Наше неушедшее время

Nashe neushedshee vremia

Избранные цитаты из книги

Из голодающего Ленинграда
высылали тех, кто уже подвергался репрессиям

О сибирских таежных
деревнях, где оказались она, отец и я.
А интересные люди — кто это?
Прежде всего, та петербургская интеллигенция, которую
Сталин сослал в Сибирь в конце 1920-х. Как известно, Ленин
писал Горькому, что интеллигенция считает себя мозгом
нации, а «...на деле это не мозг, а говно»3
. Сталин относился
к ней еще жестче.
Сосланная интеллигенция, естественно, возмущалась
репрессиями, которым ее подвергали. Относиться с симпатией к сталинскому, да и вообще советскому режиму, ей
было нелегко. Но вслух выразить свое возмущение — опасно.
Послушать бы, о чем говорили ссыльные в тех таежных
деревнях! Что говорил мой отец? Но я был слишком мал,
чтобы это понять.

Все разговоры велись при мне, в нашей комнате. Я их
понимал — стал уже старше. Важнейшей темой бесед были
репрессии. Ведь ни один из приходивших к маме их не избежал. Даже наши соседи по коммунальной квартире.
Я стал спрашивать маму и ее друзей:
— А какие люди судят о Сталине так же, как вы?
Мне ответили:
— Таких немало. Но открыто говорить боятся.
Добавили:
— Академик Иван Петрович Павлов говорил то, что
думаем мы.
И рассказали мне, что слышали о взглядах Павлова.

Академик Иван Петрович Павлов говорил то, что
думаем мы.
И рассказали мне, что слышали о взглядах Павлова.
Это мне так запомнилось, что я потом много лет искал
возможности найти документальные свидетельства об этих
взглядах. Находил — по чуть-чуть. В Самиздате. А в печати — лишь через много лет.
Узнал, что Павлов писал в Совет народных комиссаров,
Бухарину, да и Молотову: «Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия... Мы живем под
господством жестокого принципа: государство, власть — все.
Личность обывателя — ничто... Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно
приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться
существами, чувствующими и думающими человечно».
Письмо в Совнарком он закончил так: «Не один же я так
думаю и чувствую? Пощадите же родину и нас. Академик
Иван Павлов. Ленинград. 21 декабря 1934 г.»

Вот воспоминания, которые Микоян опубликовал, уже
отойдя от активной деятельности: «В самом начале войны,
когда немецко-фашистские войска развертывали наступление, многие эшелоны с продовольствием, направляемые по
утвержденному еще до войны мобилизационному плану на
запад, не могли прибыть к месту назначения, поскольку одни
адресаты оказались на захваченной врагом территории, а
другие находились под угрозой оккупации. Я дал указание
переправлять эти составы в Ленинград, учитывая, что там
имелись большие складские емкости.
Полагая, что ленинградцы будут только рады такому
решению, я вопрос этот с ними предварительно не согласовывал. Не знал об этом и Сталин до тех пор, пока ему из
Ленинграда не позвонил А.А. Жданов. Он заявил, что все
ленинградские склады забиты, и просил не направлять к
ним сверх плана продовольствие.
Рассказав мне об этом телефонном разговоре, Сталин дал
мне указание не засылать ленинградцам продовольствие сверх
положенного без их согласия. Тщетно я пытался его убедить,
что спортивные помещения, музеи, торговые, наконец, дворцовые сооружения могут быть использованы как склады»

А об отношении Сталина к ленинградцам — еще одно
признание Микояна. «Транспортировка в Ленинград продовольствия по воздуху вначале осуществлялась бомбардировщиками «дуглас», которые я мог направить туда, поскольку
контролировал поставки от союзников.
Транспортных самолетов в современном понимании тогда
у нас еще не было. Мне удалось сконцентрировать, за счет
других направлений, под Ленинградом около 50 бомбардировщиков «дуглас» и перевозить на них грузы в Ленинград.
Дошло до Сталина. Он спросил меня: «О чем ты думаешь?
Зачем боевые самолеты используешь не по назначению?»
Пришлось уступить. В конце декабря 1941 г. почти все самолеты, доставляющие продовольствие в Ленинград, были переведены на выполнение других заданий

С 20 ноября снова снизили нормы выдачи хлеба. Служащим, иждивенцам и детям — по 125 граммов, да и то с
примесью целлюлозы. Вместо жиров, сахара и всего, что полагалось по карточкам, — немного яичного порошка, кусочек
американского кокосового масла или что-то еще в этом роде.
На месяц! Вода — из Фонтанки, куда десятилетиями сливали
нечистоты. Нам-то еще повезло — жили рядом с Фонтанкой.

Шла эвакуация по Дороге жизни, по льду Ладоги. Решиться или нет? Надо ли? И хватит ли сил? Желающих —
множество, хотя еще в середине февраля пошел слух, что
эвакуированные могут лишиться права на свою жилплощадь.
Но жизнь — дороже жилплощади. К тому же извечная надежда: авось, не отберут.

Во время войны о ленинградском голоде в советских
газетах почти не писали. А после? В 1949 году по приказу
свыше закрыли Музей обороны Ленинграда, куда ленинградцы отдавали свои блокадные дневники и личные вещи,
надеясь, что память о блокаде не исчезнет. Уничтожили
25 тысяч экспонатов. Руководителей музея репрессировали.

«Не только закрыли Музей обороны Ленинграда, но и
конфисковали его архивы, а директора увезли в Сибирь. И не
только художественная литература запрещалась вообще или
кромсалась цензурой, прятали, арестовывали официальные
документы: например, все документы Ленинградского Совета
обороны поместили в архивы Министерства обороны, и ни
один советский историк не имел к ним доступа, до сих пор
они хранятся под грифом высшей секретности... Из памяти была вычеркнута ленинградская эпопея; насколько это
физически возможно, создавались “провалы памяти”, как у
персонажей Оруэлла, и строительные кирпичики истории —
официальные документы, статистика, воспоминания о том,
что произошло, — уничтожались или конфисковывались»

— Таких, как я, обзывали «гнилой интеллигенцией», и
«беспартийной сволочью». Так пусть уж я такой и останусь.
Так моя мама ответила парторгу, который предложил
ей вступить в партию. Конечно, сказала сгоряча. И могла
поплатиться. Но парторг не донес.
А настроение такое у нее возникло еще в 1921–1922 годах во время ужасного голода в Поволжье. Она видела как
британские квакеры и американская АРА («American Relief
Administration») стараются помочь голодающим. А помощь,
которая шла от большевистской власти, ей казалась явно
недостаточной

Мама умерла через много лет. От рака. Но незадолго до
смерти сказала: «Ты не думай, никакого рака у меня нет.
В нашей семье умирают от голода».

Постановление 1946 года под названием «О журналах
“Звезда” и “Ленинград”». Оно задало тон всему отношению
к литературе в Советском Союзе.
«Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества,
выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на
позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства — “искусства для искусства”, не желающей идти в
ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей
молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе»1
.
В том же году — постановление о драматических театрах:
«Постановка театрами пьес буржуазных зарубежных
авторов явилась, по существу, предоставлением советской
сцены для пропаганды реакционной буржуазной идеологии
и морали, попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить
пережитки капитализма в сознании и быту»2
.
О кинофильмах:
«Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма “Иван
Грозный” обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-клукс-клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, — слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета»
.
В 1948 году — об операх:
«Речь идет о композиторах, придерживающихся формалистического, антинародного направления. Это направление нашло свое наиболее полное выражение в произведениях
таких композиторов, как тт. Д. Шостакович, С. Прокофьев,
1 Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «журналах “Звезда” и “Ленинград”» // Правда. 1946. 21 авг.
2 Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических
театров и мерах по его улучшению»// Большевик, 1946. № 16.
3 Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) 4 сентября 1946 // https://www.
kino-teatr.ru/kino/history/9-4/31/
III
42 НАШЕ НЕУШЕДШЕЕ ВРЕМЯ ШКОЛА  НАСТОЯЩАЯ 43
А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и др., в
творчестве которых особенно наглядно представлены формалистические извращения, антидемократические тенденции
в музыке, чуждые советскому народу и его художественным
вкусам»

— Только не поступайте на исторические факультеты
университетов. Голову Вашу забьют ненужным, вредным.
— А если Вы захотите стать журналистом-международником, то помните: о политике Запада писать у нас просто.
Достаточно двух слов: «пресловутый» и «небезызвестный».

история может быть в двух видах: как наука и как патриотический жанр

Вот учебник «Новая история» для девятого класса. По нему училась вся страна. Издание 1949 года, «исправленное и дополненное».
О «Черной Африке» — неполных две страницы. Как там
показана Африка? Сказано, что бельгийцы, захватив Конго, требовали от африканцев собирать и сдавать каучук и строго наказывали за невыполнение. «Если деревня не
доставляла требуемого количества каучука, туда посылался
карательный отряд. Иногда войска набирались из негров,
принадлежавших к племенам, у которых еще существовало
людоедство. Им позволяли поедать неплательщиков каучукового налога».
И завершение абзаца: «В момент захвата Конго там насчитывалось около 20 млн жителей, к началу XX века осталось всего 8–9 млн человек»
Идея очевидна — показать, какие ужасные колонизаторы: позволяли людоедам поедать людей. 
Новая история. Учеб. для 9 кл. средней школы / под ред. В.М. Хвостова. М.: Учпедгиз, 1949. С. 143.
НАШЕ НЕУШЕДШЕЕ ВРЕМЯ В СТУДЕНЧЕСТВЕ
приходило в голову совсем другое: африканцы поедают друг друга миллионами.
Этот учебник издавался каждый год, много лет. В 1962-м —
с тем же текстом. А писал это В.М. Хвостов, академик и в
дальнейшем директор Института истории.

мнение Николая II о японцах? Они — «макаки».
Что ж, такие высказывания надо знать. Они помогают понять подобные мнения, рожденные во многих других странах.
Но обязательно помнить и слова Герцена: «...вместе с
ненавистью и пренебрежением к Западу — ненависть и пренебрежение к свободе мысли, к праву, ко всем гарантиям, ко всей цивилизации»

Ольга Берггольц:
На собранье целый день сидела —
То голосовала, то лгала...
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..

У меня каким-то чудом сохранился номер газеты «Ленинградский университет» от 20 апреля 1949 года. Там — «Отчеты о
партсобраниях на факультетах университета».
На физфаке: «Отвергая гнусную идеалистическую фальсификацию физической науки со стороны таких “столпов”
буржуазной науки, как Бор, Эйнштейн, Шредингер, Эддингтон, Джингс и прочие дипломированные лакеи буржуазии...».

«Не думай; если подумал — не рассказывай; рассказал — не записывай; записал — не публикуй;
опубликовал — кайся»

В университете то и дело
кто-нибудь исчезал. Особенно — на политэкономическом
и биологическом факультетах. Да и у нас. Одних просто
выгоняли, других — арестовывали. То же самое — и в Москве, и по всей стране. Но Ленинград был опальным, и здесь давление чувствовалось сильнее. Преподавателей держали в постоянном страхе.
На нашем факультете был доцент, о котором говорили,
что он на всех собирал компромат. Да он и не отрицал — наоборот, гордился. Во внутреннем кармане носил записную книжку и, похлопывая себя по груди, говорил:
— Все вы у меня тут!

о Дмитрий Алексеевич Ольдерогге говорил весело,
с искорками в глазах, подкрепляя советы афоризмами любимых им Салтыкова-Щедрина или Козьмы Пруткова. Вроде того, что человек на Руси сохранился лишь по недосмотру
начальства. А годы для такого острословия были уж какие
неподходящие! Сталинские!..

СОДЕРЖАНИЕ
Обращаюсь к Вам! 6
I
Я реабилитирован 7
Загубленная жизнь 9
«Какие же там были интересные люди!» 10
Из сибирской тайги — в Ленинград 12
К Вам — снова! 14
II
«В нашей семье умирают от голода» 16
Блокадный Ленинград слушает Сталина 26
В госпитале 36
«Пусть уж я такой и останусь» 37
III
Послевоенный удар по культуре 40
Школа — настоящая 45
В студенчестве 45
Один день 1949 года 53
Такая вот повседневность 57
И такой учитель 60
У академика Тарле 65
Путешествия студентов в те годы 66
Судьбы старших коллег 71
IV
В атмосфере травли «космополитов» 76
АNNО DOMINI 1953 81
Не дай Вам Бог такого! 86
V
Надежды оттепели 91
И в общежитии — жизнь 97
«Не всегда хорошо кончалось...» 239
Встречи с «невенчанной вдовой» 242
Хранили память 255
По его завету 258
Даже в ГУЛАГе 260
К чему приводят запреты 264
XI
Вторая муза историка 266
Признания Примакова 269
«Мысли и афоризмы»! 271
Люблю! 275
Указатель имен 000
От отбойного молотка до работы
монтажника-высотника 99
С концом оттепели 101
Как же все мы зависим и от геополитики! 104
Москва встречает африканцев 109
Знакомство — издали 116
Удалось узнать забытое прошлое 124
VI
Мы стали первыми 127
Добрый урок 136
Добрая традиция всё же есть! 149
VII
Российский центр у Мыса Доброй Надежды 153
Нельсон Мандела о России 156
В Кейптауне 158
Россияне на юге Африки 165
Южноафриканцы — георгиевские кавалеры 169
Южноафриканская кровь — нашим раненым 170
Совсем уж неожиданная находка 172
Карьера Черчилля началась тут 179
VIII
Полвека вместе 182
Студенчество — ныне 191
IX
Сейчас бы так! 197
В американских университетах 203
Люди Зарубежья 205
Для меня — открытия 207
Главное — взаимопонимание! 211
Грозные предсказания 220
Серебряный век в моей судьбе 225
Взором его царицы 230

Nashe neushedshee vremia