>> << >>
Главная Выпуск 9 Воспоминания об Эпохах
Воспоминания об Эпохах

Тайны о Высшей Верховной Власти в Советском Союзе, которые выбалтывались или же разглашались но с глазу на глаз

Леонид Ейльман
Июль 2015
Опубликовано 2015-07-23 00:00

 

Предисловие редакции NCJ. Вокруг каждого из нас были люди, знавшие тайны Советской Власти, но не разглашавшие их. У Леонида Ейльмана был талант - и бесспорная смелость - находить этих людей. Заставить разговориться и разболтаться. А сказанное ими запоминал. Можно сказать, что Ейльман был шпионом внутри Советского Строя. Только работавшим не на иностранную разведку, а ради удовлетворения собственного любопытства. Ну и, как оказалось, для того, чтобы услышанное и запомненное, рассказать нам. 

 

СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА
 

Как медведь в зеленой шкуре
В светлой дымке спит гора.
Тонким кружевом ажурным
Воды к морю мчит Кура.

 


Самолёт замер, как зверь перед прыжком, взревел моторами, дрогнул и
стремительно побежал по взлётной полосе. Он легко оторвался от земли, пробил
ослепительную белую вату облаков и вышел навстречу солнцу и голубому
простору.

 


­Обманчив этот белоснежный ковёр внизу, покрывало пропасти,­ думал я, ища
глазами разрывы облачного покрова. В разрывах виднелись посёлки ­жалкие гнёзда
человека. А вот показались могучие Кавказские горы, исцарапанные чьей­то
гигантской рукой. Что это за царапины: дороги или речки? В ушах защемило.
 

 

Самолёт шел на посадку в аэропорт “Тбилиси”. Ещё несколько часов по железной
дороге, и я прибыл в санаторий Ликани.
 

 

Меня приняла медсестра Нанна, поселила в одной палате с ветераном войны и
труда, наскоро нас познакомив.
 

 

 

Утром я подошел к окну своей палаты и восхищённо начал рассматривать
открывающуюся панораму гор Триалетскрого хребта.
­

 

Смотри, какая­то чёрная птица с жёлтым клювом вьёт гнездо в раструбе
водосточной трубы,­ заметил мой сосед по палате.
­

 

А ведь не подскажешь ей, что это делать нельзя, птичьих слов не знаешь,­
поддержал я знакомство .
­

 

Что птица, родной сын моих слов не понимает. Я ему объясняю: брось свою бабу:
стерва она. Свил с ней гнездо, как эта глупая птица!
­

 

Вы не в ладах со своей невесткой?
­

 

Гадина она,­ продолжал сосед, глядя в окно,­ уговорила мою жену переписать её
деревенский дом на своё имя. А дом­то мой. Я там в огороде спину гну. Теперь моя
невестка только и ждёт моей смерти, чтобы всё себе забрать. Но нескоро дождётся.
Меня и к расстрелу приговаривали, и травили, а я жив. Я прошел всю
Отечественную, шесть танков потерял. У одного танка снесло башню снарядом, а
меня так контузило, что я потерял дар речи. Уж что только со мной врачи не
делали: один раз с третьего этажа на одеяло сбросили. А как в бане какой­то
подлец окатил меня холодной водой, так я со злости его таким матом обдал, что
понял­ речь вернулась. Самое странное, что я во сне разговаривал с какими­то
странными людьми, почему­то на каком­то тюрском языке. И снился мне один и тот
же восточный город.
­

 

Любопытное явление. А почему Вы решили, что город восточный?

­

Пыль дороги, пирамидальные тополя, горы, море ­ похоже на Крым.
­ Это что­то из области сверхестественного. Скажите, а Ваш сын другого мнения о
своей жене?
­

 

Этот дурак, хоть он уже полковник КГБ, не может иметь своего мнения.
Мнение может иметь старший: отец или начальник. Беда, если всякий будет иметь
своё мнение. Только тогда была хорошая жизнь в стране, когда она жила одним
мнением­ мудростью вождя!
 

 

Я внимательно посмотрел на своего собеседника и увидел мрачный,
озлобленный взгляд небольших, глубоко расположенных малоподвижных глаз.
­

 

Вы помните это время?
­

 

Отлично помню, я ведь был шофёром на даче Хозяина.
 

 

Мне стало не по себе. Он прервал разговор, и мы отправились ужинать.
После ужина я вошел в нащу палату, тихо разделся и заснул, но в пять часов утра
что­то заставило меня проснуться. Контур горы, который был виден через окно
спальни, сзади был чем­то высвечен. На самой вершине горы блестела ярким
золотом маленькая звёздочка. Не спалось. Звёздочка постепенно увеличивалась, и
вскоре на вершине горы запылал костёр­ конический столб яркого золота. Сосед по
палате тоже проснулся и удивлённо смотрел в окно.

 


­ Что это может быть?­ тревожно спросил я, показывая в окно.
­

 

Золотой огонь на горе. Узкий золотой столб света! Ну как не встать на колени
перед Б­гом! Огонь священного костра! Но почему не видно пляшущих вокруг
пламени фигурок служителей культа. Постепенно золотой столб удлинился и
изогнулся вправо.Не Промитей ли показывает раскаленный добела клинок?
Прошло еще некоторое время и огонь на вершине горы принял очертания лунного
рога. И жильцы палаты поняли: чудо имеет прозаическое объяснение. Из­за горы
поднималась рогатая луна.
­

 

А вот со мной были настоящие чудеса, ­заявил сосед по палате.
­

 

Вы имеете ввиду контузию и разговор на тюрском языке?
­

 

Вся моя жизнь­ сплошное чудо. И началось оно в обычное весеннее утро. Я вёл
свой грузовик по ещё не проснувшейся Москве. В такое время на улицах тихо,
никого нет. И вдруг лохматая собачка кинулась через дорогу. Я почувствовал удар и
понял, что сбил хозяйку собачки, которая бросилась её спасать. Я дал газу и был
таков. А вечером подумал, что автомашин в Москве мало, кто утром выезжал из
гаража, легко узнать, найдут и тогда тюрьма. Утром я пошел в военкомат и
попросился добровольцем в армию. Авось, такой шаг смягчит наказание. Меня
отправили на Дальний Восток. Но там меня нашли. Вызвал меня к себе особист.
­

Это ты задавил женщину в Москве?
­

Нечаянно, уж так получилось!
­

Будешь с нами работать, тогда простим.
 

 

После этого разговора я уже успокоился и уже думал демобилизоваться, как
особист снова меня вызывает: я наблюдал за тобой и решил рекомендовать тебя
на спецслужбу. Приедешь в Москву и зайдёшь по этому адресу.
 

 

 

В Москве я явился по указанному мне адресу. Вхожу, сидит офицер­кадровик. Он
меня спрашивает: “Шофёр, водитель танка? Будешь работать на легковой
машине". Я ему о том, что я шофёр грузовика, да и то неважный. Он мне: "Это не
главное, главное для нас ­ характеристика! И всегда помни, что лежит на твоей
совести!"
 

 

Одно время я возил Горького. Ещё плохо вёл машину и чуть было не задавил
старушку. Тут наш гуманист мне и брякнул:­“Чего растерялся, дави!” Я обиделся.
Он намекнул, стервец, на мою связь с органами. Я­то понял!
 

 

Потом мне дали восьмицилиндровую американскую машину и поручили возить
начальника особого отдела по проверке качества пищи, родственника Хозяина ­
Игнатошвили. Говорили, что он был сводным братом Хозяина. Он был уже стар, но
за бабами носился, как петух. Все куринные ножки обгладывал: там какая ­то
полезная клейковина для мужчин есть. А ещё любил индюшачью печёнку. За
свежей печёнкой меня гоняли ни свет, ни заря за двести километров на индюшачью
специальную ферму. Привезёшь, а он ещё и не ест ­ куриных ножек объелся!
 

 

Ходил он, как и хозяин, в простом френче, но с огромной палкой. Очень похож
был на Хозяина, но повыше. По­русски знал всего три слова: "стой, пошел и
колхоз." Колхоз у него вроде ругательства был. Как то раз милиционер остановил
мою машину за превышеие скорости. Не успел я объяснить милиционеру, что на
ветровом переднем стекле у меня знак вседозволенности, как мой пассажир вылез
из машины и пустил свою дубинку в ход.
 

 

Постовой упал, а он разошелся, шипит: ­“В колхоз, в колхоз, в колхоз!”
Постовой уже понял свою оплошность. Он сам недавно приехал в Москву из
колхоза и обратно туда не хотел.
­

 

Куда ты возил этого старика?
­

 

Да из Москвы на дальнюю дачу в Михнево, бывшее имение графа Орлова­
Давыдова. Живописное место: речка, два пруда, лес, церковь с усыпальницей
графского рода и графский дворец.

 


­ Ты говорил, что был на войне, а работников Кремля на фронт не брали?
­

 

Всё моё счастье погибло из­за одной жидовки ­“жены” Сталина. Наверное, не
знаешь, что наш вождь в 55 лет снова женился. Она была такая стройненькая,
чёрненькая, но не кавказских кровей, как женщина, которую взяли для присмотра за
детьми. Ее звали Анна Рубинштейн. Вся обслуга получила угощение со стола
празднующих свадьбу. Но невеста не была в белом платье. Я решил, что среди
партийных теперь новая мода, но мне сказали, что Хозяин просто вернул себе
жену, которая была у него пред Алиллуевой. На другой даче, которая ближе к
Москве, иногда появлялась певица из Большого театра, но об этом никто не смел
говорить вслух. Вот из­за этой “жены”­ еврейки я и попал под подозрение
начальства.

 


Она доложила особистам о том что мы с Васькой Сталиным выпили по стаканчику
коньяка.

 
­ Я как­то дежурил по даче. Хожу с повязкой на левой руке, а навстречу мне
Василий­ сын Хозяина. Он меня позвал: "Пойдём, выпьем коньячку". Я, конечно,
отвечаю, что не могу, на посту. А он пристаёт: ­“я за всё отвечаю, не бойся!”
Он притащил два стакана и бутылку. Мы хватанули по полному, стаканы под стол
поставили. Будто ничего и не было! А тут "жена" Хозяина.
­У, стерва! Только я за рюмку, как она тут! ­ подосадовал Васька, увидев жену
Хозяина.

 


Тут я и поддел моего карасика: "засели эти кругом так, что русскому человеку и
дышать нечем­ кругом чесноком пахнет." Он и выдал мне: ­“Мой отец теперь
хорошо разобрался: социал­демократы это продажные шкуры империализма, а вот
национал­социалисты это действительно народная партия. Евреям теперь не
удастся нас с ними поссорить. Евреи нас втянули в Испанскую войну. Это они
подняли крик:­ “Защитим Республику от фашизма! Они не пройдут!” “А теперь мы
готовим парашютно­десантные войска и скоро будем лететь в Британские колонии,
Индию. Там поохотимся на тигров в тропических джунглях. Уже обо всем с немцами
договорились, но есть одна заковыка: они требуют вернуть им обратно Прибалтику. Я слышал, как отец уговаривал Жукова вывести оттуда войска и если надо, то повоевать с немцами понарошку, но лучше продемонстрировать немцам нашу силу на финнах. Главное, чтоб евреи не шумели. Будто эта Прибалтика евреям больше нужна, чем нам!”

 


­ Теперь я понял: Сталин организовал Великую чистку в 37 году, чтоб убрать тех,
кто мог противиться сближению с фашистами., но он ошибся, считая что Гитлера
интересует только Европа.

 


­ Сталин ждал нападения на Прибалтику в воскресенье и даже отпустили офицеров
в отпуск, что бы не было случайных конфликтов. Нам раздали немецко­русский
разговорник , чтоб мы могли общаться с новыми друзьями. Я понял: инцинденты на границе, сосредоточие немецких войск поэтому не были для Сталина неожиданностью. Он был уверен в том, что Гитлер хочет быть хозяином только в Европе. Гитлер­ собиратель немецких земель и его не интересует Азия. Сталин стал интендантом Гитлера, чтобы ему незачем было
интересоваться Азией. Когда немцы устраивали провокации на границах, то они
проверяли придерживается ли Сталин договоренности о Прибалтике. Реакции
Сталина на эти нападения не было, даже после доклада ему военноморского
наркома, контр адмирала флота Кузнецова ­ командующего Северным флотом о
явном начале войны. Сталин хотел доказать Гитлеру своим молчанием, что
договоренность о передаче им Прибалтики сохраняется . Кузнецов не понимал
того, что пакт, подписанный с фашистами в 39 году, не только политический, но и
идеологический, основанный на ненависти к демократии и ее носителям­
евреям. Жуков не поддержал Кузнецова и между ними возникла неприязнь. Но,
чтобы не возникло желание прихватить что либо еще у Советского Союза Сталин
сосредоточил свою армию поближе к Румынии, создав угрозу захвата источников
нефти. Гитлер, действительно, совершил вероломство вопреки договоренности,
решив покончить с Россией, многовековой угрозой Германии с Востока. Но он
направил Сталину Меморандум о войне, где объяснил причину нападения
недоверием Сталину из за действия Коминтерна.

 


­ Как “гениальный” вождь, провидец не обратил внимание на то, что количество
сосредоточенных немецких войск намного больше того, что требуется для захвата
Прибалтики и их из Прибалтики можно направить через Беларуссию на Москву?
Ведь если бы не первая пролетарская дивизия 20­й армии под комадованием
комдива Крейзера не задержала немцев под Смоленском, то Москва была бы
захвачена.

 


­ Да вообще бы не было войны! Как Сталин договорился с Гитлером, так и
случилось бы, но нас с Гитлером поссорили евреи! Их никто и не просил
поддерживать Сталина. Писатели, учёные, журналисты и даже капиталисты
хвалили нашего вождя: великий эксперимент, справедливое общество,
интернационал: коминтерн! Все они лезли в Москву поцеловать зад Сталину. Вот
Гитлер и решил, что Сталин их друг, опирается на них и не верил ему. А Сталин
мечтал о дружбе с Гитлером.

 

После провала испанской кампании, финской войны
как было не вести тайные переговоры с немцами и не принять их требования. Я
читал немецкую листовку. Там было написано, что война нужна евреям и имеет
только одну цель­ истребление немецкого народа, который противостоит евреям на
их пути к мировому господству. Именно евреи являются вдохновителями и
связующим элементом антинемецкой коалиции.

 
Однажды начальник особого отдела неожиданно вызвал меня к себе. “Если хочешь
у нас работать, то можешь жениться только на проверенной нами женщине. Бери в
жёны нашу повариху, понял?”
­ Женись, когда Игнатошвили уже на ней женился!
­ Так ты возражаешь?
­ И ты послушался коменданта? ­ cпросил я.
­ Я подумал, что плохая жена унизит словами достойного мужа, а хорошая, если и
наставит ему рога, то хранит эту тайну, как зеницу ока. Да и любитель я тёплых
мест, где вкусно кормят. Но не помогла мне и женитьба. Комендант решил от меня
отделаться на всякий случай. Началась финская война, и он отправил меня на
фронт.

 


Тем временем уже совсем рассвело, и настало время завтрака. После завтрака
шофёр предложил Марку посидеть около корпуса. Ему хотелось продолжить свой
рассказ о своей жизни.
­

 

Началась Отечественная война. Вот тут ­то я и хлебнул всего. Под Харьковом
видел, как молодых ребят, не обученных, с одной винтовкой на отделение, гнали в
атаку. Немцы их колотили штыками: жалели патроны. Я сидел в своём БТ­7 и
ничего не мог сделать: не было патронов к пушке 37 калибра. Пушка эта никакую
броню не пробивала. Зато мою броню брала винтовочная пуля. Стоим мы,
танкисты, в лесочке, а рядом по шоссе поток пехоты к немцам в плен идёт.
Растерянность, паника. Вечером вижу, как десять женщин впряглись в плуг, чтобы
пахать землю. Дай, думаю, я им помогу. Подцепил я плуг танком и только пропахал
борозду, как наш полковник появился. Сам выпивши: расстрелять тебя гада надо.
Боевую технику по полю гоняешь! Уже за пистолетом полез. Тут бабы меня
окружили: "стреляй и в нас, защитник! Вон по шоссе наши в плен бегут, что же в
них не стреляешь? Трусишь?" Он протрезвился и махнул рукой.

 


А под Ворошиловоградом на паровозостроительном заводе, чуть не сдох. Осень,
холод. Мы приехали получать новые танки. Их на Горьковском автозаводе
собирали из готовых узлов, что присылали американцы. Эти танки назывались
"Валейтайн". Мы их звали Валентиной. Они имели две башни. Потом наши
инженеры одну башню сняли, мотор скопировали и назвали танк тридцать
четвёркой.
 

 

Я продрог. Подумал, что надо поесть, а то заболею. Распечатал свой Н.З., вскрыл
банку американской тушенки. Только я вытер свиное сало с губ, как в зал, где мы
лежали, вбежал мужичок в засаленной телогрейке.

 
­ Братцы! Я вам для согреву спиртку достал. Согревайтесь милые! Застыли, небось.
У меня самого брат танкист.
 

Как сейчас помню этот алюминиевый бак с красной подписью: столовая No9. Наш
командир зацепил алюминиевой кружкой все двести грамм: " Ох, и хорошо идёт!
Только по одной кружке, не напиваться. Завтра у нас рабочий день!"
Ребята и прихватились. Я тоже хлебнул грамм пятьдесят. Гляжу, а у командира
кровавая пена изо рта, лицо почернело, кружка выпала из рук. Я его по щекам. А
уже поздно! Звоню в медчасть: нас отравили!
 

 

Приехала девчонка­ врач с одной банкой американской сгущёнки. Развели эту
банку на ведро воды. Кругом крики, стоны. И пить эту воду в ведре уже не кому.
Человек тридцать подлец отравил. Меня спасло то, что я жирной тушенки перед
этим поел.
­

Поймали этого гада?
­

Дежурил я три дня в заводской проходной, да где там.
 

 

 

Под Вязьмой нам немцы молотилку устроили. Гнали нас в атаку. Я насчитал перед
нашими окопами пять слоев мертвецов. Ни вперед, ни назад! Сзади наши особисты
с пулеметами. Как уцелел, не знаю?
 

Дали мне снова танк, и в бой. Хорошо, что не тяжелый, у тяжелого танка башня не
поворачивалась. В таком танке не видно, что делается по бокам. Слава Б­гу под
Прохоровку около Курска не попал. Там наших танкистов погибло немало. Какой­ то
дурак отказался от переброски танков по железной дороге и заставил танки
двигаться самоходом. Вот и выработался у танков моторесурс.

 


Едешь, бывало, после боя, а на поле и свои, и чужие, мёртвые и живые.
Приловчились мы ездить так, чтобы труп между гусеницами оставался. Тогда
ребята через нижний люк срывали у немца ранец. А в ранце и коньяк, и даже хлеб в
упаковке выпечки еще1936 года.

 


Комиссар Шварцман это заметил и начал выговаривать: не бережём моторы. Оно,
конечно, весь моторесурс тридцатьчетвёрки было всего сто десять часов.
Как­то вызывает меня к себе наш особист. Думаю, Шварцман нажаловался. Не
миновать теперь штрафбата. А особист мне говорит: ­“Все эти жиды выслужиться
хотят, мешают русскому человеку трофеями пользоваться. Ты как считаешь?”
­ Я из­за них такого тёплого места лишился, всю жизнь они мне испортили!
­ Вот в бою и рассчитаешься с ним.

 


Уж не обижайся: из песни слов не выкинешь. Пристрелил я его, когда он вылезал
из танка. Не я, так другой выполнил бы приказ особиста. Много их от наших пуль
тогда погибло. Помню, один был парикмахером до войны, а его шофёром сделали.
Не удержал он руля, когда через речку ехал. Машина с моста в речку, а он выплыл.
Наш особист его тут же и расстрелял.

 


Сосед по палате криво усмехнулся: понятно, переживаешь за своих.
­ Ладно, больше о евреях не буду. Потом мы пересилили немца. Помню, как
ворвались в Кенигсберг. Ох, и отвели мы там душу. Нам показывали фотографии,
где эсесовцы рубили нашим детям головы и пили кружками их кровь. Чего же нам
было их жалеть? Мы ловили их баб. Которые сопротивлялись ­пуля в живот. Костры
разводили прямо на паркетном полу, жгли их мебель. Десять посылок я тогда
послал домой. Кенисберг сгорел до тла. Ну, потом Жуков навёл порядок: за
мародерство­ расстрел! Правда немцы успели удрать к этому времени!

 


Я своё взял. Смотрю, ведут колонну пленных. Вижу, идёт немецкий офицер­ весь
в коже. Я подозвал его к себе. Давай поменяемся одеждой. И тут чёрт прислал на
мою душу полковника на пикапе. Офицер и пожаловался ему. Полковник записал
мои данные. Только он отъехал на автомашине, я к своему танку и влепил ему
снаряд. Теперь только в раю встретимся. И немца укокошил, чтоб не жаловался.
 

 

После Кенигсберга попал в курортный городок Раушен. Кажется это "шорох" по
ихнему. Городок небольшой, уютный, домики под красной черепицей, весна,
появилась первая зелень, море, солнышко, благодать. Смотрю, не всем весело.
Девчонка верёвку в парке на шею прилаживает, а лезть в петлю не решается.Это
она совета Геббельса послушалась: красная чума всех всё равно сгубит, лучше это
сделать самим. Мы её к себе в танк. Почти до самой Праги возили, а там помогли
повеситься.
 

 

Кончилась война, и я вернулся на прежнее место работы. А там порядочки совсем
не изменились. Такая же охрана из полковников. Пожилой полковник, а как
мальчишка, бегает по даче холуем. Летом под окошками мандарины в кадках,
закопанных в землю. Зимой эти деревья в парник ставили.

 


Главным особистом на нашей даче тогда у нас один негодяй работал. От него у
меня отметина осталась за левым ухом. Служил у нас шофёром парень один, из
деревни. Такой неумеха! То у него мотор забарахлит, то колесо снять не может. И
всегда кого­нибудь звал на помощь. Как­то он позвал моего дружка Василия, а тот и
ляпни в сердцах: “Ничего сам сделать не может. Вот из­за таких бестолочей
колхозы пришлось делать.”

 


Вечером вызывает меня в голубой кабинет наш Главный особист и спрашивает:
­ Был такой разговор?
­ Я не слышал.
­ Это не беда. Я сейчас тебе его напомню.
И как врежет мне в левое ухо. Всё поплыло кругом.
­ Вспомнил, или ещё справа зайти?
­ Что тут скажешь? Вспомнил!
­ Тогда распишись здесь.
И даёт мне бумагу, а сам то, что там написано, рукой прикрывает. Больше я
Василия своего никогда не видел. А потом и Главный особист пропал. Мужики
нашего коменданта избили до смерти. Я его сам в больницу отвозил. Он по дороге
всё грозился всем головы оторвать, но не тут­то было. Не разрешили ему вернуться
на дачу. Вскоре и Хозяин умер. Нас и рассчитали.

 

Я ушел слесарем в институт паразитологии. Там интересные опыты ставили. Блохи в банке мышей мучили. Когда блох много, так они от мышенка один скелет оставляют. Звереют, прямо, как люди!
 

 

Потом перешел на работу в морг при Пироговской больнице. Там больше
платили мне. В больнице есть такой бассейн с формалином. В нём трупы плавают.
Я их по просьбе студентов багром вылавливал. Они их режут, а потом бабке отдают
на вываривание. Из них скелеты делают. Ночью идёшь по подвалу. Лампочка
тускло светит. Они белеют готовенькие. Жутковато!

 


Как­ то к нам в морг труп молоденькой артисточки привезли. Я её использовал, а
бабка, что трупы варит, заметила и донесла, стерва! Меня тут же уволили.

 


Отправили на пенсию. Теперь я персональный пенсионер­ ветеран.
­

Страшный Вы человек.
­ Не я страшный, а жизнь страшная. Покупался я в кровушке, но выплыл.
­ Страшно то, что Вас породило.
­ С чего это ты решил, что другие лучше меня. Будто не знаешь, что, чем ниже
кланяется человек, тем легче на него одеть ошейник, а ошейник можно прикрыть
венком из цветов. У моих друзей есть родственник еврей, так они готовы его
растворить в серной кислоте, а раствор выпить.

 


­ Я понимаю, что дело не в Вас лично. Вы ­ продукт эпохи, свидетель коварства и
шкурничества.
­

 

Это романтики жертвовали всем ради идеи, а мы с Хозяином подбирали их
одежды и при меряли их на себя.
 

 

Меня разозлил его уверенный в своей правоте тон, и в моем мозгу пронеслась
стрелой мысль:­ "Вы по происхождению украинский, донской казак? А знаете ли,
что в Вас течёт хазарская кровь. Вы не славянин."
­

Почему ты так решил, дурень?
­

Вы же сами рассказывали мне про чудо, которое произошло после контузии. У Вас
в голове появились тюрские слова. Видимо, существует память предков в нашем
мозгу. Её нужно только разбудить!
­

Скажешь тоже! Так можно и евреем меня сделать.
 

Он плюнул на землю и обиженно встал со скамейки. "Он просто герой нашего
времени. И этот “герой” пришел на смену чистых помыслами революционеров.
Значит эти помыслы зашли в тупик двухмерного мира, мира, где нельзя вслух
сказать людям правду, в тени несвободы и выросли такие шкурники, и дело в
порочности системы, а не в народе,"­ размышлял я.
 

Шли однообразные дни отдыха. Как­то после обеда мой сосед по палате пригласил
меня погулять по парку, раскинувшемся на левом берегу реки Куры. По дороге мы
наткнулись на старый железнодорожный путь.
­

Странно, дорога идет в направлении к границе Турции. Кому нужно было из
городка Боржоми ехать в Анкару?
­

По этой дороге хотели подвозить танки, если Турция не согласится отдать
Дарданеллы Сталину, но Гитлер накануне войны со Сталиным заключил союз с
Турцией и Сталин понял, что Дарданеллы ему не видать. Это его испугало и он
приказал Жукову отдать приказ о воскресном отпуске офицеров прямо накануне
войны, чтоб доказать Гитлеру: мы на Вас не обиделись за отказ отдать нам
Дарданеллы и доверяем Вам.


Я покажу тебе дворец, где незадолго до своей смерти отдыхал наш Хозяин, а
заодно попьём там минеральной воды. В этом дворце и сейчас для знатных особ
сервис рая.

 


Я охотно принял предложение шофера. Парк на берегу Куры был великолепен:
столетние сосны, вечнозелёные кустарники, хрустально чистый воздух. Вдруг
дорожка свернула резко влево, к Куре, и неожиданно перед гуляющими возникло
необычное здание из красного кирпича, перехваченное несколькими лентами
серого гранита. Внимание мое привлекла скульптура горных орлов, застывших в
драке между собой из­за растерзанного зайца. На веранде здания, в специальной
нише, стоял мраморный бюст Ленина. От здания шла деревянная галлерея к
беседке с источником минеральной воды. Мы напились воды и сели на широкую
деревянную скамейку.

 
­ Неплохо отдыхал наш Хозяин. И стоило ли объявлять войну дворцам, чтобы
застраивать мир хижинами? Как видишь­ дворцы уцелели, а хижин нам всегда не
хватало и теперь не хватает! И вообще прежде чем читать кому­то проповеди,
надо научиться выполнять заповеди, жить поскромнее.
­

 

Насаждать демократию в нашей стране­ это всё равно, что сажать пальмы в
условиях вечной мерзлоты,­ заметил сосед по палате.
 

 

Я подумал о том, что все эти человеческие пороки расцвели в результате какого­
то ужасного сговора либералов: не выносить сор из избы.
 

 

***

 

Перед самым отъездом домой я решил попрощаться с медсестрой, приветливо
встретившей меня по приезде в Ликани,­ маленькой, сгорбленной Нанной.
­

 

Прощайте, Нанна, уезжаю из Ваших целебных мест!
­ Вы правы, места у нас благословенные, недаром осенью 1951 года отдыхал у нас
сам Йосиф Сталин.
­ Не помогли ему Ваши места, он ведь вскоре умер!
­ Дело не в наших местах. Его убил Берия!
­ Что Вы, Нанна! Его же все любили! А уж Берия при чём тут? Стыдитесь!
­ Да я своими ушами слышала, как Сталин жаловался Берии по грузински: “Не могу
больше видеть этих еврейских прихвостней в ЦК­ Молотова, Ворошилова. Они
обрадовались, что моя рука немеет и подослали мне сиониста Виноградова с
советом оставить руководство страной, уйти на покой. Я понимаю, что они меня
ненавидят после того, как я отказался перенести в Крым еврейскую область.
Нельзя было это делать! Богатые евреи Америки превратили бы Крым в Рай, а
нищий русский народ ненавидел бы нас. Я рассчитывал на то, что еврейские
богачи Америки и Израиль будут нас поддерживать и после войны. Ошибся!
Ошибся! Но я ещё не закончил всех дел!

 


Я ещё в 1907 г. в бакинской газете шутил, что меньшевики это еврейская фракция
русской социал­демократии, а большевики истинно русская и можно устроить
погром! Но сегодня погром нам нужен, потому что, если я умру, то они затопчтут
мое имя в грязь, им есть что мне припомнить. Они­ разрушители власти! Это у них в
крови! Ты же читал протокол допроса американца Ивана Варфоломеева: они
уговаривают Президента США бросить атомную бомбу на Москву. Тебе нужно,
чтобы твои еврейские подонки подготовили объяснение наших действий для всех
этих западных “полезных идиотов”, как их называл ещё Ленин. ”

 
­Тут нужна осмотрительность, осторожность, может быть кое­ кого оставить?

 
­Не трусь, вспомни, как Черчилль не пускал их в Палестину, Рузвельт в США, а
Гитлер их просто убивал. Мировое общественное мнение молчало. А почему?
Потому что они живут в чужом доме, а лезут в чужие дела. Троцкий хотел, чтобы мы
держали его как теоретика, Б­га, оракула. Мы обошлись без его советов. Мы
построили социализм тот, который хотел Ленин. Я понимаю, что наш социализм
нуждается в дисциплине и без системы наказаний не работает, но во время войны
он показал, что является наиболее прочной системой.Этим качеством и надо
воспользоваться. А начнем с евреев.Ведь вся история большевиков есть борьба с
евреями.
 

 

Да не жалей ты их! Каменев ещё с 1904 г. тянул меня за собой и всегда выставлял
меня впереди себя: прятался за мою спину. Это он сделал меня редактором
“Правды”, чтобы удобнее было совать туда свои статейки. У них это излюбленная
манера: прятаться за наши спины и тайно руководить! Они не понимали природу
власти. Власть должна быть непрерикаема. Властью нельзя делиться. Иначе
дисциплина падает и власть уходит. Хватит их терпеть в стране, пусть за Полярным
кругом строят себе Израиль.

 


Я боялась долго находиться за кустами, но я видела, как Берия после этого
разговора прошел по галлерее к источнику. Руки его дрожали. Он долго не мог
налить себе воды. Я поняла, что разговор его почему­то испугал, хотя они не
говорили о менгрельском деле, которое волновало тогда Грузию.

 
­Расскажите как Вам удалось услышать эту беседу.
­

 

Я маленькая ростом, сами видите! Я случайно стояла за деревяной стенкой
галлереи, ведущей от дачи к целебному источнику, в кустах.

 


Я Вам скажу, что я несколько раз меряла кровяное давление вождю. Оно было
всегда 160 на 90 мм рт. столба. Такое давление у многих мужчин его возраста. Он
был вполне здоров и даже имел лёгкий румянец на щёках, совсем как на огромном
портрете на белой материи, который натянули около моста через Куру перед
самым его приездом. Я сама видела, как он лично поставил бюст В. Ленину в нишу
на веранде дачи. А бюст очень тяжёлый. Он и сейчас там стоит. У нас постоянно
лечатся гипертоники и уж эту болезнь я знаю. Единственно, что верно так это то,
что он не любил принимать таблетки, а когда чувствовал давление, то брал
немного коньяка. Извините, я заболталась с Вами, мне надо идти встречать новых
курортников, счастливого Вам пути!

 
­ Прощайте, Нанна!
 

В салоне самолёта, увозившего меня в Москву, было тепло и я задремал. Вдруг я
вспомнил. как будучи под хмельком мой знакомый­ Иван Пшенянник пугал меня
тайной лабораторией ядов, убивающих человека через несколько дней таким
образом, что у родственников убитого не возникает никаких подозрений об
отравлении. Я сквозь дремоту представил себе банкет, где собрались соратники
Вождя. Вдруг в банкетный зал входит человек в чёрном костюме. Это палач. И
наиболее близкие к вождю знают тайну человека в чёрном костюме. В их души
вползает страх. Они ждут к кому он подойдёт сегодня. Сталин внимательно
наблюдает за ними. Технология страха отработана!
 

 

Мысли мои вернулись к разговору с Нанной. Конечно, Сталина не остановит
собачья преданность ему Берии. Берия несомненно понял, что Сталин решил
уничтожить всех живых свидетелей его преступлений и его в том числе.
Не подослал ли Берия к Сталину супергипнотезера Вольфа Мессинга? Ведь только
он мог незаметно пройти к Вождю. Для того, чтобы Мессинга не заметили Берия
отдал приказ не заходить без вызова в комнату вождя. Мессинг легко мог вызвать
у Сталина видение погубленных им миллионов, которые вопили о мщении. Ужас
увиденного вызвал у Сталина смертельный инсульт. Сталина нашли лежащим на
полу без дара речи, обмочившемся и не вызвали врача, даже не переодели. На
столе стояли три бутылки минеральной воды. Одна была открыта. Не случайно
Мессинг потом спрятался от Берии так, что его не нашли. Он не хотел больше
помогать Берии. Пожалуй Нанна права, ему помогли умереть!
 

 

Сталин любил сидеть на кожанном диване, который не мог быть передан его детям
по наследству. Всё принадлежало государству! Это не устраивает теперешних
хозяев страны. Страха больше нет! Они прибрали к рукам дачи, машины, квартиры,
но им хочется владеть банками, заводами, землёй. Их жадность, безразличие к
судьбе социального эксперимента, к маленьким людям грозит новыми потрясениями для народа.

 

 

Но как перейти к рыночному регулированию экономики, когда мы 70 лет строили
промышленность, котороя привыкла к одному заказчику – военному ведомству.
Ведь сравнительный анализ экономик ясно показал полную непригодность нашей
промышленности к рыночным отношениям. Например, у нас всего шесть крупных
комбинатов по переработке алюминиевого полуфабриката и каждый комбинат
выпускает по десять тысяч типоразмеров продукции. Заказ на продукцию
оформляется за полгода, а выполняется в течение года. В Америке 960 мелких
заводиков в этой отрасли и каждый выпускает всего по 5­6 типоразмеров. Хозяин
может проследить за качеством и потребностью в его продукции на рынке.
Заводики географически приближены к потребителям и могут быстро реагировать
на все их желания. Выполнение заказа занимает несколько дней.Как выпихнуть
Россию из административной экономики в рыночную. Неповоротливость наших
комбинатов страшная. Это монстры, уроды! Они не конкурентноспособны. Все, что
создавалось коммунистами надо разрушить. Нужны гигантские средства для новых
предприятий, нужно время, а как быть с людьми. Как им переквалифицироваться.
Частная собственность и свободный рынок еще не гарантия высокого уровня жизни.
Это только условия для развития страны. Советский Союз­ сильная страна только
в военном отношении, но эконимически не здоровая.

Добавить комментарий

Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Войдите в систему используя свою учетную запись на сайте:
Email: Пароль:

напомнить пароль

Регистрация