистанция между догосударственным существованием и жизнью человека в государстве  огромна.

Россия включила в себя народы  Северного Кавказа во второй половине XIX века.  Иными словами,  эти народы вписаны в современное государство полтора века. До сегодняшнего  дня в названных регионах бытуют – кровная месть, патриархальное рабство, обычай умыкания невест.  Новое качество утверждается медленно и с огромным трудом. Поскольку исходная традиция опирается на тысячелетнюю историю, пронизывает собой все поры жизни, отливается в песнях, пословицах и поговорках. Диктует нормы и предубеждения и т.д.

     Человек, не по своей воле переместившийся из зоны догосударственного бытия в государство, переживает стресс и испытывает глубокий дискомфорт. Насколько это возможно, он стремится дистанцироваться от государства. Минимизировать свои контакты с властью и городскими. Это – дело сельского старосты, писаря и немногих других. Так, на селе как правило не сообщали о преступлениях, а разбирались своими силами.

      Разбирались достаточно радикально. К примеру, немцы-колонисты отрубали конокраду руки, а русские - закапывали в землю или забивали всем миром.

    Простой человек откупался от власти податями и рекрутчиной  и строил свою жизнь на особицу, среди «наших», нормальных людей. Если,  волей непреодолимых обстоятельств, кого-то из семьи отправляли в город, это переживалось как трагедия. Писатель и этнограф-беллетрист П.И. Мельников-Печерский   описывает как мать рыдая бежит за телегой, на которой увозят в город ее малого сына. Сын этот получит образование и вернется в родное село как писарь. Но он  будет принадлежать другой культуре. В той же среде бытовало убеждение, что если много читать –  обязательно, или с ума сойдешь, или ослепнешь. Традиционная культура самоизолировалась и защищала себя от разрушающего воздействия.

Историки фиксируют разворачивание капиталистической экономики с 30- годов XIX века. Соответственно в городах возникает спрос на рабочую силу. Параллельно этому   на селе обостряется проблема нехватки пахотной  земли. Однако, крестьяне в своей массе готовы были ехать за тридевять земель, в Сибирь, Казахстан осваивать новые земли, но не в соседние города, работать на  заводах и фабриках.  Ибо на новых землях они воспроизводили универсум исконной культуры и оставались крестьянами. По данным на 1913 год в российских городах проживало всего 14,2% населения. По настоящему городская революция разворачивается в России в ХХ веке на фоне коллективизации, голодомора, индустриализации и других свершений, которые в конце концов покончили с традиционным крестьянством в нашей стране.

    Устойчивое стремление  изолировать себя от города нуждается в осмыслении. Город был зерном государства. Можно было зимой поработать в городе, но весною обязательно вернуться к земле. Переезд в город смерти подобен.  И это не отвлеченная идея, а  глубокое и целостное переживание. Ритмы города, строй жизни, система отношений между людьми – все это отторгало традиционного человека и хоронило присущий ему универсум.

    Здесь можно усмотреть одну из недооцененных и неосмысленных особенностей отечественной культуры. Суть ее со стоит в том, что  большая часть населения стадиально не соответствовала городу, государству  и цивилизации. В идеале российский крестьянин  стремился жить натуральным хозяйством. Вне рынка, вне товарообмена, вне государства. Идеал «черного передела» отменял рыночную экономику. Каждый кормит себя и своих близких сам. Кулак потому и отторгался, что погрузился в рыночную стихию, познал ее природу, стал успешным, тем самым разрушая генеральноеустремление крестьян прочь из истории.

Как писал культуролог А.А.Пелипенко «Индустриальный рабочий, в массе своей бывший сельчанин, подчиненный жестким, антиантропным машинным ритмам, воспринимавший город как стихию кромешно ему чуждую, стал носителем активного революционного сознания».[6] В массовом низовом сознании революция мыслилась как возврат к нормальной, то есть – сельской жизни.

Причем, важно осознавать, что нормальная жизнь – это жизнь без государства.  Автор фундаментальной монографии, посвященной  социальной психологии и менталитету  русского крестьянства рубежа  XIX-XXвв., О.А.Сухова  развернуто, на широком материале показывает, что крестьяне исходили из дихотомии  «хороший царь – плохие бояре», верили в то, что царь любит народ и ждали от него «вечную волю». Как показывает автор, «черный передел» и «вечная воля» по существу упраздняли как самого монарха, так и государство. «Предназначение «мужицкого царя» в оценке родового сознания российского крестьянства прочитывалось как  возвращение к «началу времен».[7]

В ХХ веке логика  модернизационного рывка поставила крест на российском традиционном крестьянине. Так было снято фундаментальное противоречие между бытием  российского государства и  мощным догосударственным слоем общества.  Однако, вынужденное  перемещение миллионов людей в города не превращало их  в полноценных носителей зрелой культуры большого общества. Для того, чтобы стать полноценными горожанами необходимо, как минимум три-четыре поколения  жизни, в городе. Проблемы которые мы переживаем,  самовосстановление традиционных моделей  политической и культурной жизни после краха предыдущей версии традиционного государства во многом заданы описанным обстоятельством. В России отсутствуют или крайне слабы нормы, ценности и  традиции, созидающие  гражданское общество. Десятки миллионов людей  исходят из того, что мир от века делится на пастырей и пасомых и четко осознают свое место в этом разделении.

    Помимо травмы неорганичного, насильственного  вхождения в историю есть и другой травмирующий момент. Мы имеем в виду неимманентное развитие российского общества. По крайней мере с XVII века. Ливонская война и Смутное время показало российской политической элите, необходимость перемен и нововведений.  В 1630-х годах в Московии появляются полки  немецкого (иноземного) строя. На российскую службу  приглашались немцы, голландцы, скандинавы. Происходили и другие перемены. Нидерландские предприниматели, инженеры  Виниус и Марселис создавали  под Тулой металлургическое производство для целей военного ведомства (пушечные ядра, ружейные стволы). Еще раньше в 1581 году в Москве открылась первая  в стране аптека. А далее в эпоху Петра Великого начинается масштабные реформы  российского государства и общественного уклада. Если реформы первых Романовых были сравнительно локальным явлением, то петровские преобразования охватили все общество.

    Здесь необходимо  рассмотреть общеисторические процессы. Догоняющая модернизация застойных обществ всегда раскалывает страну и рождает серьезное противодействие.  Политическая элита осознает необходимость перемен. Что же касается «широких народных масс» то они пребывают в традиционной культуре, которая мыслится как вечная и неизменная. С этих позиций всякие преобразование греховны и приближают конец света. Кроме того,  для простого народа модернизация оборачивается страданиями и лишениями.

В Османской империи правящая элита осознала необходимость перемен в эпоху султана  Селима Ш (1789-1807). Однако планы реформ наталкивались на противодействие  корпуса янычар, и исламских иерархов. Восстание  янычар привело к смещению  и позже убийству Селима. Вновь  реформы  разворачивает султан Махмуд  только в 1826 году. Султан сформировал верные себе воинские соединения подготовленные по европейским образцам, расставил артиллерию по пути от казарм янычар к дворцу султана, спровоцировал янычар на очередное восстание и  расстрелял восставших.  Затем корпус янычар был упразднен. Только после этого, в стране  можно было разворачивать модернизационные преобразования.

В Иране модернизационные процессы начинаются во второй половине XIX века и так же наталкиваются на противодействие. Реформы идут крайне медленно. Ситуация изменяется  лишь к середине XX. В высшей степени поучительна судьба шахиншаха Мухаммеда Реза Пехлеви (правил 1941-1979). Правление этого шаха можно охарактеризовать как диктатуру развития. Шах  сформировал идеологию   реформ  под названием «Белая революция». Он активно создавал национальную промышленность,  боролся с неграмотностью, разворачивал образование, предоставил избирательные права женщинам,  Однако, эта политика натолкнулась на мощный протест  традиционного исламского общества. Во главе противостояния стоял аятолла Хомейни и исламское духовенство.  В 1978 году в стране начинается революция, которая происходила под лозунгами «Смерть шаху» и «Да здравствует исламская республика». На улицы Тегерана выходили  миллионы человек. Войска применяли оружие, но безрезультатно.  В итоге шахиншах покинул страну и монархия пала.[8]

 Что можно сказать о традиционном  обществе переживающем эпоху догоняющего развития. Чем более отстало это общество,  чем значительнее расстояние, которое необходимо пройти в ходе модернизации, тем  страшнее  преобразования в глазах носителя традиции. Необходимо отказываться от привычных моделей мышления, обретать новые навыки, менять собственное сознание. Традиционного человека мучают апокалиптические страхи и предчувствия. Новая власть явно приняла сторону Дьявола, Она разрушает наш привычный и единственно возможный мир. Эти люди  могут выйти на улицы и смести неверную власть. Пройдет какое-то время, традиционное общество войдет в эпоху секуляризации и страсти улягутся. Но на первых этапах напряжение  предельно.

    Сегодняшним молодым людям трудно почувствовать, что это такое – жить в устойчивом и неизменном мире. Пятьдесят лет назад мир был гораздо стабильнее и менялся неспешно.  Старшее поколение еще помнит керосиновые лампы и патефоны. Те, кто входят во взрослую жизнь сегодня воспринимают тотальные перемены как нормальную характеристику бытия.  Произошло переструктурирование человеческой психики. Она ориентирована на перманентные изменения окружающего мира.

Неимманентное  развитие, а догоняющая модернизация это и есть неимманентное развитие, переживается носителями традиционно-архаического сознания как сильнейший стресс. Этот стресс нельзя ни снять, ни отменить. Его можно только уменьшить,  максимально дистанцируясь от источника инноваций. Многие характеристики российского сознания восходят к описанному феномену. К примеру – изоляционизм, стремление максимально дистанцироваться от Запада. Отметим, что за век с небольшим Россия три раза декларировала союз с западным миром: в Первую мировую, в ходе Второй мировой и, с конца Перестройки до начала нулевых годов. При этом периоды изоляции и противостояния в несколько раз превосходят недолгое единение и «Возвращение в общеевропейский дом».

 В состоянии догоняющего развития Россия находится с начала XVIII века. Мы живем в этом режиме четвертый век. Заметим, советский проект ставил цели «догнать и перегнать» ведущие страны Запада. На это общество нацеливала вся мощь  тоталитарного государства. Однако крах советского проекта, в  конечном счете, задан проигрышем в технологической гонке. Советский Союз демонстрировал сугубо экстенсивное развитие. И хотя к интенсификации постоянно  призывали партия и правительство, об этом  неустанно вещала пропаганда, ничего  не получалось.

Можно  сказать, что проблема в громоздкой и неспособной  к  интенсивному развитию  социалистической модели экономики. Но этот ответ носит частичный характер. А почему в СССР реализовывалась именно такая модель? Чего бы Союзу не развивать рыночную экономику?  Дело в том, что рыночная экономика формирует автономного субъекта и, по мере своего развития, хоронит сакральную власть. Там, где мир делится на пастырей и пасомых, рынок невозможен. Такова объективная логика всемирно-исторического процесса, которая рождает основания для осторожного оптимизма.

Вернемся к теме нашего исследования. Советский проект натолкнулся на непреодолимое препятствие в виде базовых социокультурных характеристик населения страны. Традиционно-архаическая ментальность противостоит  интенсификации в любой сфере. Социалистический проект государственной экономики был единственно возможным на отечественных просторах. Но этот проект по своей природе лишен потенции имманентного саморазвития. Советский человек пребывал в убеждении, что завод, построенный однажды, должен работать вечно. И существует он для того, чтобы дать людям работу.

    Мысль о том, что завод на котором работает «наш человек», а значит и его работа,  существует до тех пор, пока предлагаемая им продукция  конкурентоспособна, лежала за рамками мышления нормального советского человека. Работа есть особый сакральный ритуал. Простой человек не знал этих слов, но переживал свою работу именно так. Динамика требует  установку на оптимизацию, предполагает комбинаторное мышление и разрушает ритуально-магическое сознание; она принадлежит иной исторической эпохе. Интенсификация возможна только тогда, когда каждый работник постоянно озабочен проблемой оптимизации. А ориентация на оптимизацию напрочь  разрушает традиционный универсум.

     Так мы возвращаемся к проблеме массовой ментальности  и социокультурных характеристик россиян, вытекающей из специфики становления российского государства, а также  процессов догоняющей модернизации. Сегодня, когда подавляющее большинство граждан нашей страны живет в городах, где медленно, но неотвратимо формируются структуры зрелого гражданского общества. Плановая государственная  экономика ушла в прошлое и люди учатся существовать в  конкурентной рыночной среде. Все это   формирует новое историческое качество ментальности и культуры. В этих процессах можно усмотреть шанс вписания  страны в процессы общемирового развития.

В начале статьи мы упоминали конфликт между Россией и Болгарией по поводу строительства сети железных дорог. Вот что писал  по поводу данной коллизии  марксистский историк, верный ленинец М.Н.Покровский: «план был составлен так, что болгарские железные дороги должны быть непосредственно связаны с русскими и только с ними… Но болгарская буржуазия, увидев мертвую петлю, которую ей хотят накинуть на шею, решительно взбунтовалась и обнаружила самую черную неблагодарность».[9] Россия устроила заговор и  выгнала из Болгарии  князя Александра Баттенбергского,  Русские офицеры в критический момент ушли из страны. Однако, «Болгария бросилась в объятия Австрии и из ее рук приняла нового князя Фердинанда Кобургского»[10]  который правил страной до 1918 года.

  Покровский указывает на интересный аспект болгарской истории XIX века. Формирование в стране значительного слоя влиятельной буржуазии,  свидетельствует о зрелости болгарского общества, экономика которого активно развивалась еще в теле Османской империи.  В 80-е годы XIX века буржуазия, способная осознать национальные интересы, определила стратегический выбор Болгарии, о котором пишет историк.

   Российское понимание смысла и целей исторического бытия в ту же эпоху в стадиальном отношении отстояло на четыре века, а буржуазии как субъекта исторического выбора не существовало. Осознание собственных интересов и борьба за их реализацию –  свидетельство высокого уровня гражданской зрелости болгарского общества. Стремление в Европу было не идеей фикс, а  естественной реакцией  отвечающей  качественным характеристикам  этого общества.

Стоит упомянуть и о том, что фракийцы, жившие на территории страны,  в VIII –XVII веках до н.э. сталкивались с греческой цивилизацией (греческие полисы на данной территории). А во  II веке до н.э. началось римское завоевание этих территорий. Далее в IV веке территория Болгарии оказалась под властью Византии. Мы далеки от желания связать каким либо образом появившихся в VII веке протоболгар с греко-римским континуумом. Однако, протоболгары заселяли территорию, на которой веками существовала античная цивилизация. Предметное тело ушедшей культуры, отдельные технологии и элементы образа жизни в таком случае наследуются. Все это безусловно сказывалось на складывающейся  болгарской идентичности. Болгария формировалась не на голом месте.

Из  европейских государств Московское царство сталкивалось с Польшей и Литвою, которые  была глубоко провинциальной версией раннего европейского государства. Настоящий контакт с Европой начинается с эпохи Петра I. Как минимум до Ливонской войны, московская элита  могла позволить себе горделивые иллюзии относительно противостоявшего ей Запада. Перипетии Смутного времени задали первый толчок к разворачиванию модернизационных процессов.

    Первым необходимость изменений осознал Борис Годунов, который отправлял в Европу на учебу боярских детей и даже планировал открыть в Москве университет.

     И последнее соображение:  Государство понятно и постижимо для человека, включенного в письменную культуру. Категория «малограмотный» не в счет [11]. Учтя это обстоятельство вспомним, что российское крестьянство  оставалось безграмотным до начала компании по ликвидации безграмотности в 20-30 –е годы  прошлого века. Безграмотный обречен мифологизировать государство, постигать его на основе модели патриархальной семьи. Отметим, что советский режим воспитал  привычку и потребность читать газету у поколений людей включавшихся в письменную культуру. И это – безусловная заслуга Советской власти.

Патриархальное крестьянство  было безграмотным, а значит догосударственным по принципиальным основаниям.  В этой связи отметим, что Новгородская археологическая экспедиция, работавшая  с тридцатых годов прошлого века обнаружила массив (более тысячи) берестяных грамот. Природные условия, характер почвенного покрова благоприятствовал  сохранности этих артефактов. В силу плохой сохранности бересты, ее использовали для частной переписки и личных записей. Официальные документы писались на пергаменте.  Об этом  интереснейшем явлении написано две монографии.[12] Берестяные грамоты свидетельствуют о высоком уровне грамотности в Новгороде. Люди писали друг – другу, делали записки на память.  Граждане  Новгородской республики были включены в  письменную культуру. Раскол на узкий круг грамотных (пастырей) и  массу безграмотных (пасомых) – достояние  последующего этапа отечественной истории.

В ХХ веке названная константа российского бытия активно преодолевается. Раскол на безграмотных и грамотных в первой половине века. А далее, на малограмотных и  «больно грамотных»  во второй половине   –  свидетельство межгенерационного процесса включения крестьянства в культуру большого общества. Иными словами, российское общество переживает неспешный процесс консолидации после ликвидации безграмотности. Исторические процессы задаются массой факторов и идут в своем темпе. Они могут показаться медленными. Тем не менее, процессы эти идут.

     Публикуется впервые.

 

 

 

 

[1] При этом, группа студентов- пятикурсников не может без помощи гаджета ответить на вопрос – кто такой Герцен?

[2] Ясюкова Л.А. Изменение структуры интеллекта подростков с 1990-х  по 2020 годы. psy.su›feed/8560/

 

[3] Там же.

[4]Там же.

[5]Баландин Р.К. Лекции «Возникновение Древнерусского государства».studfile.net>preview/ 1955977 /page 4/

. 

[6] А.А Пелипенко. Глобальный кризис и судьбы Запада. М. «Знание» 2014. С. 160.

[7]О.А,Сухова. Десять мифов крестьянского сознания. М. РОССПЭН, 2008.

[8] Например см: Геннадий Потапов. Персидская империя. Иран с древнейших времен до наших дней. М.2019

[9]  М.Н. Покровский.  Русская история в самом сжатом очерке. Партиздат 1933. С.286

[10]  М.Н. Покровский. Там же.

[11] Малограмотный это паллиттивная  форма культурного субъекта, снимаемая в ходе межгенерационных процессов смены базовой модели.

[12]   В.Л. Янин «Я послал тебе бересту»М. 1975.

 Академик Л.В. Черепнин. Новогородские  берестяные грамоты как исторический источник.  М. Наука. 1969.